Прошла секунда, другая, а Ложкин лежал не двигаясь. Вторая самоходка накатывала все ближе, по ходу она пыталась маневрировать, изменяя ход движения в сторону лежащего «переменника». Гвоздев, сцепив зубы, оттолкнулся кулаками от земли и, согнувшись в три погибели, бросился в сторону товарища. Плотный рой звенящих в холодном воздухе пуль мигом окутал его. Пулеметная очередь заставила броситься его на землю шагов через десять. Преодолев на животе и локтях еще несколько метров, Демьян совершил еще один рывок. К Ложкину он подполз после четвертого рывка.
– Живой? – дернул он бойца за левую обмотку.
В ответ тот застонал. Ложкин попытался повернуться на голос, но только застонал еще больше.
– В руку… Гады-ы… Руку… – причитал он, беспомощно двигая левой рукой, точно граблями, расчесывая вперед-назад землю своими длинными пальцами.
Демьян заполз справа. Рваная рана зияла на правом предплечье развороченным мясом вперемешку с клочьями шинельного сукна. Гвоздев, лежа на правом боку попытался перевязать парнишке рану, но тот, как только Демьян взял его за рукав, вдруг заголосил не своим голосом, а потом захныкал, совсем как мальчишка.
– Ай, не надо… больно… – причитал Ложкин, еще сильнее рыхля землю левой рукой.
– Истечешь кровью и сдохнешь… – зло и с досадой прикрикнул на него Гвоздев, оглядываясь в сторону «самоходки».
Не снимая лямок, он развязал вещмешок на спине притихшего и скрипящего зубами Ложкина. Под парой портянок, серых от въевшейся грязи, белела чистая исподняя рубаха.
Демьян выхватил ее и резким движением разорвал на длинные полосы от горла к низу. Один лоскут, сложив в стопочку, затолкал, не обращая внимания на крики раненого, внутрь дыры отяжелевшей от бурой крови шинели, затем туго перевязал рану прямо поверх рукава, затянув материю накрепко узлом выше к плечу.
– Вот так… вот так… – приговаривая, словно успокаивая Ложкина, перевел дух Гвоздев, тут же снова хватаясь за винтовку.
XXXVII
Пулемет штурмового орудия продолжал выпускать очереди, по-прежнему прижимая штрафников к земле. Двигатель бронированного носорожьего чудища взревел, выбросив вверх клубы темного дыма.
– Бутылка… – хрипло, сквозь заунывный стон, выдохнул Ложкин.
Лицо его покрылось крупными, на зерна похожими каплями испарины.
– Бутылка… – часто дыша, прохрипел он. – Не вышло… Докинуть… Хорошо кидал… Не вышло…
– Ты это… ты тише… – успокаивал его Гвоздев. – Силенки побереги…
Вдруг шальная мысль осенила Демьяна. Он вскинулся и прижал щеку к березовому прикладу своей «мосинки». Подвинул на прицельной планке целик с пятисот метров в начало, на первый шаг. Движения бойца стали вдруг сосредоточенными, как будто он находился не посреди боя, а на учебном стрельбище. Так учили их преподаватели: правильная, без суеты, изготовка к стрельбе – залог меткого попадания в цель. А цель просматривалась достаточно хорошо. Земля тут была с еле заметным, но оказавшимся крайне важным, наклоном. «Самоходка» стояла как бы на возвышении по отношению к тому месту, где залегли Ложкин и Гвоздев. Бутылка стояла под углом, прислонившись к гусеничному траку «штуки». Как будто специально ее поставили, будто подзуживали: а ну-ка покажи меткость, попади в меня.
Нетерпеливым движением кисти Демьян передернул затвор, дослав патрон в патронник. Он четко видел стеклянное пятнышко бутылки в окружности мушки, но ему никак не удавалось совместить тусклый бутылочный отблеск в кружке с выемкой прицельной планки. Палец нажал на курок, выстрел бабахнул, вскинув ствол со штыком вверх и одновременно с силой толкнув Гвоздева всем ложем в плечо.
XXXVIII
Бутылка так же торчала возле катка «штуки». Несмотря на свои микроскопические, по сравнению с громадиной самоходки, размеры, стекляшка не терялась на ее фоне, как бы демонстрируя, что она такая маленькая, едва заметная, несет в себе серьезную угрозу бронированному чудищу. Носорожья махина словно ощутила это, потому что ее моторы взревели еще надрывнее. Несколько раз «штука» надрывно дернулась, как бы примериваясь и собираясь с силами для того, чтобы сдвинуться с места.
Демьян не обратил внимания на боль в ключице от отдачи приклада. Его охватил какой-то незнакомый прежде азарт, сродни той силе, которая толкнула его ползти по полю, вопреки свисту вражеских пуль и стрельбе вражеских минометов. Гвоздев снова передернул затвор и припал щекой к прикладу, пытаясь выстроить в одну линию свой зрачок, целик, округлую мушку и стеклянный отблеск возле вражеской гусеницы.
