Поларис взглянул на адвокатов. Тот, который уже с нами говорил, произнес:
— Я подготовлю список врачей, учителей и друзей. Вы можете пообщаться с ними, и если сочтете следующую нашу встречу необходимой, мы рассмотрим такую возможность.
— Никто не знает Юпитера лучше, чем отец, — сказала я. — Его Высокопреподобие может знать то, о чем остальные и представления не имеют.
Адвокат захлопнул портфель и встал:
— Тогда вы можете изложить ваши вопросы в письменной форме и передать их мне. А я сообщу вам ответ Его Высокопреподобия Полариса. Всего хорошего.
С этими словами Альдебаран и другой мужчина в тунике стали выпроваживать меня и Эла за дверь. Я отстранилась и протянула руку Поларису:
— Мы очень соболезнуем вам, Ваше Высокопреподобие Поларис. Я надеюсь, мы вас ничем не задели. Вы же знаете, что наша работа — помочь вашему сыну.
Он посмотрел на меня некоторое время и горько улыбнулся:
— Простите, но я не буду желать вам успеха.
Глава 6
— «Что-то вроде этого»… Разве это ответ? Она или погибла в автокатастрофе, или не погибла, — сказала я.
— Да уж, — пробормотал Эл. Он сидел в водительском кресле и постукивал пальцами по рулю. Я стояла снаружи у окна машины и вглядывалась в его лицо. У Эла огромный спортивный джип, а так как я ростом всего полтора метра, то достаю как раз до окна.
— Как ты думаешь?
— Я думаю, нужно узнать, как откинулась старушка Труди-Энн.
— Эл, — сказала я, — не забывай, что Лили моя подруга. И ты говоришь о ее погибшей матери.
— Ну ладно. Я бы хотел узнать, как ее мать отправилась на тот свет.
— И как ты собираешься расследовать смерть тридцатилетней давности?
Он пожал плечами.
— Понятия не имею.
— Я поговорю с Лили. Посмотрим, что она знает об этом.
— Хорошая мысль. Кстати, с чего это ты так неровно дышишь в присутствии Преподобного?
— Что?
— Еще пять минут в этом доме, и тебе было бы можно балахон шить.
— О чем это ты? — я изобразила негодование, хотя знала, что напрасно. В Поларисе действительно что-то есть.
— Ты глаз не могла отвести от этого чудака.
— Что за чушь!
— Неужели?
Я открыла рот, чтобы продолжать отстаивать свою невиновность, но потом вздохнула:
— Ты не заметил? Он… я даже не знаю… он подчиняет.
Эл пожал плечами.
— Я не восприимчив к таким вещам. Возможно, потому что я мужчина.
Я нахмурилась.
— Тут ничего сексуального. Совсем. Просто… просто на него трудно не смотреть. То есть, когда он смотрит, — я тряхнула головой, сердясь, что не получается выразить ощущение словами. — Ладно. Я думаю, что следующим пунктом нашей программы должен стать реабилитационный центр. Там мы узнаем о зависимости Юпитера. Тяжело ли ему было избавиться. Ну и все такое. Уверена, мы найдем по крайней мере одного врача, который согласится свидетельствовать в его защиту.
— Вот, об этом я и думаю, — сказал Эл. — Когда мы можем отправиться в этот Центр реабилитации и самопогружения? В понедельник?
— Центр реабилитации и самореализации. Да, наверное, в понедельник. Я напишу директору о нашем приезде. Заброшу детей в школу, и поедем.
Вдруг я вспомнила о своем открытии на унитазном троне у Полариса. Но ничего не сказала. Мне самой было трудно поверить, а уж сказать партнеру… Представляю, как повлияет беременность на мою трудоспособность. А когда родится ребенок, я стану абсолютно бесполезной. Это ужасно. Только я начала получать что-то от жизни — и на тебе.
После ухода Эла я некоторое время посидела в машине, размышляя, как лучше поступить: смалодушничать и рассказать все мужу по телефону, или дома, глядя в глаза. Тут рот опять наполнился слюной. Я открыла дверцу, наклонилась, и меня вырвало прямо на ухоженную улицу Сан-Марино. Замечательно. Сперва пришлось засунуть руки по локоть в унитаз Полариса, а теперь мне нужно либо найти шланг для полива, либо оставить восхитительную визитную карточку на тротуаре перед его домом. Мобильный зазвонил, когда я вытирала пот со лба.
— Не заезжай домой! — сказал Питер, едва я ответила.
— Почему?
— Потому что я нашел няню, но ее мама не разрешает ей остаться после восьми. Жди меня в ресторане «Без вина» через полчаса.
— А кто няня?
— Соседская Бетани.
— Питер! Бетани ведь только двенадцать лет!
— Нет, ей только исполнилось четырнадцать. Ты бы видела — за последние несколько месяцев она порядочно выросла. Стала похожа на Памелу Андерсон.
