Оглядев собравшихся в доме, я пришел к выводу, что обычаи пилить зубы и дырявить уши ушли в прошлое, по крайней мере, здесь в Доне. Среди тех, кому на вид около сорока, уже немного носителей этих признаков зрелости и красоты.
После освобождения Центрального плато, естественно, возникла проблема новых руководящих кадров на местах. Решить ее в таком особенном районе было непросто. Уровень образования населения крайне низок. Сильны родоплеменные пережитки, суеверия. Приходилось выдвигать на партийные и административные должности людей из числа военных и политических работников, чаще не местных, в основном вьетнамцев по национальности. Кронг Ана — одна из немногих среди ста общин Дарлака, в которой руководство сформировано полностью местное.
Перед каждым гостем поставили фарфоровые пиалы и положили палочки для еды. Эде в последнее время все больше перенимают привычку есть палочками. Привыкают к этому и мнонги, если они живут рядом, как в Доне. Но большинство горцев предпочитают изобретению мандаринов свои собственные пять пальцев.
С кухни принесли и расставили алюминиевые тазы с горячим, только что сваренным рассыпчатым рисом. К нему — множество блюд с приправами, в основном рыбных: парное филе с лимонным соком и солью (есть надо сразу, иначе будет просто сырая рыба), куски крупной вареной и жареной рыбы с душистыми травами, наваристая уха.
Кроме рыбных блюд — много зелени, какая-то неаппетитно черная смесь в тарелке (оказалось кхмерское лакомство из сои и фасоли). На десерт — кисло-сладкие, мылящиеся во рту, вяленые плоды тамаринда. Как я понял, в Доне это «фирменное» угощение.
А вот мясного ничего не оказалось. Вся живность, которую разводят в своем хозяйстве народности плато, предназначена исключительно для жертвоприношений. Мясо жертвы потом все равно съедают все чада и домочадцы, ближайшие соседи и друзья. Но его относят больше к пище духовной, нежели простому насыщению.
Случаев, по которым приносится жертва тем или иным добрым или злым духам, несть числа. Самый распространенный — для избавления от хвори. Местный колдун или просто человек знающий осматривает больного, ставит диагноз и определяет, какая животина нужна для выздоровления: курица, свинья, бык или буйвол. Приносят жертву и по случаю строительства нового дома (иначе развалится или будет несчастливым), при ритуалах в память об умершем. Но это, так сказать, индивидуальные жертвоприношения. А есть и общие. Новый год, он же праздник урожая, например. Или постройка общинного дома — ронг. В Доне издавна бытовала традиция устраивать самые большие жертвоприношения на торжественных проводах слоноловов в поход за добычей.
Почти во всех книгах о Центральном плато описан ритуал принесения в жертву быка или буйвола. Это и понятно. На любого путешественника такая картина производила самое глубокое впечатление. Но в реальной жизни такого разнузданного расточительства горцы давно себе не позволяют.
В данном случае, наверное, нет худа без добра: ведь прежде всего нужда заставила горцев отвыкнуть от варварского обычая. Долгие годы войн, потрясений, переселений привнесли постоянное ощущение зыбкости окружающей жизни. Выкормить быка или буйвола — это не год и не два. Сами-то люди кореньями питались. За рис продавали скот на мясо.
Но ритуальные флагштоки неу, обозначающие место жертвоприношений, я все же увидел — почти у каждого дома. Правда, не сразу узнал: до того хилыми они были по сравнению с теми, что изображены в старых книжках. Назначение у них осталось чисто символистическое, декоративное. По праздникам семья режет около неу свинью или курицу. Крупного рогатого скота в Доне пока немного, и его впредь предполагается использовать как тягловый. А вот поголовье свиней почти восстановилось против довоенного. Под любым домом увидишь между сваями полдюжины этих диковинных черных созданий с прогнутой спиной и волочащимся по земле животом.
Окончание следует
Александр Минеев, корр. ТАСС — специально для «Вокруг света»
Потерянная башня
Солнце накалило добела песчаную кайму Каролино-Бугаза. На косе между морем и лиманом на многие километры тянутся кемпинги, дома отдыха, пионерские лагеря, мелькают пестрые скопления палаток, автомобилей. На Каролино-Бугазе пляжный сезон. Но мои помощники, студенты Одесского университета, казалось, забыли об этом. Наша экспедиция начала поиск башни Неоптолема, о которой историки спорили не одно столетие.
