Следователь старался не встречаться взглядом с Горбовским, который вдруг часто заморгал ресницами. Майор склонился над телом Алима и почувствовал, что не может дышать. Ему казалось, что парень смотрит на него своими широкими зрачками и будто упрекает в чём-то. А ведь ещё позавчера, вернее, уже вчера они разговаривали в квартире на Ржевке, и Алим предчувствовал свою гибель.
Но что мог сделать Захар, если задание ещё не было выполнено до конца? Да и предположения Гюлиханова вполне могли не подтвердиться. Вывести его из игры означало получить выволочку от генерала. Конечно, теперь Захар был согласен на это, но тогда ещё не созрел. Впрочем, выволочка всё равно будет – теперь уже из-за гибели агента. Действительно, рубашка и куртка Гюлиханова были залиты густой липкой кровью, а лицо исказилось в отчаянной, мучительной гримасе.
– Скорее всего, волоски вырваны из запястья убийцы, в тот момент, когда была утеряна запонка, – продолжал Борисов. – Если тут происходила борьба, а это не вызывает сомнений, тем более странно, что никто ничего не слышал. – Следователь перешагнул через труп, потому что иначе было не пройти – кругом валялись ящики и поддоны. – Запонка золотая, с крупным аквамарином. Из этого можно заключить, что убийца – человек весьма состоятельный. Странно, что он никого не послал на дело, а взялся сам. При этом человек отлично знал этот рынок, ориентировался в подсобных помещениях. Он здесь свой – несомненно. А. значит, его тут многие знают, и сегодня видели. Но, разумеется, они молчат. Человек с такими запонками имеет большие возможности, и потому лучше придержать язык. Следует отметить также его великолепную физическую подготовку. Дилетант не справился бы с Гюлихановым…
– Это точно, – согласился Захар.
Он присел рядом с телом на ящик и долго смотрел на перекошенное мёртвое лицо своего агента. Оно было ужасно, но Горбовский не отводил взгляда, словно издеваясь над собой, наказывая себя. Майор понимал, что не только боль и ярость исказили черты Алима, не только страх перед насильственным концом заставил его оскалить зубы и прикусить кончик языка. Гюлиханов в последние минуты жизни понял, что проиграл. Да что там – они все проиграли.
Алим знал, что был единственным милицейским агентом, успешно внедрённым к «базарным», что других таких здесь нет, и в ближайшее время не будет. А ведь через день, максимум, через два назначат дату переброски оружия. Если она окажется успешной, а это после гибели Гюлиханова не вызывало сомнений, Бог знает что наделает это оружие в руках бандитов. И сколько жертв появится из-за провала миссии Алима, сейчас даже трудно себе представить…
Горбовский не хотел сейчас поднимать голову, потому что по его щекам катились слёзы. Он смотрел на белый, сшитый из импортной мягкой кожи ботинок Гюлиханова, к подошве которого прилипли опилки и арбузные семечки. Пытался представить, какое же звено в цепи оказалось слабым. Кто сумел на кончике пера вычислить агента, да ещё так точно установил его личность?
Впрочем, Алима могли и выдать. Кто? Какой-нибудь незначительный тип из слабо осведомлённых или догадывающихся. Например, тот же Жунда… Кстати, неплохо было бы узнать, где он сейчас. Но это уже из области фантастики – такие рисковые ребята концы прятать умеют. Захар чувствовал себя так, будто на него обрушился потолок тарного склада. Полноценных напарников у Гюлиханова не было, и теперь дальнейшие действия Стеличека, Тер-Микаэльянца и их компаньонов были покрыты мраком.
– Что же мы теперь делать будем? – вполголоса сказал Захар, но Всеволод всё равно его услышал.
Он встал перед трупом на колени, наклонился к нему совсем низко и едва удержался, чтобы не коснуться губами лба убитого.
– Захар Сысоевич! – Он поднял голову, сверкнув мокрыми глазами. – Разрешите сопровождать тело во Владикавказ. Я знаю его мать и сестёр, поэтому мне будет легче с ними разговаривать. Мне очень хочется похоронить его, по всем правилам. Можно?
– Вези! – Захару стало немного легче, потому что обычно охотников объясняться с родными убитого не находилось. Видимо. Всеволод ещё не отошёл после похорон брата, и был настроен на соответствующую волну. – От всех нас проводи его в последний путь, а потом возвращайся – будем работать. Мы пока подумаем, что дальше делать – времени совсем не остаётся…
ГЛАВА 2
Машина Минца была в ремонте, а Горбовский недавно продал свою «семёрку». Он давно уже мечтал о чём-то более солидном – сначала о «Волге», а теперь – об иномарке, но только с левым рулём. Сейчас Захар или пользовался служебным транспортом, или ездил на общественном – если не находилось свободных машин ни в Главке, ни в депутатском гараже. Бывало, он подсаживался и к своим сотрудникам, если им было по пути.