Так вот чем он занимается, пока я вожу детей в школу. Разглядывает соседских девочек.
— Я упустила тот раздел у Берри Бразелтона, где он говорит о том, что няню нужно подбирать по размеру груди.
— Джулиет, дай сказать. Она подходит нам. Ее мама находится в соседнем доме. Езжай в ресторан. Я уже не помню, когда последний раз мы проводили вечер без детей. Давай развлечемся, черт побери!
Ну и ладно. Уютный маленький ресторанчик в Голливуде — самое подходящее место, чтобы сказать мужу о грядущих колоссальных переменах в нашей жизни. Очередных. Я решительно захлопнула дверцу, не глядя на безобразие, оставшееся напротив дома Полариса. В конце концов, перегниет.
На обратном пути я позвонила Лили. Помощница соединила с ее мобильным телефоном.
— Привет, Джулиет! — Лили пыталась перекричать автостраду. У нее на трассе движение было более оживленным.
— Привет. Слушай, ужасно не хочется спрашивать об этом по телефону, но ты можешь мне сказать, как умерла твоя мать?
В трубке раздавался только шум машин и треск на линии.
— Лили! Ты еще здесь?
— Да, — ответила она. — Произошел несчастный случай.
Это мы уже знаем. Странно, почему Лили использует те же общие слова для описания смерти матери, что и ее отчим?
— Какой несчастный случай? — опять я слышала в трубке только шум машин. — Лили!
— Я здесь, Джулиет. Извини. Не могу говорить об этом. Все слишком… больно.
— Но…
— Нет. Я не могу, — и она отключилась.
Всю оставшуюся дорогу к ресторану я размышляла, почему Лили и Поларис не хотят говорить о смерти матери Лили. Что-то случилось в Мексике, но что? И может ли это иметь отношение к убийству Хло Джонс? Но у меня и своих проблем полно, так что я выбросила из головы мысли о матери Лили. Я приехала в ресторан раньше, чем Питер, села за столик на веранде под фонарем и стала набирать вес, нервно поедая хлеб. Я намазывала масло толстым слоем на хрустящую корку — там же кальций, значит можно! — и рассматривала ресторан. Очевидно, мы с Питером — единственные придурки в Лос-Анджелесе, которые ужинают в полшестого. Я хмуро подсчитывала, сколько должно еще пройти лет, прежде чем нам не нужно будет просить няню сидеть с детьми, чтобы провести вечер вдвоем. К тому времени мы успеем состариться и прослывем ранними пташками, ужинающими при дневном свете.
Увидев, что новый оранжевый «БМВ» Питера притормозил на стоянке, я вытащила тест на беременность из сумки и положила ему на тарелку.
Питер взлетел по ступенькам и поцеловал меня.
— Свидание! — счастливо произнес он и обнял меня за талию.
Я улыбнулась в ответ, несмотря на все свое волнение, и тоже обняла его. Он плюхнулся на стул и потянулся за стаканом с водой. Улыбка исчезла с его лица, когда он взглянул на тарелку.
— Сюрприз, — тихо сказала я и попыталась улыбнуться.
Мне было непонятно выражение его серых глаз. Он молчал.
— Неожиданно, правда? — спросила я.
Он слегка кивнул и осторожно взял в руки тест.
— На мою тарелку…
— Что?
— Ты положила его на мою тарелку, — Питер протянул мне полоску. — Он же весь в моче.
— Да. Точно. Извини, — я убрала тест в сумку.
— Ты собираешься его хранить? — сказал он.
— Я же сохранила два предыдущих.
— Хм.
— Что значит «хм»?
— Ничего. Просто «хм».
У меня в глазах защипало и стало горячо. Я готова была вот-вот заплакать.
— Как я понимаю, это для тебя плохая новость.
— Нет, нет, не в этом дело. Просто это… неожиданно, — он потер подбородок и громко вздохнул.
— Не издевайся, — я отломила еще один кусок булки и резкими движениями размазала масло.
— Я к тому, что нужно заниматься сексом, чтобы забеременеть.
Я взглянула на него.
— Что ты имеешь в виду?
Он усмехнулся.
— Ничего. Просто мы же не постоянно это делаем.
— Видимо, вполне достаточно.
Я уставилась в меню и сделала вид, что читаю.
— Ну что ты, любимая?
Я не обращала внимания, продолжая изучать меню.
— Черт возьми, что такое испанский артишок? И почему он есть в каждом проклятом меню города?
— Джулиет, дорогая, посмотри на меня.
Я не посмотрела.
Вдруг он встал, обошел вокруг стола, опустился на колени и обнял меня. Я не пошевелилась — все еще не могла простить, что он колебался, как и я. Но буквально через секунду уронила голову ему на грудь и спрятала лицо в складках старой фланелевой рубашки, которую он не удосужился переодеть. И разревелась.
