Комната, куда ее поселили, оказалась даже меньше камеры, где содержали Эмиля Сэндберга — здесь стояла только кровать, убиравшаяся днем в стену, а из удобств имелся лишь ультразвуковой душ, установленный в углу. Ощущение такое, будто сидишь в тюрьме, и это нравилось Корт больше всего. Пусть высокопоставленные лица занимают роскошные апартаменты, где можно заблудиться. Корт ненавидела такие комнаты так же сильно, как и живые планеты. Крошечные помещения, вроде этого, не отвлекали от главного. Здесь только она и ее задание. Больше ничего.
Корт отклонила приглашение посла Лоури на обед с руководителями посольства и поела у себя в комнате, изучая биографию Сэндберга. Интересная получалась картина — в силу полного ее отсутствия.
Родители Сэндберга ничего собой не представляли: ни с точки зрения политических пристрастий, ни религиозных убеждений, ни положения. Сын учился тринадцать лет в школе, ни разу не обнаружив сколько-нибудь заметных результатов ни по одному предмету. Ни один из тестов не указал на антиобщественную активность или на наличие какой бы то ни было личности вообще.
В психологическом портрете, составленном при поступлении на службу в Дипломатический корпус, говорилось, что Сэндберг — вялый, лишенный чувства юмора человек. Однако он подходит для данной работы, поскольку обладает ярко выраженным стремлением к успеху. Там также указывалось, что он вряд ли будет пользоваться любовью сослуживцев, но и раздражающим фактором не станет. (То же самое, подумала Корт, говорилось и о ней самой.) Никто не заметил у него никаких признаков агрессивности или высокомерия. Возможно, он подавлял свою истинную личность. Или то, что она видела, было всего лишь притворством?.. А может быть, ему захотелось выглядеть уродом?
Вот этого Корт понять не могла. Она сама была уродом, и это отравило ей жизнь. Правда, с ней все произошло рано, и с тех пор ее жизнь превратилась в искупление. А уродство Сэндберга открылось слишком поздно, словно он многие годы оттачивал свои «способности». Возможно, он рассматривал свое поведение как достижение, повод для гордости?..
Вопрос показался ей интересным, и она решила обдумать его чуть позже.
Дальше она принялась изучать исторические и юридические прецеденты, факты, рассказывающие о преступлениях, совершенных против аборигенов, проецируя изображение на плоскую белую стену. Она вернулась на много веков назад, в те времена, когда существовала, по сути, всего одна общественная система, и еще дальше, когда люди знали только одну планету, и была потрясена количеством таких преступлений, хотя, разумеется, их совершалось значительно больше в период, когда Конфедерация пыталась стать метрополией, и необходимость понять туземцев отошла на задний план, по сравнению с желанием их покорить. Глазам Корт предстала такая устрашающая картина человеческого безумия, что даже она, многое повидавшая на своем веку, почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота от одной только мысли о том, сколько жизней загублено зря.
Она заставила себя вызвать нашумевшее дело о массовых убийствах на Бокаи. Эту старую историю она знала наизусть. Она несколько минут рассматривала картинку: оборванные, несчастные люди, которым удалось спастись, вступают на борт спасательного шаттла. Не слишком четкое изображение: из-за плохого сигнала более мелкие детали сливаются в серые пятна. И все-таки видно: люди потрясены до такой степени, что находятся на грани безумия; их лица кажутся пустыми, застывшими. Маленькая девочка, которая стоит чуть в стороне от остальных, смотрит куда-то в пространство, у нее глаза старого человека, ставшего свидетелем гибели мира.
Нельзя верить ни одному мыслящему существу, подумала она.
И тут в размышления Корт ворвался голос, сообщивший, что посол ждет ее в своем кабинете — немедленно.
Лоури уже успел надеть пижаму, собираясь отойти ко сну, и расхаживал по своему кабинету, как человек, который решил, что пол заминирован, и его так сильно это раздражает, что он решил взорвать одну мину — исключительно назло врагам. Он взвинтил себя до состояния бешенства: покрытый потом лоб сверкал, точно прожектор, волосы торчали в разные стороны.
Китобой, которого, похоже, уже задела шрапнель, держался подальше от Лоури и с таким интересом изучал пол у себя под ногами, что складывалось впечатление, будто он полностью поддерживает теорию о минном поле.
Увидев Корт, раскрасневшийся от возмущения посол резко остановился и уставился на нее круглыми глазами.
— Советница, меня заверили, что вы отличный специалист. Мне сказали, что вы профессионал.
— Вам сказали правду, — совершенно спокойно ответила Корт.
— Я только что провел три четверти часа, успокаивая посла Тчи. Он утверждает, будто вы угрожали физической расправой служащему их посольства — Раигу. Это правда или мы имеем дело с выдумками, которые так обожают тчи?
— Он вполне мог решить, что я ему угрожала, — сказала Корт. Ее ответ ошарашил Лоури; очевидно, он ожидал, что она станет все отрицать. Сорвавшись с места, он подскочил к ней и остановился примерно в метре, глядя ей в лицо.
— В каком это, черт подери, смысле?
— Поскольку их посол лично не присутствовал при нашем разговоре, он знает о том, что произошло, только со слов Раига. И может не иметь к этой лжи никакого отношения.
Лоури долго смотрел ей в глаза, словно рассчитывал, что из них появится лента с понятным для него ответом.
— Раиг утверждает, будто вы грозились его избить!
— Я ему не угрожала. Лишь предложила рассмотреть гипотетическую ситуацию, которая могла бы возникнуть при первом контакте и подразумевала увесистую оплеуху. Я не утверждала, что намереваюсь это сделать. Мне хотелось предложить доктору Вейлу пример нестандартной ситуации и узнать его мнение.
У Лоури задергалась щека.
— Раиг заявил, что вы пытались его запугать, чтобы он прекратил поддерживать катарканцев.
— Этого не было. Кстати, доктор Вейл хорошо понял разницу между гипотетическим вопросом и настоящей угрозой.
Лоури начал постепенно успокаиваться, но, как и большинство людей, чувствующих, что гнев проходит, попытался его задержать.
— Он сказал, что доктор Вейл готов подтвердить его слова. Корт совершенно спокойно встретила его взгляд.
— Мне тчи не нравятся. Но до тех пор, пока я не услышу комментарий от самого доктора Вейла, которого считаю надежным свидетелем, я буду относиться к Советнику Раигу, как к расисту, параноику и лжецу.
Посол выслушал ее, затем едва заметно кивнул и, вернувшись за свой стол, без сил рухнул в кресло, словно марионетка, у которой вдруг оборвались веревочки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});