Главный инженер треста Пономарев удивленно спросил:
– А где же они, Вилен Ильич? Ты нам их не показал. Или кто-то из коллег видел?
Члены комиссии дружно отказались. Тогда главный кадровик сказала:
– Ну-ка, Афанасьевна, принесите их сюда сейчас же! Где они? В сейфе, небось, прячете от чужих глаз подальше?
Секретарша в ужасе посмотрела на директора совхоза. Тот глядел в пол и никак не реагировал. Тогда секретарь сказала:
– Спросите, пожалуйста, об этом у самого директора. Но Сыромятова уперлась:
– Я вас спрашиваю, Вера Афанасьевна!
– Ну что я скажу? Директор отдал их мне и приказал сжечь все докладные зоотехника в первый же день вашего приезда. Ну, я и сожгла!
Возникла пауза. Нина Ивановна тихо спросила:
– Вера, а журнал регистрации входящей почты цел?
– Конечно, Нина Ивановна, там же вся почта за год, а не только внутренняя.
– Вот и хорошо, принесите сюда, – выдохнула Сыромятова.
Молчавший до сих пор заместитель генерального директора «Сахалинзверопрома» Петр Матвеевич Сытин сказал:
– Это ничего нам не даст, это будут номера и даты, да, может быть, тема докладной, а содержание мы не прочитаем.
Арик все еще стоял и чувствовал себя отвратительно. Напряжение не спадало, колени мелко дрожали, по спине стекал пот, лоб был холодным и липким, ладони мокрые.
Появилась секретарь и отдала Сыромятовой журнал. Та быстро пролистала его и сказала:
– Действительно, регистрация докладных есть и в большом количестве, но тем не зафиксировано, только номер, дата и от кого, то есть от Губенко.
– Что будем делать?
– Что-что, – произнес Калмыков. – Пусть директор нам расскажет, что в них было. Ильич, ты как, сможешь вспомнить хотя бы часть?
Кублацкий поднял голову, и в его глазах видна была только тоска по стакану.
Неожиданно он заявил:
– Не помню ничего. Может, читал, может, нет.
– А, так докладные все-таки были у тебя в руках, – то ли спросил, то ли констатировал Морозов.
– Да, задачка! – протянул главный бухгалтер треста Винокуров. Члены комиссии посмотрели на Арика, и Калмыков миролюбиво спросил, ударяя на первый слог:
– Ты-то сам помнишь, чего там корябал, пИсатель?
Арик молча пробрался между стульями и отдал Калмыкову картонную папку с тесемочками, на которой было написано: «Докладные. Копии. 1978-79 гг.».
– Так чего ты молчал? – заорал гендиректор.
– А вы не спрашивали, – ответил Арик.
Сыромятова что-то сказала Калмыкову. Тот в ответ кивнул. Нина Ивановна встала и сообщила:
– Для всех, кроме членов комиссии, объявляется перерыв на 2 часа.
Губенко, останься, будешь пояснять. Директору тоже остаться. Мы должны изучить копии. Давайте так, – сказала она членам комиссии. – Я перебираю докладные и раздаю их вам по службам. Смотрим, читаем, думаем, спрашиваем Губенко и Кублацкого. А через два часа подведем черту. Вы чего стоите тут все? Я же сказала, ровно на два часа все свободны, потом возвращайтесь.
Далее последовали два часа перекрестного допроса. Арик лаконично отвечал, а директор отмалчивался. На исходе первого часа Кублацкий, молча, встал, подошел к своему письменному столу, открыл левую дверцу, достал оттуда начатую бутылку водки, отхлебнул глоток прямо из горла и, молча же, возвратился на место. Члены комиссии выразительно переглянулись, а начальник службы снабжения и замдиректора треста Сытин с восхищением выдохнул:
– Ну, ты даешь, Ильич! При нас?
Остальные промолчали. За 20 минут до окончания перерыва Калмыков сказал:
– Ну-ка, вы оба, сходите в туалет. Мы тут без вас…
Директор и Арик вышли. Арик без сил уселся на грязный подоконник в коридоре конторы. Другие члены администрации слонялись вокруг здания, курили, прогнозировали.
Через полчаса всех позвали назад в директорский кабинет. Когда все с шумом расселись, Калмыков встал и заключил:
– Картина, товарищи, скверная! Все подтвердилось. Директор скрыл факты и сигналы, полученные от главного зоотехника. Кроме того, уничтожив документы, он пытался помешать нашей работе, исказить фактическое положение дел.
Мы сейчас еще не можем сделать окончательные выводы и поэтому поступим так. Тут остаются руководители отраслевых служб треста еще на три дня. Мы с Ниной Ивановной и товарищем Сытиным улетаем сегодня вечером. Все специалисты совхоза, о которых шла речь в докладных, должны будут подробно письменно дать объяснения комиссии по фактам, приведенным в бумагах. То есть инженер – инженеру, ветеринар – ветеринару, и так далее, и так далее. Мы у себя изучим эти материалы, а окончательные выводы сделаем позднее. Всем все понятно? Вопросы? Нет? Тогда все свободны. Губенко, останься. Ильич, давай обедать и проводи нас в аэропорт.
