— Пэть-ика, — воскликнул изумленный дикарь, размазав рисунок грязным пальцем.
Петька стукнул его карандашом по носу за небрежное отношение к предметам высокой художественности и рядом с собой нарисовал девочку с двумя косичками. На этот рисунок Дой-на ничего не сказал, хоть и напыжился, как индюк на кошку.
На втором рисунке девочка с косичками села в лодочку. На третьем — лодочка поднялась в воздух, встречный ветер раздувал платье маленькой пассажирки, и косички ее торчали палочками, параллельными земле. — Дой-на запыхтел, что-то соображая.
На четвертом рисунке появился черный утес, под ним — озерцо. В воздухе над утесом — лодка с девочкой… У Дой-ны вырвался крик, знаменующий собой сильнейшую степень возбуждения. — Пятый рисунок показал, как девочка брела от утеса к лесу.
Здесь Петька отложил карандаш и подвел австралийца-мальчишку к последнему эвкалипту, где была метка Веры. Дикарю более ничего не требовалось, он все понял. Мало того, он знал эту белую девочку.
— Бамбар! Бамбар! — закричал он, танцуя на месте, как застоявшийся конь, и хлопая себя руками по бедрам. Читателю, незнакомому с австралийским языком, я объясню: «бамбар» значит «белый».
Петька очень обрадовался, — не тому, что Дой-на сказал «бамбар», а тому, что при этом слове он поднял белый камень и приложил его к своему шоколадному лицу. Понимай, мол: у девочки было белое лицо.
Дикарь отбежал в сторону от дерева с меткой и наглядно показал, что произошло затем в том месте, где были массовые следы.
Сначала он сделал из своих паклеобразных волос подобие двух косичек, потом, взяв в руку острый камень, шатаясь поплелся от дерева к дереву. За каждым деревом здесь сидело по такому же чернокожему, как он, — это он и показал, бросив на время первую свою роль и поочередно посидев с свирепым лицом за целым рядом деревьев… Девочка с косичками между тем шла и шла, ничего не подозревая. Вдруг на нее набросились чернокожие. Дой-на изобразил короткую схватку. Они подняли свою пленницу, отчаянно кусавшуюся, и понесли ее. Продолжая изображать многочисленную процессию, Дой-на двинулся вглубь леса. Петька за ним. Пройдя шагов сто, дикарь изобразил новую массовую сцену. Оказывается, похитителей караулили другие чернокожие. Новая схватка длилась с четверть часа, — Дой-на честно провозился сам с собой в течение этого времени. В результате ее первые чернокожие все же вышли победителями. Они устремились дальше в лес, в южную сторону, со своей ношей, а вторые, понурив головы, повернули на север…
Идти дальше за победителями Дой-на отказался, выразив на лице своем невыразимый ужас. Побежденным он явно сочувствовал, и из этого нетрудно было вывести заключение, что они приходились ему родственниками.
Петька попытался при помощи того же карандаша узнать что-нибудь о дальнейшей участи белой пленницы. Дикарь понял его и начертил на песке костер и над костром, в облаках дыма, шестиногого жука. Жук этот при детальном рассмотрении оказался сильно упрощенной фигурой девочки с двумя косичками… Впрочем, Дой-на сумел и успокоить разволновавшегося пионера, показав на руках, что сожжение или поджаривание белой пленницы произойдет не скоро — через шесть пригоршней или, иначе, через тридцать солнечных дуг, когда наступит какое-то «корробори».
9. «Смеющийся Джек» и капустная пальма
Время шло. От могучих эвкалиптов легли на землю длинные тени. От теней почва пестрила, точно спина гигантской зебры. Две юркие фигурки, как муравьи во ржи, резали лес сложными зигзагами: через упавшие стволы, в обход пням и живым великанам, через ребристые корни, распластавшиеся по земле, подобно щупальцам осьминога. Дой-на трусил впереди звериной рысцой. Петька — гимнастическим маршем. Подружившиеся враги держали путь на север.
Поборов минутную растерянность, вызванную страшным сообщением дикаря, Петька так рассудил. Австралия велика. Если сравнить, так, пожалуй, намного больше европейской части Советского Союза. Искать похитителей Веры на воздушном ялике, мыкаясь над пространством в 7 1/2 миллионов квадратных километров — задача не из легких. Задача, трезво рассуждая, едва ли разрешимая. Тем более, что дикаренок — вообще говоря, не трус — в частности, ни за что не согласится сесть со мной в ялик. А если согласится, то в дороге умрет от страха. Лететь одному — бессмыслица. Но и пешим порядком следовать за похитителями Дой-на отказывается. Он даже смотреть не хочет в сторону гор. Розыски в одиночку никуда не годятся. Итак, выход? Выход: следовать за Дой-ной в местожительство его племени и там завербовать себе в путеводители взрослого человека.
С такими мыслями Петька и трусил теперь, убегая вслед за дикарем от надвигавшейся на землю ночи.
Верхушки эвкалиптов перестали отливать багрянцем, — где-то там на западе солнце опустилось для подземного пути. Дикарь бежал, часто вскидывая глаза кверху, к синим бездонным провалам в потускневшей зелени крыши. Черная шапка ночи его пугала.
Совсем помрачнело вокруг, когда строгий лес остался сзади и буйная чаща тропических джунглей окружила двух беглецов. Здесь все сливалось в непроходимые, непролазные дебри, перепутанные лианами: мангровые деревья, на ходулях-корнях, фикусы-смоковницы с решетчатыми корневищами, пальмы — саговые, капустные и вьющиеся, древовидные папоротники, гигантские орхидеи и бамбуковая щетина с кронами в ферме индусских опахал. Но юный Дой-на так знал дорогу, как знал ее на своем пустыре Петька. Он смело нырял в темные норы сплошной зеленой стены, перепрыгивал или переходил вброд или переплывал многочисленные ручьи и речонки, балансировал с ловкостью канатного плясуна по зыбким трясинам болот, переходил большие озера без колебаний напрямик, по одному ему известным мелям, и при всем том скорость своей звериной рыси увеличивал прямо пропорционально наседавшей тьме.
Петька напрягал все свои силы и всю свою гордость, чтобы не отстать, и наконец взмолился. На его стенания Дой-на обернулся раз и молча продолжал путь с той же скоростью. Возмущенный таким отношением, Петька решил прибегнуть к радикальному средству. Он догнал дикаря, выбившись из последних сил, протянул руку к единственной части его туалета, к травяной веревочке на бедрах, и затормозил звериную рысь его на полном ходу.
— Побегали и хватит, — мотивировал он свой поступок.
Дикарь горячо запротестовал, пальцами тыча на сумрачное небо, на густую тьму под перистыми крыльями папоротников и на свой собственный желудок, наконец.
— Хватит! Хватит! — упрямо бубнил Петька, воображая, что и на австралийском языке существует такое слово. — Темноты я не боюсь, не маленький, а про желудок нечего говорить, когда слопали четыре фунта мяса. Довольно бегать. Спать. Будем спать, понимаешь? — он приложил ладонь к щеке и закрыл глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