Но сейчас, вернувшись в казённой «Волге» на Литейный, они с Сашей отправились пешком по набережной Кутузова, мимо Летнего сада к Васильевскому острову. Дождя, на счастье, не было, и в разрывах туч прыгала белая луна: мерцали в вышине звёзды, и неподвижно горели огоньки планет. В горбатой мокрой мостовой отражались фонари, а гранитные плиты были скользкими, как лёд. Когда переходили Лебяжью канавку, Захар споткнулся и едва не упал.
О своей безопасности Горбовский и Минц сейчас не думали. Они предполагали, что как раз сейчас им ничто не угрожает. Стеличек и его клиенты прекрасно понимали, что без Гюлиханова менты слепы, как котята. Раз Алим не успел передать им те сведения, ради которых, собственно, и был внедрён в банду, партия выиграна. Инопланетянин великодушно предоставил легавым возможность погоревать на романтически-красивом месте.
Всеволод остался на Торжковском рынке, всецело отдавшись хлопотам, связанным с расследованием убийства, а затем – с транспортировкой тела во Владикавказ. За то, что «груз-200» будет доставлен в лучшем виде, и похороны пройдут со всеми почестями, Захар не сомневался. Не в первый раз увозили в «цинке» ребят из Ленинграда на родину, но именно сейчас особенно хотелось броситься в чёрные воды Невы и камнем пойти ко дну…
Бредущим вдоль парапета казалось, что одежда их промокла насквозь. И если на чёрном плаще Горбовского пятна были не так заметны, кремовая материя минцевского макинтоша стала тёмной и тяжёлой. Оба молчали, и ни один не решался нарушить тишину ночного города. Так они миновали поворот на Кировский мост, и под ногами заблестели плиты уже Дворцовой набережной. Слева выстроились подстриженные липы, справа плескалась Нева. А впереди была ещё длинная дорога – особенно для Захара, которого на Морской набережной ждала пустая, скучная квартира.
Внезапно Саша остановился. Они как раз проходили мимо Эрмитажа, который тоже выглядел непрезентабельно. Его погасшие окна и обшарпанные стены сделали тоску совершенно невыносимой. Горбовский даже не сразу заметил, что спутник отстал, и некоторое время двигался, как во сне.
Потом нехотя повернулся:
– Сань, ты что?
– Захар Сысоевич, пока мы шли, я всё думал… Надо же что-то делать. Выход есть, и мы должны найти его. Сначала я был в отчаянии, но потом нащупал довольно-таки перспективную идею…
Кроме них, на ветреной Дворцовой набережной не было никого. Захар и Александр стояли в клубах уже осеннего тумана, словно в страшном сне или на другой планете. Знакомый силуэт Петропавловки тоже таил в себе неясную угрозу.
– Что за идея, Саня? – устало, без всякого энтузиазма спросил майор. Сам он не мог найти в этих дебрях даже узенькой тропинки, которая выводила бы на свет.
– Раз нет штатного агента, нужно воспользоваться агентурой Озирского…
– Не понял. – Горбовский страдальчески наморщил лоб. – Вряд ли у Андрея есть там люди. К тому же, он в отпуске, как ты знаешь. Я даже не представляю, где сейчас Андрей находится и что делает. Он ведь недавно ранен был, и как-то неудобно тревожить его на отдыхе.
Лицо Саши было мокрым и взволнованным. Всегда тщательно приглаженные волосы закурчавились и стали похожи на каракуль. А глаза сияли, как звёзды, и, заражённый его оптимизмом, Горбовский постепенно ожил.
– Он говорил, что во всех группировках своих людей имеет, в том числе и у «базарных». Да, там очень суровые законы, всем заправляют родственные кланы. Настоящая мафия – в самом классическом сицилийском стиле. Что же касается местонахождения Андрея, то я в курсе. Он снимается в трюковых сценах, в Новгородской области…
– Да он что, сказился, что ли? – оторопел Захар. – Только из санатория выпустили, он сразу – на съёмки. Мало мне боевых потерь, так ещё этот шею свернёт без пользы для общества!
– Он говорит, что так лучше восстанавливать форму, – кротко объяснил Минц. – Не думаю, что это будут очень опасные трюки, но актёрам и они не под силу. Андрея я беру на себя, Захар Сысоевич. Предполагаю, что сильно нашего общего друга не огорчу. У него, вероятно, уже застоялась кровь. Он ещё в госпитале мне жаловался, что подыхает со скуки. Кстати, Андрей, когда уезжал, предлагал обращаться, если возникнет нужда. Короче, он в претензиях не будет.