...Была башня. Ее видели еще на рубеже нашей эры. Потом она исчезла. Некоторые историки античности считали башню оборонительным сооружением и полагали, что воздвиг её в начале I века до нашей эры понтийский полководец Неоптолем, который со своим войском мог дойти до реки Тиры, современного Днестра. Другие утверждали, что башня была названа в честь сына легендарного Ахилла, владыки Черного моря — Понта Эвксинского; его тоже звали Неоптолемом.
О загадочном сооружении известно из двух античных источников. В «Географии» древнегреческого ученого Страбона есть краткое сообщение: «При устье Тиры находится башня, называемая Неоптолемовой, и деревня, известная под названием Гермонактовой. Если подняться по реке на 140 стадиев, то на обеих сторонах встретятся города: один Никонии, а другой, слева, Офиусса». Еще одно упоминание о башне содержится в так называемом «Перипле Понта Эвксинского», древней лоции Черного моря. Составил ее неизвестный античный мореплаватель, в науке его принято называть Анонимным автором. Запись в лоции еще лаконичней: «От реки Тиры до Неоптолемовых 120 стадиев, 16 миль».
Казалось бы, нетрудно было отыскать башню, проведя расчет, но мешали противоречия древних авторов. Страбон указывал, что башня Неоптолема стоит при устье Тиры, а анонимный автор — в 120 стадиях от него. Греческий стадий равен примерно 157 метрам, значит, по данным «Перипла», башня находилась примерно в двадцати километрах западнее днестровского устья. Так в каком же источнике приводились правильные сведения? Где искать следы башни?
С самого начала изысканий я был убежден, что это сооружение служило маяком. Для чего другого могла быть предназначена башня на берегу моря? Кстати, Страбон называл маяки именно башнями: и знаменитый Александрийский, одно из семи чудес света, и Фаросский, и Цепионов... Оборонительные же сооружения он обычно называл «скопе» — сторожевая башня.
Впрочем, маяк Неоптолема мог использоваться и для обороны.
Столкнулся я и с другой географической загадкой. Река Днестр, впадая в море, образует широкий Днестровский лиман, вытянувшийся почти на сорок километров. Но античные авторы говорили только о реке Тире и ничего не сообщали о лимане. Попробуй догадайся, какую же местность они считали «устьем Тиры» — устье Днестра или устье Днестровского лимана?
Многие исследователи начиная с прошлого века пытались искать башню по всему Нижнему Поднестровью, но так и не нашли. Некоторые перестали даже верить, что башня Неоптолема когда-либо существовала.
В своих поисках я бы неизбежно зашел в тупик, если бы не обратился к геологии. Сомнения привели меня в проблемную лабораторию инженерной геологии и гидрологии Одесского университета. Загадкой башни заинтересовался палеогеограф Георгий Иванович Иванов. Мы надолго засели за пухлые отчеты об изысканиях в районе Днестровского лимана.
Результаты работы геологов заставили по-новому взглянуть на античную географию. Оказывается, уровень Черного моря две — две с половиной тысячи лет назад был ниже современного минимум на пять метров. Следовательно, мелководного Днестровского лимана в ту пору вообще не существовало!
Но и устье лимана близ современного села Затока тоже нельзя было считать устьем Тиры. Как показывали геологические наблюдения, эта река когда-то впадала в море несколькими устьями, и основное из них находилось в районе современного села Приморского, что примерно в двадцати километрах западнее Затоки...
После сложных теоретических расчетов нам с Георгием Ивановичем не терпелось взглянуть на сегодняшний берег. И вот мы стоим у моря и пытаемся представить происходившие в прошлом геологические процессы.
— Отсюда,— Георгий Иванович показал на крыши села Приморского,— основное русло Тиры 2300—2400 лет назад уже переместилось к Затоке. Образовалась широкая речная дельта, она тоже постепенно затоплялась. Появился залив с островом...
— Постойте, постойте,— не удержался я.— Кажется, мы решили попутно еще одну загадку.
Я вспомнил об одном не поддававшемся расшифровке месте в описании Тиры у Плиния. «На этой же реке,— писал римский историк,— обширный остров населяют тирагеты». Не об этом ли куске суши в затопленном устье говорил он? Видимо, это так. Позднее нам удалось обнаружить остров в устье Тиры и на средневековых картах генуэзских мореплавателей.
