Не важно, кто мы и где живем, глубоко внутри мы все ощущаем себя неполноценными, как будто что-то потеряли и нам необходимо это найти. Что это, большинство из нас никогда не узнает. Ну а те немногие, которые узнают, смогут отправиться на поиски.
Элла внимательно читала, рассматривая каждую открытку и не пропуская ни одного комментария Азиза. Внизу страницы был электронный адрес — [email protected] Она переписала адрес на листок бумаги, а потом обнаружила стихотворение Руми:
Ищи Любовь, Любовь! Без сладостной ЛюбвиНе стоит жить на свете — сам пойми.
Элла прочитала стихотворение, и ее будто озарила странная мысль: ей вдруг показалось, что весь блог Азиза 3. Захары — все фотографии, комментарии, цитаты и стихотворения, — все предназначалось исключительно ей одной.
Позднее она сидела у окна, чувствуя огромную усталость и некоторое недовольство собой. Солнце уже садилось, а воздух в кухне был полон ароматом шоколадных пирожных с орехами, которые пеклись в духовке. Рукопись «Сладостного богохульства» лежала открытая на столе, однако за день Элла столько всего передумала, что теперь никак не могла сосредоточиться на ней. Неожиданно ей пришло в голову, что, возможно, стоило бы самой сочинить основные правила жизни. Почему бы не назвать их «Сорок правил погрязшей в земных заботах домашней хозяйки»?
— Правило номер один, — пробормотала она. — Перестань мечтать о любви! Есть гораздо более важные вещи в жизни сорокалетней замужней женщины.
Однако эта шутка напомнила ей о куда более важных вещах. Не в силах больше сдерживаться, она позвонила дочери. И нарвалась на автоответчик.
— Дженет, дорогая, знаю, с моей стороны было неправильно звонить Скотту. Но я не имела в виду ничего плохого, просто хотела убедиться…
Элла помолчала, жалея, что не подготовила заранее свою речь. Слыша тихое шипение автоответчика, она занервничала.
— Дженет, извини меня. Знаю, мне не на что жаловаться, когда у меня такая замечательная семья. Но пойми, я… я очень… несчастна…
Щелчок. Выключился автоответчик. У Эллы сжалось сердце, едва она осознала свои слова. И что на нее нашло? Ведь ей даже в голову никогда не приходило, будто она несчастна. Неужели можно быть в депрессии и не знать об этом? Удивило ее и то, что она нисколько не раскаивалась, что сказала это.
Взгляд Эллы упал на листок бумаги с электронным адресом Азиза 3. Захары. Адрес был простым, он как будто приглашал что-нибудь написать. Не особенно раздумывая, Элла подошла к компьютеру и принялась сочинять послание:
Дорогой Азиз 3. Захара!
Меня зовут Элла, и я по заданию литературного агентства читаю Ваш роман «Сладостное богохульство». Признаюсь, что успела прочитать всего несколько страниц, но они мне очень понравились. Это мое личное мнение, независимое от взглядов моего босса. Сомневаюсь, что он станет руководствоваться им, решая, заключать ли с Вами договор.
Мне показалось, будто Вы верите в то, что суть нашей жизни — в любви и все остальное не имеет большого значения. К сожалению, я не совсем с Вами согласна. Но пишу я Вам не по этому поводу.
Я пишу потому, что чтение Вашего романа «Сладостное богохульство» странным образом совпало с неожиданным событием в моей собственной жизни. Сейчас я пытаюсь убедить свою старшую дочь в том, что ей не стоит в ее юном возрасте выходить замуж. Накануне я попросила ее мальчика отказаться от их планов. Теперь дочь ненавидит меня и отказывается со мной разговаривать. Мне кажется, что с Вами она поладила бы, поскольку у вас обоих похожие взгляды на любовь.
Прошу прощения за то, что обременяю Вас своими проблемами. Такого намерения у меня не было. В Вашем блоге сказано, что Вы в Гватемале. Наверное, чудесно путешествовать по миру. Если вдруг окажетесь в Бостоне, вероятно, мы могли бы встретиться и поговорить за чашкой кофе.
Всего доброго,
Элла
Элла сама не понимала, как случилось, что она, сидя в своей уютной тихой кухне, сочинила послание к неизвестному человеку, которого не ожидала увидеть ни в ближайшее время, ни когда-либо в будущем.
Учитель
Апрель 1242 года, Багдад
Багдад не заметил прибытия Шамса Тебризи, а вот я никогда не забуду тот день, когда он в первый раз появился в скромном приюте для странствующих дервишей. Мы принимали важных гостей. С группой своих приближенных к нам прибыл верховный судья; я полагал, что его визит — нечто большее, чем простое проявление дружеских чувств. Известный своим отрицательным отношением к суфизму, судья хотел напомнить мне, что не упускает нас из вида в точности так же, как держит под контролем всех суфиев подвластного ему региона.
У него было широкое лицо, обвисший живот и короткие толстые пальцы, унизанные дорогими кольцами. Судье следовало быть более умеренным в еде, однако полагаю, ни у кого не хватало смелости сказать ему об этом, даже его врачам. Судья был влиятельным человеком в наших местах. О его честолюбии и властности ходили легенды. Ему, выходцу из семьи влиятельных богословов, ничего не стоило одним росчерком пера отправить человека на виселицу или с такой же легкостью простить преступника, освободив его из любого застенка. Всегда в одеждах из мехов и дорогих тканей, он нес себя с величием уверенного в своей власти человека. Мне не нравилась его самовлюбленность, однако ради благополучия общины я делал все возможное, чтобы оставаться в добрых отношениях с этим влиятельным представителем власти.
— Мы живем в самом роскошном городе мира, — произнес судья, отправляя в рот смокву. — Сегодня Багдад переполнен беженцами, спасающимися от монголов. Мы даем им безопасное пристанище. Багдад стал центром мира, вы согласны со мной, Баба Заман?
— Этот город настоящая жемчужина, — не без осторожности согласился я. — Но нам не пристало забывать, что города похожи на смертных. Они рождаются, потом наступает пора детства и юности, а потом они стареют и в конце концов умирают. Сейчас Багдад хорош своей молодостью. Хотя мы и не так богаты, как были во времена калифа Гарун аль-Рашида, тем не менее можем гордиться нашим городом как центром торговли, искусств и поэзии. Но никто не знает, каким Багдад будет через тысячу лет. Все может измениться.
— К чему такой пессимизм? — Судья покачал головой, потянулся к другой миске и взял финик. — Правление Аббасидов будет вечным, и мы вечно будем процветать. Конечно, если какие-нибудь предатели и смутьяны не захотят нарушить установленный порядок. Есть люди, называющие себя мусульманами, которые, однако же, гораздо опаснее неверных. Ибо нет ничего опаснее, чем извращенное толкование нашей веры.