Очевидно, на этот раз все.
Долгих прощаний и проводов не было, но гости во главе со стариком уже направились по дорожке к выходу.
Гвардейцы тоже начали переговариваться нарочито громкими, радостными голосами, похлопывали друг друга по плечам, смеялись.
Шамиль снова замер между Виноградовым и собеседником.
- Эта смерть на тебе, ты понял? - перевел он, показывая на чемоданчик:
- И на этих деньгах.
Владимир Александрович промолчал.
Мимо провели пленного офицера в накинутом на голову мешке.
- Они будут убивать их по одному... Каждую неделю, по пятницам. Снимать на видео - и отдавать в программы новостей, иностранцам. Пока у России не найдется денег, понял?
Шамиль переступил через лежащее на земле тело, и от себя добавил:
- Они это сделают, да...
Пока оттаскивали за калитку труп, Виноградов вместе со всеми стоял во дворе. Потом беспрепятственно прошел в дом, поднялся наверх и в одиночестве сел на кровать.
За окном возник и удалился рев автомобильных двигателей.
Некоторое время Владимир Александрович тупо разглядывал прилипший к ладони чемоданчик - и в конце концов просто закрыл глаза.
Вряд ли Шамиль теперь вернет майору оружие...
Очень хотелось заплакать, но слез не было.
Не было вообще ничего, кроме чужой предсмертной боли.
* * *
Минуты ожидания тянулись долго и тяжело, но к тому времени, когда Владимира Александровича позвали вниз, он уже вполне справился с собой.
Виноградов взял портфель с деньгами и вышел на улицу.
Чтобы спуститься с крыльца, надо было миновать хозяина:
- Э, постой...
Владимир Александрович обернулся. Голос хозяина звучал тревожно:
- Это не я. Это они...
Рядом с дорожкой, в траве, темнело пятно - если не знать, что там кровь, ни за что не обратишь внимания.
- Видели?
Виноградов ощупал взглядом мясистое, встревоженное лицо.
- Это они... Я не мог помешать! Видели?
Надо же, когда припечет - все они тут вспоминают, как по-русски разговаривать. Почувствовав мстительную радость, майор пожал плечами:
- Разберутся. Кому следует.
- Но вы подтвердите?
Виноградов опять пожал плечами и не прощаясь двинулся дальше.
- Садись, - за калиткой уже ждал Шамиль.
Очки по-прежнему скрывали половину его лица, и как раньше ни черта за ними было не разобрать.
Выехали быстро и без сопровождения, на одной-единственной "ниве": водитель, автоматчик, Шамиль, да сам Виноградов. Почему - Владимир Александрович так и не понял, а уточнять что-то не осталось ни сил, ни желания.
Когда машина покатилась по пыльному, пустому шоссе, Владимир Александрович все же не выдержал и обернулся.
- Забыл что-то?
- Нет. К сожалению...
Дорожный знак на выезде отсутствовал.
Досадно! А Виноградов надеялся прочитать хотя бы название остающегося позади населенного пункта.
Ничего... Добраться бы до своих, а там разберемся.
Издали коттеджи смотрелись совсем по-европейски: черепица на крышах, флюгеры, красный и белый кирпич.
Просто, Швейцария какая-то. Или даже австрийские Альпы...
За одним из заборов Владимир Александрович увидел свежие штабеля досок, а чуть дальше обратил внимание на приоткрытый контейнер с импортными стеклопакетами и торчащую в небо стрелу автокрана.
Очевидно, некоторые дома ещё достраивались.
- Нравится? - Тон у Шамиля был не совсем обычный.
- Красиво.
- Да... За год появилось. Даже меньше.
- После войны? - Удивился Виноградов. И все же спросил:
- А что это вообще такое? Интересное место.
Шамиль изобразил на лице улыбку и заговорил, тщательно подбирая слово за словом.
Судя по его обьяснениям, в красивых и уютных коттеджах образцово-показательного городка жили сплошь родственники нынешнего республиканского министра финансов.
А до ввода российских войск тут вообще ничего не было: поля, водокачка, да какой-то совхозный сарай, сгоревший при первой же бомбардировке... Но потом боевые действия закончились, и Москва, послушно приступила к выплате различных компенсаций победителям.
Как водится, перечисление федеральных средств на восстановление разрушенной экономики происходило под неусыпным контролем дюжины министерств и ведомств с обеих сторон.
В том числе, и министерства финансов республики.
- Теперь понятно?
- Понятно.
Бюджетные деньги в России-матушке умеют разворовывать не хуже. Генеральские дачи, приватизация, квартиры для депутатов... Но возвести сразу целый городок, да ещё на глазах десятков тысяч беженцев и бездомных?
