Но мысль была дурацкой, и Рейнеру пришлось ворчливо прогнать воспоминание о том, что вчера вечером, когда он вошел в эту комнату и постоял некоторое время у открытого окна, глядя на берег ненавистной страны, он впервые подумал, что вершина Катачунги, пылающая в черном небе, выглядит красиво.
Глава 7
В шести милях от берега море было абсолютно спокойным. Когда звук двигателя стих, наступила такая тишина, что заложило уши. По воде расплывался длинный след, оставленный лодкой; невдалеке он терялся в дымке испарений, поднимавшихся с поверхности.
За всю дорогу Эль Анджело заговорил только однажды, когда Рейнер спросил у него название показавшегося на юге острова.
– Это остров Ла-Пас.
В море лежала бесплодная скала, похожая на кулак. Рейнер слышал об этом острове, но ни разу не был рядом с ним.
– Сколько там каторжников?
– Тысяча душ.
Во вчерашней газете было напечатано сообщение о том, что президент Икаса пообещал расследовать условия содержания на острове, потому что месяц назад там произошел бунт среди заключенных, пятнадцать охранников было убито, а известия об этом событии достигли материка. Сегодня, проходя в миле от утеса, ни Рейнер, ни Эль Анджело, ни Мозес Гайавата не слышали оттуда никаких отзвуков волнения Он снова обрел соответствие своему имени – Остров Мира.
Гайамо, присев на корточки на баке лодки, смотрел в воду, куда минуту назад опустили красный узел свежих потрохов. Перед этим они уже стояли милях в трех от берега, время от времени заставляя суденышко описывать неторопливый круг и волоча за собой приманку, но так и не увидели ничего, кроме небольшого косячка летучих рыб; Тихий океан был неподвижен, как мертвый.
Рейнер прежде не понимал, насколько трудно будет разговорить Эль Анджело. Когда этот человек не управлял лодкой и не разбирал снасти, он пристально смотрел на воду, неподвижный, как корабельная носовая статуя. И обращаться к нему в это время было бы так же кощунственно, как кидать в статую камни. Мальчик тоже не разговаривал, хотя и знал, что этот англичанин понимает по-испански; в благоговейном ужасе, вызванном сосредоточенным состоянием его капитана, он молча сидел в стороне.
Перегнувшись через транец, Рейнер увидел, что вода изумительно прозрачна. Она, похоже, даже светилась изнутри, люминесцентно ясная, как будто впитав в себя белесое тепло неба. В глубине не было видно ни малейшего движения.
Временами слышалось, как хлюпает под форштевнем чуть заметная волна, но большей частью было настолько тихо, что он слышал даже дыхание Эль Анджело. Тот твердо стоял, широко расставив ноги, его большая голова поворачивалась, как у насторожившегося на охоте зверя, все чувства были настроены на выслеживание мельчайших признаков приближения добычи. Однажды на протяжении этого часа небо незримо пересек самолет, его тонкий слабый звук был похож на писк комара, попавшего в невидимую сеть.
Море, придавленное солнцем, было абсолютно спокойным. Лодка была неподвижна.
– Перед приманкой, – вдруг сказал Эль Анджело. Гайамо быстро придвинулся к нему, пристроив руку козырьком над глазами. Рейнер тоже прошел вперед. Он остро сознавал свое невежество: ведь он даже не знал, следует ли ему оставаться на месте, не издавая ни звука, или присоединиться к двоим рыбакам на носовой палубе.
Он был в середине лодки, когда вода в футе от правого борта потемнела и под поверхностью воды, не доставая до нее плавником, проплыла акула. Она была длиной в половину лодки. Эль Анджело метнул линь, на конце которого был закреплен огромный, больше его кулачища, стальной крюк с наживкой. Линь просвистел в воздухе, а вода вспенилась в тот же миг, когда наживка коснулась поверхности и окрасила кристально прозрачную воду красным.
– Держите! – Эль Анджело повернулся к Рейнеру и перебросил ему несколько петель каната. – Упритесь ногами в люк и держите крепче, когда она потянет.
Мальчик разложил линь, чтобы он не запутался, и побежал в корму за шестифутовым гарпуном. Рейнер, твердо встав около люка, увидел, что поверхность воды перед носом лодки забурлила. Там сразу несколько акул принялись потрошить приманку. Воду, минуту тому назад совершенно неподвижную, теперь пенили плавники; мелькали белые животы – это акулы переворачивались на спину, чтобы вцепиться в добычу. Самая проворная из акул вцепилась в связанные узлом внутренности вчерашней добычи, и кверху поднялось кровавое пятно. В тот же миг линь в руках Рейнера дернулся и натянулся с такой силой, что его прижало к брусу полубака. Англичанин издал непроизвольное рычание.
