У Томми есть шанс победить и выжить.
Мальчик проверил настройки прибора и включил его. В ореоле белого мерцания несколько секунд был виден детский силуэт, потом он растаял.
– Лети, мой ангел, – прошептала американка, прижалась к Руслану и зябко поёжилась.
Потом они долго стояли вдвоем на поляне. А небо сыпало на землю медленным снегом.
Она умерла весной.
Так странно, что её жизнь оборвалась в тот самый день, когда перестал падать снег. Из-за облаков выглянуло усталое, бледное солнце, а много часов спустя с низких приземистых крыш на снег, который казался вечными, сорвались искристые росчерки капели.
Руслан стоял на кладбище и раз за разом перечитывал строки, выжженные паяльником на прочной дубовой доске:
Shroud covered the west,Blowing snowy whirls ahead,Like a straight and hardened wall,Passion of conceal they spread.Nearby these fury wavesSnowy shroud is going melt.Everything looks like a gleamOf deep dream, it’s turning mad.Fingers-trembling-in-the-coldSearching warmth of fire breathChance to find one pity lotSnowy shroud is spreading stream.See the open eyes get coldThey are open wide to skiesTears congeal in ice and holdSense of rustling sand inside.Pulsing hearts in biting rhythmLike a hand of clock in iceFoe will get no curse, indeedHe is even sympathized.Like the chain of drops on snowFate will melt behind a fateTired waves nearby are slowBut survivals live ahead.Snowfall like deadly soundAfter, after and beyondSnowflakes are falling downSouls do meet embrace of God.Запад закрыт пеленой,Снежные вихри летят,Стелются твёрдой стеной,Будто укрыть хотят.Здесь, у бушующих волн,Тает снегов пелена.Здесь всё похоже на сон,Вроде кошмарного сна.Пальцы холодные в дрожь,Ищут тепла и огня,Но здесь его не найдёшь –Повсюду снегов пелена.И стынут на солнце глаза,Распахнутые в небеса,Как лёд, застывает слеза,Смешалась с шуршаньем песка.Как стылые стрелки часовСердца отбивают свой такт,И вместо проклятия словПознает сочувствие враг.Как капли, упавшие в снег,Растают за судьбами судьбы,Сквозь дрожь, отживая свой век,К усталым волнам жмутся люди.А дальше – опять снегопад,Как музыка смерти – послушай,К тверди снежинки летят,Как к Богу несчастные души.Строчки, написанные Минди в тот самый день, когда она сидела с блокнотом на побережье, стихи посвященные людям поселка.
Перед смертью женщина отдала Руслану блокнот и серебряный кулон с миниатюрой.
В самом низу доски стояла подпись: Здесь покоится Аманда Гровер (1997– 26 гг. после У.С.) Отважная мать и просто хороший человек. Мы молимся о тебе и помним тебя. Прими, Господи, в объятья свои, её душу.
Руслан немного отошел от берега моря и снова остановился, опустил руку в карман. Достал медальон, открыл его и посмотрел на детское лицо с задорной улыбкой.
Портрет её сына. Минди отдала Руслану самое дорогое, что у неё было: память и боль своей души, доверила ему это скромное украшение.
Еще вчера саму Руслану его судьба казалась никчёмной. Всё, что у него было и осталось, это надежда на жизнь и вера в то, что жизнь эта не напрасна. Может быть, весь её смысл был в том, чтобы помочь этим двум людям. Одновременно чужим и близким.
Он оставил внутри себя память о Минди, словно перенял частичку отношения к Томми. Он думал о мальчике так, будто его собственный сын идёт сейчас неведомыми тропами будущего.
Руслан понимал – ему предстоит создать это будущее.
Алый посредник (третья новелла)
Австралия, 23 год после УТРА СМЕРТИ
В городе Сидней на перекрёстке возле летнего кафе собралась толпа народа. Горожане сосредоточили внимание вокруг какого-то центра, не видимого Чарли. Мальчик посмотрел по сторонам, как учила его мама, нет ли машин? Автомобили не двигались – замерли, точно в пробке, многие уткнулись капотами в обочины. Там, где светофоры меняли цвет и звали проезжать, бестолково гудели клаксоны. Люди распахивали двери, бросали машины и спешили узнать, что происходит.
Чарли перебежал дорогу и протиснулся во взрослую толпу. На шестилетнего мальчика в шортах и яркой рыжей майке недовольно косились, но уступали, пропускали вперед, так Чарли отвоевал себе место возле столиков. Там стояло два потрёпанных радиоприёмника, они передавали сообщения в прямом эфире. В одном звучали слова на родном языке, но многих слов мальчишка не знал, и только догадывался о тревожном смысле передачи.
– Третий позиционный район фиксирует цели, – испуганный голос прерывался треском помех и доходил до истошного крика, – Их слишком много – – – Наш спутник ослеп – – – РВП не больше двадцати минут – – – Мы по ним отработали, но это всё, что есть. Помоги нам – – –.
Эфир затянулся тихим шипением, голос умолк. Второй приёмник так же трещал помехами, и кто-то ругался на чужом языке.
Маленький слушатель растерянно смотрел по сторонам.
– Чарли, ты чего тут делаешь?
Незнакомец присел на корточки и заглянул в лицо ребенку. Чарли ничуть не испугался рыжеволосого бородача в ковбойской шляпе, джинсах и жилетке.
– Откуда вы меня знаете? – удивился мальчик.
– Я много чего знаю, – сказал ковбой, и почему-то его голос звучал грустно, – Тебе тут нечего делать, беги домой, родители ищут.
Спокойный голос убедил малыша. На выходе он обернулся и услышал слово, сказанное шёпотом. «Война». Людское беспокойство подхватило брошенное слово, как отчаянный осенний ветер сухую листву, и слово заметалось по губам, по взглядам, губы и руки похолодели от ужаса. Тогда Чарли не мог понять, от чего все напуганы. Он снова посмотрел по сторонам: машины оставались там, где их и бросили, может быть теперь им никуда ехать? Мальчику передался всеобщий безотчётный страх. Он бросился прочь от кафе, и прежде, чем успел добежать до крыльца родного дома, в городе раздались первые выстрелы.
– Мама, там, по-моему, война, – с порога выкрикнул Чарли.
Мама всегда была к нему нежна и внимательна, не то, что папа. Она легко понимала детские заботы и тревоги, находила нужные слова. Сейчас Чарли ждал: она подойдёт, успокоит, скажет, что всё пустяки, и даже война – это не страшно. Ещё с утра она была такой, какой он привык её видеть. И вот после короткой утренней прогулки её как будто подменили. Белокурая женщина с большими глазами только внешне напоминала маму. Она даже не заметила его испуга.
– Да, война. Сейчас же иди в свою комнату, выбери несколько игрушек, мы возьмём их в поход.
Чарли удивился её ровному, бесчувственному голосу, но по привычке подчинился. И тут его окликнул отец.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
