Эта короткая история очень показательна. Боре с самого начала было трудно общаться с одноклассниками, и он мне на это жаловался. Я сказала: «Пойми, для своих лет ты очень развитый мальчик». Он спросил: «Мама, а нельзя ли затормозить мое развитие?» Ему важнее было играть с ребятами. В итоге все утряслось, у Бореньки появилось много друзей и товарищей по играм-прогулкам. До школы у него друзей не было, в детский садик он не ходил.
Я хотела устроить Борю в английскую спецшколу. Но у нас никак не получалось туда поступить. Боря ходил в ту, что была прямо под нашими окнами. Я думала, что, может быть, его возьмут в спецшколу во второй или в третий класс. Год за годом, с первого класса по восьмой, я держала ему преподавателя по языку. Так он выучил английский. У нас с Борей были регулярные совещания в ванной. Во время одного из таких совещаний он предложил учить английскому и меня. За 20 копеек. Теперь думаю, почему я этого не сделала? Знала бы сейчас иностранный язык! Он мне регулярно пересказывал какие-то разговорные темы с английским произношением. Мне это так нравилось, я так хохотала. А он обижался и говорил мне: «Ну мама, ты же можешь быть серьезной!»
Мои друзья-филармонисты были в Америке и привезли нам оттуда пластинку «Вестсайдская история». Партийные руководители запретили им ходить в США на просмотр этого фильма. Но они все равно его посмотрели и все равно привезли нам эту пластинку. Боря в то время был классе в третьем, то есть английский знал довольно прилично. И вот мы с ним гуляли, и я его просила: «Боренька, спой мне сцену в гараже». И он мне пел этот отрывочек.
Прошел слух о том, что существует группа, по которой весь мир сейчас сходит с ума. И называется она «Битлз». К нам пришел кто-то из друзей и принес послушать их пластинку. Было так смешно. У них там наивно играла губная гармошка. И из-за этого весь мир с ума сходит? Я не могла понять, в чем вся соль. Но Борька был потрясен этой музыкой. Он сказал, что родился во второй раз в тот момент, когда услышал «Битлз». С тех пор главными его стараниями было достать пленки или кассеты с их записями.
Я очень любила театры и старалась Борю в них почаще водить. Когда сыну было лет шесть, я отправила его с бабушкой на балет в Малый оперный. Но балет не произвел на него особенного впечатления. Первый акт он все время шепотом ругался, во втором начал бабушку пинать ногами — после этого они с балета ушли. Зато драматические спектакли ему очень нравились. Все, что шло тогда в Ленинграде, мы пересмотрели.
Когда Бореньке было уже около 12–13 лет, мы стали на лето снимать дачу в Сестрорецке. Я приезжала к нему, он встречал меня на велосипеде, его джинсы были ободраны до колена, сам — до пояса голый, в монисто из ракушек, длинные волосы. Мама спрашивала: «Тебе нравится, как он выглядит?» Я искренне отвечала: «Очень нравится».
Однажды, когда Боре было уже к 14 годам и мы по-прежнему снимали дачу в Сестрорецке, я вышла из электрички и увидела, что вход в кинотеатр весь облеплен детьми. Оказывается, шел фильм «Фантомас», а детей до шестнадцати лет не пускали. Они буквально рыдали перед кассами. Я заметила девочку всю в слезах, она плакала перед билетершей и причитала: «Мне шестнадцать, мне шестнадцать». Я подошла к ней, спросила: «Не пускают?» Она подняла на меня мокрые глаза и с чувством разделенного горя произнесла: «А вас тоже не пускают?» Я подумала: что-то меня ждет на даче… Действительно, как только я зашла в дом, я увидела, как Борька мечется по комнате взад-вперед. Идет «Фантомас», а он не может его посмотреть. Я сказала: «Если хочешь — добивайся. Я тебя одену девушкой, девушкой ты сойдешь за шестнадцатилетнюю». Он пытался возражать, что ничего не выйдет, но мы все-таки попробовали. Я надела на него свой плащ, повязала косынку, накрасила губы. И мы отправились в кино. Он шел и шипел от неудовольствия. Однако билеты мы купили. Подошли к билетерше, та неодобрительно посмотрела на Борю и отчитала его: «Такая молодая, а губы накрашены!» Я так и рассчитывала, что это отвлечет внимание. Мы прошли в кинотеатр, сели на места. Боря не верил своему счастью.
Мой муж очень любил охоту и рыболовство. Я этих увлечений никогда не разделяла. Но однажды он все-таки уговорил нас вместе поехать на рыбную ловлю, куда-то по дороге в Зеленогорск. Мы поехали поздно вечером на чьей-то машине.
На озере уже замерло лодок двадцать. Борис с Борей сели в лодку и отплыли. Становилось все холоднее. Я вышла из машины и крикнула: «Борис! Отдай ребенку шапку!» От моего крика все рыболовы вздрогнули. Через час я снова вышла на берег и крикнула: «Борис! Отдай ребенку куртку!» Все удочки опять вздрогнули. Когда я в третий раз вышла и позвала: «Борис!», кто-то из рыболовов истерично закричал: «Сними штаны, отдай ребенку!»
Это был единственный раз, когда мы вместе ездили на рыбную ловлю.
***
Рядом с домом, который мы снимали летом, располагался пионерский лагерь ВТО — Всероссийского театрального общества. И Боренька с завистью смотрел на веселую жизнь за оградой. Через свои связи мы с отцом не могли устроить Борю туда. Тогда бабушка пошла в дирекцию лагеря и нанялась посудомойкой с условием, что ее внук будет проводить три смены в лагере. Таким образом он туда попал. Для Бореньки это было высшее счастье. Там ставили театральные пьесы, им разрешалось учить и играть те песни, которые нравились. На отчетном концерте перед родителями ребята исполняли даже цыганские романсы, чем приводили своих мам и пап в большое изумление.
Там же у Бори появился приятель Андрей Ургант, с которым они вместе занимались театральным творчеством. В их компанию входили ставшие потом актрисами Лена Попова, Аня Менакер. После первого же лета, проведенного в лагере, в декабре на Борин день рождения были приглашены все эти ребята, его новые друзья из ВТО. Помню, как пришел Андрей Ургант. Он зашел в квартиру, не обращая на меня внимания, сбросил на пол дубленку, под которой была ярко-красная рубашка, и, пританцовывая, пошел в комнату. Мне эта манерность тогда так понравилась! Ребята из ВТО были абсолютно другими, более раскованными, близкими к искусству. В этом же лагере был и Максим Леонидов, но он был в младшей группе и с Борей тогда не общался.
Аня Менакер, дочка режиссера Менакера, присылала потом из Москвы Боре письма — в ситцевых конвертах с кружевами или в спичечной коробке, на которой был написан адрес. Фантазия у нее была бесподобная.
Боря отправлял свои стихи в журнал «Мурзилка», стихи были какие-то политические, воздающие хвалу различным политическим деятелям Африки, о которых тогда говорили по телевизору. Из журнала Боре прислали приглашение на семинар молодых поэтов. Там некий молодой человек методично разносил стихи каждого участника. Я стояла за дверью и лишь слышала отрывки этих речей. Когда Боря вышел оттуда, я спросила его: «Как же ты вынес эту критику?» Он сказал мне: «Мама, после тебя мне уже ничего не страшно».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
