Что ж, он прав. Хотя, честно говоря, от него этого не ожидал.
Через минуту передо мной, как по мановению руки, появилась банка пива, а перед Устиновым - чашка чаю. Устинов помешал чай ложечкой, отхлебнул.
- Ну, выкладывай, по какому делу, - взял он быка за рога.
Я снова рассмеялся.
- Ты чего? - подозрительно спросил Устинов. Обидчив он был, как ребёнок.
- Анекдот вспомнил, - сказал я.
- Ну?
Я поёрзал в кресле, пытаясь устроиться поудобнее. Естественно, что из этого ничего не получилось.
- Значит, так, - сказал я. - Приезжает наш турист во Францию. Ещё в советские времена. В кармане у него, сам понимаешь, три франка, водят всю группу по Парижу толпой... Тяжко нашему туристу, а ведь у него мечта жизни сбылась - наконец-то он в Париже! И страшно ему хочется почувствовать себя настоящим парижанином, будто он всю жизнь здесь прожил. Короче, откололся он тихонько от группы и сел за столик под зонтиком в каком-то летнем кафе. Меню посмотрел - что там на три франка можно заказать? Только чай. Заказал чай. Сидит, ложечкой в чашке помешивает, на Париж смотрит.
И только он начинает себя истинным парижанином ощущать, как вдруг из-за соседнего столика к нему обращаются:
- Простите, вы русский?
- Да, - опешивает наш турист. - А как вы догадались?
- А вы, - говорят из-за соседнего столика, - когда чай перемешиваете, ложечкой в чашке звените.
Внял совету наш турист, размешал чай по-европейски, отхлебнул и снова попытался в образ парижанина войти.
Тут уже из-за другого столика к нему обращаются:
- Простите, вы русский?
- Да, - начинает уже сердиться наш турист. - А вы как догадались?
- А вы, когда чай пьёте, - отвечают ему, - ложечку из чашки не вынимаете.
Вынул ложку из чашки турист, на блюдечко положил, и снова чай отхлебнул. Пусть теперь кто-нибудь в нём европейца не признает!
- Извините, - обращается к нему на ухо официант. - Вы русский?
Вздрагивает наш турист и смотрит на официанта обалдевшими глазами.
- А почему вы так решили? - спрашивает.
- А вы, когда чай пьёте, глаз прищуриваете, будто у вас ложечка в чашке.
Устинов делано рассмеялся, вынул ложку из чашки и залпом опрокинул в себя чай.
- Вот-вот, - заметил я, откупоривая пиво. - Именно так, исконно по-русски, и поступил наш турист в конце истории.
- А я не собираюсь под Европу подделываться! - гаркнул Устинов. Пусть принимают меня, мать их..., таким, какой я есть. Знаешь, как они на цырлах вокруг меня скачут: продай то, продай это?
Я тактично опустил глаза и отхлебнул пива. Кураж у Устинова тоже был посконно русским, купеческим.
- Ладно, не тяни кота за ... ! Говори, что там у тебя? - распорядился Устинов. Что-что, а нахрапистость всегда была у него в крови. Благодаря ей он и стал преуспевающим бизнесменом. Время первичного накопления капитала есть время беспринципных и наглых, если я правильно понимаю политэкономию.
Чтобы скрыть замешательство, я опять приложился к банке с пивом. Прямые вопросы, касающиеся меня лично, вызывали у меня нечто вроде речевого ступора. Я начинал мямлить, говорил невразумительно, что, естественно, производило отнюдь не благоприятное впечатление. А мне сейчас край как необходимо было получить поддержку от Устинова. Не для себя (хотя просить нужно было именно так) - сам я предпочёл бы сдохнуть с голоду, чем унизиться до попрошайничества.
- Шурик, - собравшись с силами, начал я, - когда-то ты предлагал издать мою книгу за твой счет...
На большее меня не хватило. Я вновь замялся, вертя в руках пустую жестянку. Глаз на Устинова я поднять не мог - сгорел бы от стыда.
- Ну? - подстегнул он меня. Именно подстегнул, а не подбодрил. По-другому Устинов не умел. И не хотел.
- Как ты смотришь на это сейчас? - решил я уйти от прямой просьбы.
- Как бизнесмен, - мгновенно отреагировал он. - Сколько я буду с этого иметь?
Этого вопроса я и боялся. В нём была вся загвоздка. Похоже, я сейчас начал бы мямлить, и из этого ничего хорошего не получилось бы.
Выручила меня распахнувшаяся дверь. В кабинет колобком вкатился сияющий улыбкой толстячок в разноцветной куртке, обляпанной "лейбами" и исписанной призывами на английском языке покупать жевательную резинку, джинсах-галифе и кроссовках на толстенной подошве. Типичный сутенёр по западным меркам. А по нашим - ярчайший представитель нарождающихся деловых кругов.
- Привет, Сашок! - заорал он с порога и швырнул на стол огромный складной нож. - Получай заказ!
- Здоров, Женечка, ядрёна мать! - обрадовался Устинов. - Извини, бросил он мне и снова обратился к "сутенёру": - Привёз? Как там Италия, мать ... ?
- А нормально!
- Колёса себе пригнал?
- А как же! "Хонду". И знаешь, какой мне номер здесь на неё дали? "я - 1941 СС"!
Устинов расхохотался. Я индифферентно промолчал, как бедный родственник. Но толстячок уставился на меня таким требовательным взглядом, будто обязывал разделить с ним веселье.
Я кашлянул. Никакого снисхождения - толстячок Женечка по-прежнему таращился на меня, требуя, как истый сутенёр, соития с его радостью по поводу присвоения машине столь многозначительного номера.
- Н-да, - причмокнул я тогда и тоже представился: - А я - Валентин Бескровный. - Выдержал паузу и скромно добавил: - Писатель.
Улыбку с "сутенёра" как ветром сдуло. Больше он на меня не смотрел.
- Кстати, - сказал он Устинову, - я тебе ещё должен. Ты мне давал триста пятьдесят. Триста за нож, плюс шестнадцать... ну, ты помнишь за что... Итого с меня: тридцать четыре бакса.
Он достал объёмистое портмоне, отсчитал деньги и положил их на стол.
- Извини, спешу. Созвонимся!
И он выскочил из кабинета, так больше и не удостоив меня взглядом.
- Пока! - бросил ему в спину Устинов. Инцидента между мной и "сутенёром" он не заметил, с искренним, детским любопытством вертя в руках нож.
- Ты, прямо, как ребёнок, - заметил я, наблюдая за ним.
- Да, - неожиданно согласился Устинов. - Нравятся мне такие штучки!
Он нажал на кнопку, и из колодочки ножа выскочило огромное лезвие.
- У меня дома и "винчестер" есть. Знаешь, как у американских полицейских, с продольно передёргивающимся стволом?
Честно говоря, упоминание "винчестера" вызвало у меня в первый момент ассоциации с компьютером. Но у наших "деловых людей" несколько другие интересы и увлечения.
Дверь снова отворилась, и в неё вплыла давешняя миловидная женщина.
- Александр Иванович, вы просили деньги на карманные расходы, пропела она грассирующим голосом и положила на стол две пачки купюр. То ли у неё действительно была такая манера разговора, то ли просто "строила глазки" писателю. Вообще странно, как меняются люди, стоит им услышать, что ты писатель. Словно ты какой-то идол, недоступный в своей лучезарности. Впрочем, я и сам когда-то, на заре своего творческого пути, чуть ли не в рот заглядывал писателям. Теперь же - насмотрелся...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