– Выдайте слабину, пусть побегает! – сразу же крикнул Эль Анджело.
Через борт полетел второй линь, и мальчик метнулся, чтобы не дать ему запутаться, так как серповидные челюсти схватили наживку прежде, чем крюк коснулся поверхности: рыба вырвалась из-под воды, изогнув свое сверкающее блеском синего металла тело, и скрылась. Линь тут же туго натянулся. Стая акул, терзающих приманку, и две, попавшиеся на крючок, поднимали фонтаны пенных брызг. Линь, который держал Рейнер, был туго натянут: гигантская рыбина устремилась в глубину. Когда же человек или рыба пытались потянуть на себя, он вибрировал, как тетива напряженного лука.
– Выпустите слабину! Дайте ей место!
Эль Анджело вываживал зацепившуюся акулу. Вот на палубу у борта легло одно кольцо каната, другое, третье… Наконец длинная темная тень оказалась перед самым форштевнем и вода вскипела под отчаянно работающим хвостом. Рейнер продолжал бороться со своей рыбой, когда Гайамо подал гарпун капитану. Эль Анджело взял его, быстрым движением завел линь на утку и стал выбирать момент для смертельного удара. Мальчик, затаив дыхание, стоял поодаль. На мгновение рыба, как несущаяся торпеда, показалась на поверхности воды, и гарпун сразу же глубоко вошел ей в глаз.
Они принялись крутить лебедку, закрепленную на фок-мачте, и выбирать гарпунный трос. Рейнер в это время стоял спокойно, линь в его руках был не напряжен. Когда акула Эль Анжело перевалилась через борт, солнце полыхнуло во всю длину ее синего тела и позолотило скатывающуюся воду. Огромная рыбина легла поперек носовой палубы, и доски заскрипели под ее тяжестью. В этот момент хвост акулы хлестнул Рейнера по руке, ободрав ему кожу от локтя до плеча. Неожиданный удар заставил его качнуться к грот-мачте, но Пол тут же восстановил равновесие, выбрал слабину на лине и принялся вываживать рыбу. Отражавшееся в воде солнце слепило его, однако он продолжал натягивать линь, хотя рыба на противоположном конце отчаянно изгибалась и дергала назад. В конце концов она оказалась в ярде от борта, перевернутая кверху белым брюхом.
Две акулы напали на раненую прежде, чем ее успели вытащить лебедкой, и Эль Анджело яростно взревел, обрушив на них гору проклятий. Именно это он ненавидел в них и именно к этому не мог привыкнуть – к их каннибализму, слепому стремлению жрать себе подобных, когда те еще живы, несмотря даже на то, что они ведут смертельную схватку с их общим врагом – человеком.
Рейнер изо всех сил упирался в фальшборт, пот больно щипал его глаза, а яркий свет слепил их. Он уже понял, как мог человек проклинать рыбу: между человеком и рыбой существовала связь, не имевшая ничего общего с натянутым между ними канатом – это была непредсказуемость исхода схватки, происходившей в пустынном море. Дважды Рейнер чуть не выпустил туго натянутый канат, но его остановило странное чувство – этим он опозорился бы перед врагом. Не перед Эль Анджело или мальчиком, но перед чудовищем, сопротивлявшимся ему с силой, какую он прежде и представить себе не мог.
Он выбрал еще ярд линя, а затем правая нога скользнула по слизи на дне лодки, Рейнер споткнулся о ванту и стукнулся головой о мачту. В это время рука Эль Анджело стремительно обхватила его поперек груди и остановила. Мальчик что-то крикнул и прыгнул с бака, держа в руке гарпун. При этом он обошел подальше пасть акулы, потому что, крикнул он, акула не мертва, пока не воняет – это вам может подтвердить Пуйо, однорукий Пуйо.
Рейнер не видел, что происходило в следующие несколько секунд, но почувствовал, что линь снова натянулся. Когда натяжение ослабло, он упал на дно лодки, так как Эль Анджело выпустил его, чтобы взять гарпун. Затем они вместе с мальчиком что-то выкрикнули, взвизгнула лебедка, и канат в руках у Рейнера провис, на этот раз окончательно.
Эль Анджело окликнул его, напомнив об осторожности; в это время акула за бортом взмахнула хвостом, окатив всю лодку водой, будто ударила волна.
Рыбу вытащили из воды, положили наискось на носовой палубе, рядом с первой, и Гайамо с бешенством страха принялся колотить ее.
– Ты испортишь шкуру, – остановил его Эль Анджело. Он дважды сильно ударил акулу гарпуном, а затем подошел к Рейнеру. – А теперь мы пойдем домой, – сказал он.
