– Да, когда человеку не хватает мозгов, а до него должно дойти, что надо испугаться.
У Никки челюсть отвисла.
– Вы только что обозвали меня дурой?!
– Это как посмотреть. Вы передумали принимать мою помощь или нет?
– Вы всегда так самонадеянны? – Никки приподнялась, ее гнев возрос еще на один пункт.
– Случается. Преимущественно, когда уверен в своей правоте.
Блондиночка не отреагировала, и Даллас понадеялся, что она тоже посчитала его правым. Но кое-что в наклоне подбородка говорило: девица не готова выбросить белый флаг, поэтому он продолжил.
– Единственный подозреваемый, на которого при сложившихся обстоятельствах падает больше всего подозрений, – это человек, во всеуслышание угрожавший жертве физической расправой. И будь я проклят, если люди не слышали, как вы не единожды, а дважды говорили, что хотите его убить.
– Я не это имела в виду. Я бы никогда… – Никки прижала пальцы к глазам и застонала. – Я пользуюсь безопасными мышеловками. Я даже грызуна не могу убить.
– Правда? Черт, обязательно расскажите об этом полиции, – сострил Даллас и возвел глаза к потолку.
Плечи упрямицы обреченно поникли, по крайней мере, ему так показалось.
– Уже рассказала. – Никки подтянула колени к груди и обхватила накрытые простыней ноги. – Детектива это не очень впечатлило.
Представив реакцию брата, Даллас чуть со смеху не прыснул – единственное, чего Тони на дух не переносил, это мыши.
– Я не убийца, – повторила Никки. – Злилась ли я на своего бывшего? Да. И не только из-за того, что он кинул меня со счетом, но и… из-за других вещей.
– Каких других вещей?
Она медлила.
– Рано или поздно правда все равно выйдет наружу, – настоял Даллас.
Никки выпалила на одном дыхании:
– Год назад я поймала его с моей сотрудницей на моем диване в моем же кабинете. – Несчастная погрузила зубы в нижнюю губу.
– Ого! И что же вы сделали?
– Ее уволила. С ним развелась. Диван выбросила.
О’Коннор ухмыльнулся.
– Бьюсь об заклад, по дивану скучаете.
– Вообще-то да, – нахмурилась Никки.
Уронив голову на колени, она на несколько минут замерла.
Наконец подняв голову, повторила:
– Я не убивала.
Даллас выставил руку.
– Вам не нужно убеждать меня, Никки. Я вам верю. – В тот момент, когда слова сорвались с языка, Даллас понял, что говорит правду. Он ей верит. Также как верит в невиновность Нэнса. – Но когда на факты взглянут копы и окружной прокурор, я не уверен, что они увидят ситуацию в том же свете, что и я. Не то чтобы их мнение решающее. Вопрос на миллион – считаете ли вы, что жюри из двенадцати равных вам по статусу и всему остальному присяжных, поверит вашим словам?
Мисс Хант не сводила с Далласа глаз, и он мог видеть в них ростки сомнения.
– Я ведь не проснусь, и не окажется, что все это мне только снится?
– Боюсь, что нет. Вы угодили в серьезную передрягу. Положение может усугубиться, только если окажется, что в случае смерти мужа вы получите страховку.
Никки моргнула.
– Думаю, он это так не оставил. О черт, я не знаю, переписал он страховку или нет.
Даллас скрестил руки на груди и оперся о больничную койку.
– Парень?
– А? – переспросила она.
– У вас есть парень, который, возможно, хотел свести счеты с вашим бывшим?
– Нет.
– Серьезно? – О’Коннор не мог себе представить, что у дверей такой женщины не толпятся мужчины.
– Серьезно.
– Любовник? – спросил он, не принимая тот факт, что ночами ее простыни не грел какой-то счастливчик.
– Я сказала, у меня нет парня.
– А я спросил, нет ли у вас любовника.
Светлые брови чуть нахмурились.
– И какая тут разница?
Проклятье, она из тех женщин, которым идут встопорщенные перышки. Даллас открыл было рот, чтобы объяснить различие между случайным сексом и отношениями, прекрасно сознавая, что сейчас она еще больше взъерепенится, но сдержался. Без сомнения, Никки понимала разницу. Просто не рассматривала предпоследний вариант.
И снова облом. О’Коннор продолжал буравить ее взглядом.
– Я нужен вам, Никки.
– Потому что у меня нет парня? – поинтересовалась она, прищурившись.
– Нет, потому что вы вляпались в неприятности по самые симпатичные бровки.
Никки сделала глубокий вдох и выдала:
– Сколько картин?
