В глубине души Цейтлин всё время надеялся, что именно он будет третьим. Кандидатуры Мареева и Брускова были бесспорны с самого начала работы: первый был изобретателем снаряда, второй — главным конструктором станции. Но с Малевской Цейтлин мог поспорить — их шансы на участие в экспедиции были примерно равны.
Когда врачи отвели его кандидатуру из-за болезни сердца, Цейтлин был очень огорчён. Он утешился лишь после предложения Мареева немедленно заняться проектированием нового, гораздо более мощного снаряда. Это не мешало ему изображать из себя несчастного человека, обманутого коварной Малевской.
Сверху, через люк, донёсся, всё более усиливаясь, какой-то мощный гул. Мареев прислушался, лицо его стало серьёзным. Он посмотрел на часы и поднялся со стула:
— Через несколько минут начнётся прощальный митинг. Простимся, друзья! Но прежде я хотел бы дать вам ещё несколько указаний. Помимо общей информации, которую мы будем передавать по радио с пути, вы оба будете получать от меня специальные сообщения обо всём, что касается работы снаряда и его механизмов, приборов и аппаратуры. Особенно это касается тебя, Илья. Работая над следующим снарядом, ты должен учитывать все недостатки, которые обнаружатся в нашем снаряде. Вам, Андрей Иванович, нужно будет делать то же самое в отношении аппаратуры и приборов.
— Будет сделано!
— Внимательно следите за электроснабжением снаряда и за работой криогенной установки. Вы знаете, какое это имеет значение для экспедиции и для работы подземной электростанции. Это вопрос жизни и смерти для неё и для нас…
— Мы установим там непрерывные дежурства, Никита. Не беспокойся! Я возьму это на себя, — обещал Цейтлин.
Побледневшее лицо Мареева стало строгим. Скулы заострились. Рядом с ним стояла спокойная Малевская, покусывая губами лепестки цветов из букета.
— Хорошо, Илья. И ещё… ещё вот о чём… Если с нами случится несчастье… Нас ведь ждёт много неизвестного… непредвиденного… мы должны быть готовы к худшему… Не бросайте мою идею, боритесь за неё, добивайтесь её осуществления, не повторяя, конечно, наших ошибок…
— Не сомневайся, Никита, ни в нас, ни в себе! — прерывающимся голосом сказал Цейтлин. — Ты сам осуществишь свою идею. Ты вернёшься победителем!
— Пора идти, — сказал Мареев, — но раньше простимся…
Они обменялись крепкими рукопожатиями.
* * *
Залитый светом подземный зал шахты «Гигант», к которому неслись сейчас мысли и чувства со всех концов мира, был переполнен людьми. Делегации от заводов и фабрик, снаряжавших экспедицию, от научных учреждений и институтов, общественных организаций, представители Красной армии, знаменитые писатели, ученые, художники, делегации пионеров и комсомольцев выстроились вокруг колодца со снарядом. Стальная площадка над ним, превращённая в трибуну, была украшена флагами и гирляндами цветов.
Гул толпы наполнял высокие своды штрека; бодрые, радостные голоса и смех звенели всё громче, всё возбуждённее по мере приближения величественной минуты.
На трибуну поднялись представители Центрального комитета Коммунистической партии и правительства. Буря оваций и восторженных приветствий встретила их. Она превратилась в ураган, когда из колодца один за другим, в голубых дорожных комбинезонах и беретах, готовые к походу, появились Мареев, Брусков и Малевская в сопровождении Цейтлина и Андрея Ивановича. От грома рукоплесканий и приветственных криков своды, казалось, готовы были рухнуть со всей километровой толщей земли над ними…
После краткого прощального митинга Мареева плотной стеной окружили люди, стремившиеся пожать ему руку, сказать слово приветствия, высказать пожелания успеха и благополучного возвращения. Он едва успевал отвечать.
— Появляйтесь чаще у экрана, — говорил он друзьям, — мы всегда будем рады видеть и слышать вас…
Недалеко в стороне стоял Брусков, рядом с маленькой седой старушкой в чёрной суконной шапочке, с небольшим кожаным саквояжем в руках. Старушка смотрела на весёлого, возбуждённого Брускова и с улыбкой, едва скрывавшей тревогу, спрашивала:
— А не страшно тебе, Мишенька? Ведь куда отправляешься! У нас в колхозе люди говорят: жарища там невыносимая…
— Правда, мамуся, правда, — говорил Брусков, смеясь и обнимая старушку за плечи, — в тартарары спустимся, в самый ад, можно сказать.
Мареев посмотрел на часы: пора! Он махнул рукой.
Главный инженер электростанции, стоявший наготове у распределительной доски машинного отделения, нажал кнопку. Раздался громкий продолжительный звонок.
Наступили последние минуты — последние слова, последние рукопожатия.
Мареев первый подошёл к колодцу и, приветственно взмахнув рукой, опустился в люк. За ним бегом, вырвавшись из тесного круга молодых восторженных лиц, скрылась в снаряде Малевская. Освободился из материнских объятий Брусков. Как только он исчез в люке, раздались торжественные звуки «Интернационала». Бронированная крышка люка стала медленно опускаться на своё место. Потом наступила тишина.
Из репродуктора, стоявшего на площадке, громко прозвучал голос Мареева:
— Прошу освободить площадку над колодцем!
Цейтлин вступил в исполнение обязанностей начальника старта:
— Охране окружить колодец! Прошу освободить площадку!
И через минуту — в микрофон:
— Готово!
— Дать напряжение! — послышался голос Мареева.
— Дать напряжение! — повторил Цейтлин.
— Есть напряжение! — ответил главный инженер и нажал кнопку на распределительной доске.
В напряжённой тишине, над головами замершей, притаившей дыхание толпы опять прозвучал громкий голос Мареева:
— Включаю моторы… Даю отправление.
— Есть отправление! — повторил Цейтлин в микрофон и крикнул: — До свиданья! Желаем удачи, благополучного возвращения!
Площадка заколебалась под страшным напором всех трёх колонн давления.
Из колодца послышался возрастающий гул. Огромный металлический круг дрогнул и начал медленно опускаться. По окружности колодца над днищем снаряда появились первые широкие полосы размельчённого угля. Они росли и ширились над уходившим вниз блестящим кругом, всё больше закрывая его поверхность. Под напором колонн сильнее дрожала площадка. Всё громче гремел «Интернационал». Уже заполнился угольной мелочью и щебнем весь колодец. Цейтлин махнул платком главному инженеру у распределительной доски, и цилиндрический стальной барьер с грохотом свалился с площадки и врезался в пазы вокруг отверстия. Площадка оголилась, и под ней образовалось плотно закрытое продолжение колодца. Глухой подземный гул, доносившийся оттуда, всё более и более замирал…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