Когда все присутствующие ушли, Сыромятова спросила:
– Как у тебя настроение, Арон? Тут мы тебя обидели. Ты работать-то собираешься или побежишь искать лучшей доли? Россия большая!
Арик ответил, что Кублацкий предложил ему уезжать из совхоза, искать другую работу.
– Ты забудь, что Кублацкий говорил, – резко сказал Калмыков. – Он уже себя показал. Тебя самого спрашивают, что думаешь делать?
С тяжелым вздохом Арик ответил:
– Работать здесь, что же еще…
– Работай как работал, – сказал Винокуров. – Только больше ничего никому не пиши. Да и некому уже здесь писать.
Арик посмотрел на главбуха треста и спросил:
– А что, директор уже не работает?
– Нет, он с сегодняшнего дня в отпуске за 3 года. У него как раз пять с половиной месяцев накопилось. Через месячишко все узнаешь, а пока трудись как прежде, никого не слушай. Трудно тут вам всем. Завальное хозяйство. Мы знаем. Будем думать и решать, как быть с вашим совхозом. Ну, пока, давай руку.
Арик вытер ладонь о рабочие штаны и попрощался с членами комиссии.
Рабочее время закончилось, и в этот день он возвратился домой раньше обычного. Жены и детей дома не было. Они собирали грибы в лесу на ужин, и овчарка Лайма, любимица семьи, носилась с ними. Дома была одна болонка Кроха. Было еще светло. Арик принял душ и не заметил, как уснул в детской комнате.
Сентябрь 1978 года – 1979 год.
Ежегодный забой зверей для получения ценного меха проводился во всех зверохозяйствах СССР в период с 1 ноября по 28 декабря. Но усиленная подготовка к этому важному и сложному мероприятию, как правило, начиналась в сентябре-октябре.
1 сентября школьники и студенты начали очередной учебный год, а Арик получил по телетайпу приказ о назначении на должность исполняющего обязанности (и.о.) директора совхоза.
Для представления Арика в новой должности прилетел главный ветврач треста «Сахалинзверопром» Морозов. Он же съездил с Ариком в горком КПСС города Елизово и в горисполком, а также провел общее собрание работников совхоза. Кроме того, по просьбе Арика, Морозов решил вопрос о переводе главного ветврача совхоза Олефиренко на аналогичную должность в новый Командорский зверозавод, принадлежавший объединению «Камчатрыбпром» и разместившийся на острове Беринга, одном из двух островов Командорского архипелага. Таким образом, в совхозе на одного злостного сплетника и бездельника стало меньше.
Производство захлебывалось в бесконечных проблемах разных служб. Теперь, отвечая уже за весь совхоз, Арик должен был работать еще больше, еще напряженнее. И он работал. 1978 год закончили без выполнения плана из-за летнего падежа зверей, но зато с высоким зачетом по качеству пушнины, сданной государству на Омском пушно-меховом холодильнике. Исполняя обязанности директора совхоза, Арик получил реальную возможность параллельно реализовать свою программу повышения профессиональной квалификации. В начале 1979 года, он, с разрешения треста, съездил в Москву на ВДНХ (Выставка достижений народного хозяйства) и побывал в своей аспирантуре, где договорился о продолжении научно-исследовательской работы по теме диссертации. Кроме того, он поступил на двухлетние заочные курсы повышения квалификации руководящего состава по экономике сельского хозяйства при Минсельхозе РФ в Орликовом переулке, 3, в Москве.
За 1979 год Арику удалось провести почти весь цикл необходимых научных исследований по диссертации и сдать 2 экзамена кандидатского минимума. Учеба на заочных курсах была почти формальностью и тоже продвигалась успешно. Что касается основного производства, то, забегая вперед, надо сказать, что план 1979 года по производству пушнины был успешно выполнен, и в тресте Арика уже собирались полностью утвердить в должности директора совхоза, избавив от приставки «и.о.», как вдруг произошло событие, снова полностью изменившее его жизнь на многие годы вперед.
Однажды, в июне 1979 года, когда на ферме велась работа по отсадке молодняка норки, на кормокухне заканчивалась большая реконструкция оборудования, на совхозной земле начались посевные работы (на Камчатке все полевые работы проводятся на месяц-полтора позднее, чем в средней полосе), делалось очень многое другое по хозяйству и Арику было очень некогда, его разыскал на звероферме сторож проходной и по местному телефону сообщил, что его ожидает группа каких-то военных. Арик в этот день никаких встреч не планировал и удивился, но попросил сторожа вызвать своего нового секретаря и проводить приезжих в контору с просьбой немного подождать. Через 20 минут он, как был, в грязных, издававших неприятный запах резиновых сапогах до колена и в рабочей одежде, прошел к себе в кабинет, где его ожидали 7 человек в армейской форме. Секретарь догадалась напоить их чаем с печеньем, и они не очень заждались Арика.