Даллас облегченно улыбнулся.
– Пожалуй, нам стоит подождать и посмотреть, сколько времени у меня уйдет на это дело. – Честно говоря, ему глубоко плевать на ее картины. Единственная причина, по которой Даллас это предложил – он чувствовал, что дамочка слишком гордая, и не примет от него помощи бесплатно. Она могла писа́ть Элвиса на бархате (Речь о картинах под названием «Бархатный Элвис/ Velvet Elvis» – обычно певец Элвис Пресли изображается по пояс на бархате темных оттенков, в костюме и с микрофоном в руке. Прим.переводчика.), почем Далласу знать.
О’Коннор позволил взгляду пробежаться по Никки – шикарные волосы, выразительные глаза, губы, способные вызвать мокрые сны. Грудь – настоящая грудь. Силикон так не покачивается и не подрагивает. И кожа, самая мягкая, какую он когда-либо видел.
Невысокого роста. Далласу нравились длинные ноги, и что-то ему подсказывало: случись взглянуть на все, чем природа одарила Никки под этой больничной сорочкой, их бы он там и увидел.
Доведенная до предела выдержка послала его нравственному компасу сигнал тревоги. Ради всего святого, женщина загремела в больницу, ее чуть наизнанку не вывернуло, а тут он со своим стояком. Велев либидо пойти погулять, Даллас провел рукой по лицу и уставился на занавеску в надежде проветрить мозги.
– Обычно цена на мои картины варьируется от восьми сотен до трех тысяч долларов.
Заставив себя посмотреть на свежеиспеченную клиентку, Даллас старался удерживать взгляд выше ее шеи.
– Позже обсудим.
Художница замотала головой, и проклятая сорочка вновь соскользнула с плеча. Нравственный компас О’Коннора опять начало косить. Даллас наблюдал, как Ники поправляет сорочку.
– Во сколько обходятся ваши услуги? – не отступала мисс Хант.
– Это тоже подождет. – Вот черт! Даллас охотнее согласился бы на то, что она поначалу ошибочно посчитала предметом для бартера: ни к чему не обязывающий секс. Но разве чуть раньше он не пришел к выводу, что Никки Хант такой разновидностью секса не занимается? Меньше часа назад он не знал ее настолько хорошо, чтобы утверждать – ради куска хлеба она не разденется, теперь же он чувствовал себя умнее. Что-то в этой молодой особе кричало: «постельные разговоры», «неспешные прогулки по пляжу», «остаться на ночь» и «серьезные намерения». Все то, что он подарил одной женщине, и поклялся никогда не дарить другой.
– Так что же нам делать дальше? – Никки куснула надутую нижнюю губку.
«Аккуратней». В голове пронеслось единственное слово, и Даллас постарался не думать о том, как бы ему хотелось быть единственным, покусывающим ее нижнюю губу.
– Здесь возможны варианты.
– Какие?
– Арестую я вас или нет, – ответил Тони, появляясь из-за занавески.
– Могу я с тобой поговорить? – обратился он к Далласу. Плотно стиснутые челюсти брата явно свидетельствовали: что-то случилось. – Немедленно.
Даллас посмотрел на Никки. При мысли загреметь за решетку, это уж как пить дать, голубые глаза округлись от паники. При виде такой уязвимой и напуганной Никки инстинкт служить и защищать заработал на полную катушку – и неважно, что младший О’Коннор больше не носил полицейский значок.
Он открыл рот, чтобы успокоить ее, пообещать, что обо всем позаботится. Но это было бы ложью. Во-первых, у Никки Хант чертовски крупные неприятности, а во-вторых… Даллас мог из кожи вон лезть, чтобы доказать ее невиновность, однако он не давал обещаний, которые не смог бы выполнить. Особенно женщинам с такой нежной кожей и ангельскими глазами, желающим получить от него больше, чем он способен им дать.
– Сейчас вернусь, – бросил Даллас напоследок и, как только расправил занавеску, рыкнул на брата. – Какая же ты сволочь.
– Сволочь? – Тони вывел его в пустой коридор. – Ее подозревают в убийстве. Или тебе напомнить, что это означает?
– Ну-ну, не так давно я сам был одним из подозреваемых, так что это ни хрена не значит!
Тони остановился и покачал головой.
– Ах вот в чем дело. Понимаю, ты человек жалостливый. Я даже согласен прислушаться к твоим словам о невиновности того парнишки, Нэнса. Но это я. И это мое расследование. Разве ты плохо меня знаешь, раз сомневаешься в моей непредвзятости? В том, что я буду настаивать на обвинительном приговоре, только если буду уверен в его обоснованности?