Он напрочь забыл, что в этот момент являлся такой же стеклянной бутылкой для сотен невидимых ему, но жаждущих его смерти немцев. Протяжно-звонкий выстрел стрелой прошил непроницаемо-плотную массу, сплетенную из звукового бурелома рева и грохота.
Огненное облачко вспучилось в самом низу ходовой части, поднявшись округлым оранжево-красным шариком вдоль бортового экрана. В тот же момент самоходка тронулась вперед, и вспыхнувшее было пламя поглотили клубы черно-сизого дыма, исторгнутые взревевшими на первой передаче двигателями.
Так и не поняв толком, что произошло, попал он или нет, Демьян вдруг увидел, как прямо на него надвигается вторая «штука». Самоходку отделяло от него метров двести, не больше, и это расстояние стремительно сокращалось.
Долю секунды длилась растерянность, потом Гвоздев просунул правую руку и голову под ремень, закинув винтовку к вещевому мешку, и крикнул Ложкину в самое ухо, чтобы тот полз следом. Боец только простонал в ответ, он попытался что-то сказать, но из его потрескавшихся, черных от грязи губ прозвучало что-то нечленораздельное.
Гвоздев крикнул ему, чтобы он повернулся на здоровый левый бок и полз. Не дождавшись реакции, Демьян завернул Ложкина на бок и, отталкиваясь каблуками от кочек, потянув изо всех сил обеими руками за шинель, протащил того с полметра по земле. Не обращая внимания на крики и завывания, Гвоздев рывками, по нескольку десятков сантиметров, волок раненого, но не назад, а вправо, в сторону первой «штуки», которая уже находилась с ними на поле почти на одной линии.
XXXIX
Спонтанно принятое Демьяном решение отползти в сторону от планируемого движения второй «штуки» основывалось на слабо теплившейся надежде на то, что вражеский экипаж второй самоходки, занятый орудийными целями, до сих пор не заприметил двух ползущих среди бугристой бурой земли штрафников.
Они преодолели волоком всего метра три, а Гвоздев уже выбился из сил. Ему казалось, что насквозь пропотели не только гимнастерка и шинель, но и вещевой мешок, груженный гранатами и бутылками. Ложкин уже не кричал криком, а лишь тихо поскуливал, вконец обессиленный.
Весь рукав, выше и ниже раны пропитался багровой мокротой, а повязка, наложенная Демьяном, стала темно-красной от крови. Тем не менее почти в бессознательном состоянии Ложкин пытался двигать и отталкиваться левым локтем и волочащимися по земле ногами, помочь тащившему его товарищу. Ссохшиеся губы Ложкина беззвучно зашевелились.
– Что?! Громче! Не слышу ни черта!.. – прокричал в ответ Демьян и с запоздалым удивлением осознал, что и собственный голос он едва распознает.
Гвоздев не сразу догадался, что перестал слышать стоны товарища из-за того, что совершенно оглох от стрельбы обоих штурмовых орудий, зажавших его голову в звуковые тиски.
Вторая самоходка, приблизившись еще метров на двадцать, теперь находилась левее. Сноп огня вырвался из короткого, снабженного дульным тормозом ствола, словно ударив звуковой дубиной наотмашь по ушным раковинам и барабанным перепонкам. Гвоздев зажмурился и замер, пытаясь совладать с гулким звоном, рассыпавшимся в ставшей вдруг соломенно-хрупкой голове.
«Что ж… И то дело… – подумал, стиснув зубы, Демьян. – Значит, прет носорожка своим маршрутом, без явного намерения во что бы то ни стало намотать на свои гусеничные траки его с Ложкиным кишки».
XL
Сил не осталось. Протянув отяжелевшее тело Ложкина, Демьян замер, жадно, словно мехами, втягивая всей грудью холодный воздух, отравленный прогорклой, вонючей смесью дыма и гари. Только тут, глянув на самоходку, он увидел, что весь ее правый борт объят пламенем. Его языки, вместе с обрывками черной копоти, вырывались из-под высокого экрана, прикрывавшего гусеницы. Значит, попал. Попал!
Скорее всего горючая смесь, вспыхнув от попадания пули Гвоздева, залила катки и траки и растеклась по всей площади гусениц, когда самоходка двинулась с места. Вряд ли огонь на одном из гусеничных траков мог причинить какие-нибудь неудобства экипажу вражеского штурмового орудия.
Но продвинувшись еще несколько метров вперед, махина вдруг резко остановилась, клюнув при этом своим длинным стволом чуть не до земли. Пулемет умолк, и самоходка, взревев двигателями в облаке черного дыма, стала пятиться назад. Скорее всего экипаж, учуяв, что машина горит, запаниковал и принял решение отступать.