- И вы терпите?
- Каждый устраивается, как умеет.
В голосе Шамиля не было даже намека на осуждение. Впрочем, зависти не было тоже, и это Виноградову почему-то понравилось...
Некоторое время ехали молча.
Потом сосед обернулся к Владимиру Александровичу:
- Слушай, насчет утра... - он махнул рукой куда-то назад. - Я рад, что все хорошо закончилось.
- Хорошо? - Виноградов представил окровавленный затылок убитого.
- Слушай! Могла вообще быть стрельба... За такие деньги, понял?
- А мальчишка-то тут при чем?
- Он не мальчишка! - Вскинулся Шамиль. - Он - солдат, понял? Он сюда воевать приехал, с оружием,понял? А не в гости...
- Его не спрашивали. Его послали!
- Ну и что?
Конечно, всегда есть выбор. Но... иногда его нет.
- Пленных убивать нельзя.
Шамиль оскалился:
- Да? И бить нельзя? Слушай, и пытать?
- Нельзя.
Машину затрясло на камнях, но собеседники этого не замечали.
Шамиль сорвал с лица очки и почти вплотную приблизился к Виноградову:
- Видишь? Видишь, да?
Уродливый шрам на месте глаза, мертвая кожа...
- Нравится?
- Нет, - честно признал Владимир Александрович.
- Осколок в руку, осколок в грудь и третий - вот сюда... Слушай! Я тогда на похороны отца приехал. Он человек уважаемый был, много народу собралось, даже из других районов. А ваши узнали - и по кладбищу! Сначала накрыли ракетами, а потом уже вертолеты прошлись, понял? Понял?
Виноградов кивнул, но Шамиль даже не обратил на это внимания:
- А знаешь, кто это сделал?
- Нет.
- И я не знаю! - Откачнулся собеседник. - Но наверное, такой же сопляк, как тот, сегодняшний... Может, даже и он сам, а?
Владимир Александрович опустил глаза.
Чертова война! У каждого, кто её пережил, навсегда останется собственная правда, оплаченная своей или чужой кровью.
Ведь сказано: только мертвые сраму не имут.
И еще: не судите, да не судимы будете...
Виноградов выучил много всяких красивых слов, но сейчас все они прозвучали бы некстати.
- Ох, так его душу!
На очередном повороте водитель резко вывернул руль вправо, и Владимира Александровича навалило на соседа:
- Извини.
Шамиль не ответил. Восстановив утраченное равновесие, он сразу же снова надел темные очки и отодвинулся от Виноградова.
Тот тоже поставил между ног оказавшийся на полу чемоданчик, сел поудобнее и принялся разглядывать горы за окнами автомобиля.
- Вы все виноваты... Все.
Виноградов обернулся: в голосе Шамиля больше не было ни злобы, ни истерики. Он говорил так, как рассуждают о чем-то обыденном и уже давным-давно известном, не требующем доказательств.
- И женщины? И дети?
- Да, - собеседник переложил автомат на колени. - Слушай, я до войны, в институте даже хотел жениться на одной москвичке. Но теперь... Ненавижу! Ненавижу вас всех.
Виноградов припомнил вчерашние фотографии на экране телевизора:
- И журналистов? Этих, которые заложники?
- Конечно. Почему нет? - Пожал плечами Шамиль.
- Ну, они же, вроде, друзья ваши. Нет?
Собеседник поправил берет. Потом не спеша, со вкусом и удовольствием произнес одно-единственное слово:
- Дерьмо.
- Неужели?
- Проститутки...
И вообще-то, возразить Владимиру Александровичу было нечего.
... Самошина и Гвоздюка он знал уже довольно давно, чуть ли не с первого дня работы в пресс-службе милицейского Главка. А познакомился майор с ними так же, как с большинством журналистов, пишущих и снимающих на криминальные темы.
В Большом Доме заканчивалось какое-то протокольное мероприятие, уже пошли вопросы с мест - и брошенный в одиночку "под танк" Виноградов с трудом пытался комментировать для телевидения и газет очередное заявление начальника ГУВД.
- Скажите, майор...
Владимир Александрович отыскал глазами поднятую руку:
- Представьтесь, пожалуйста.
Встал парень - упитанный, розовый, с усиками и бородкой:
- Алексей Самошин, компания ЦРТВ. Скажите, правда ли, что...
Худо-бедно, пресса в конце концов получила свое.
И отправилась по рабочим местам - нагонять строчки для гонорара и в меру способностей монтировать отснятый материал... Но прежде чем Владимир Александрович покинул пустеющий зал, к его столу приблизились двое:
