Потому она решила, что опасней всего Ибрагим, он опасней Махидевран и валиде, вместе взятых, именно с греком ей придется бороться за Повелителя, за его сердце, его внимание и уважение, за саму жизнь.
Но эта самая жизнь быстро показала, что она рано сбросила со счетов остальных…
Сердце с утра не на месте, Роксолана и сама не могла понять почему. На бесконечные вопросы о том, как Мехмед, следовал один и тот же ответ:
– Хорошо, госпожа. Шехзаде здоров и спокоен.
С сыном все в порядке, неужели что-то с Сулейманом? Но сердце чувствовало, что не с ним, а именно с ней самой.
Когда валиде вдруг позвала к себе, сердце трепыхнулось: вот оно!
Но Хафса была даже приветлива, принялась расспрашивать о малыше, причем делала это так, словно не видела Хуррем добрых пару месяцев или юная женщина с сыном жила вдали. И все же от Роксоланы не укрылось легкое беспокойство валиде, та словно ждала какого-то известия, а тем временем тянула и тянула беседу.
Наконец, в комнату вошла хезнедар-уста и остановилась у двери. Валиде и глазом не повела, но Роксолана почувствовала, что та успокоилась. Вернее, беспокойство стало несколько другим.
– Я могу идти, валиде-султан?
Хафса приподняла бровь:
– Мы так редко беседуем с тобой, ты держишься в стороне. Не любишь, когда с тобой говорят?
– Я не слишком хорошо себя чувствую. Я могу идти?
– Да, иди.
Роксолана с трудом сдержалась, чтобы не выскочить из покоев, поклонилась и степенно шагнула за дверь.
За дверью тут же прошептала Гюль:
– Где шехзаде? Что с ним?!
– Дети спят. С ними рядом Мириам.
Расстояние до своих покоев показалось Роксолане бесконечным, тем более нужно идти медленно и спокойно, чтобы по гарему не разнеслось, что Хуррем бежала от валиде, как зачумленная.
Закрыв дверь в свои покои, она немедленно кинулась во вторую комнату. Мехмед спокойно спал на большой кровати, рядом сидела Мириам, помахивая опахалом.
– Как он?!
– Все хорошо, госпожа.
– Никто не заходил?
– Сюда нет. Даже слуги не заходили.
– А туда? – Роксолана подозрительно кивнула на первую комнату.
– Туда кто-то из служанок заходил.
Она вышла в комнату, остановилась, прислушиваясь к себе.
Что-то не так, даже не поймешь, что именно. Огляделась еще раз. Так и есть, книга на столе закрыта, а ведь она хорошо помнила, что, уходя к валиде, оставила открытой.
Кто посмел коснуться книги?! Это один из фолиантов, привезенных Сулейманом из Дубровника специально для нее. Рабыни не знают латыни, к чему трогать книгу?
Гюль стояла у двери, тревожно глядя на хозяйку.
– Гюль, узнай, кто входил в комнату, пока я была у валиде. Хотя постой, не спрашивай. Накрой платком вон ту книгу, что лежит на столе, только не касайся ее. А мне подай похожую в красном сафьяне, видишь, лежит на том столе.
– Госпожа, вы боитесь…
– А это мы сейчас узнаем. Только молчи. Пойдем со мной.
Подхватив поданную Гюль книгу, Роксолана поспешила обратно в покои валиде. Евнухи у двери едва успели расступиться.
Хафса с изумлением обернулась к нежеланной гостье:
– Что случилось, Хуррем?
– Валиде, перед тем как вы меня позвали к себе, я читала, хотела вам повторить умные мысли, но никак не могла вспомнить. Позвольте, я прочту… – С этими словами Роксолана решительно распахнула принесенную книгу.
На долю мгновения, всего миг отшатнулись валиде и хезнедар-уста, Хафса тут же сумела взять себя в руки, но Роксолане этого вполне хватило:
– Это не та книга, валиде. Здесь нет яда… А что, если бы я, не открывая, вернула ту Повелителю?
Вот теперь валиде испугалась по-настоящему, но она уже пришла в себя:
– О чем ты болтаешь?! Совсем потеряла рассудок со своей учебой?
– Так мне отдать ту книгу Повелителю молча или сначала рассказать о своих подозрениях?
– Уйди, Хуррем, со своими глупостями! – взвыла Хафса.
Роксолана развернулась и бросилась прочь. Может, она и правда выдумала все, может, показалось? Но почему тогда так испугалась вида книги валиде? И хезнедар-уста тоже испугалась…
Так ничего для себя и не решив, Роксолана подошла к двери. Рядом с покоями стояли три служанки – две свои и одна новенькая.
– Ты кто?
– Я Бахижа, госпожа.
– Откуда ты?
– Меня прислала к вам баш-кадина Махидевран в подарок.
– Счастливая, говоришь? – Роксолана задумчиво покусала губу. – Ты пыли боишься?
– Чего?
– На столе лежит завернутая в платок книга, осторожно, не разворачивая ее, возьми, вынеси подальше в сад и там потряси, перелистай. В ней столько пыли еще из Дубровника, что я скоро чихать начну. Айше, вынеси ей книгу, только не разворачивай, осторожно. И не урони.
Служанки замерли, ничего не понимая, что это нашло на Хуррем? Сама она осталась наблюдать, как Айше с предосторожностями несет книгу.
Бахижа приняла сверток с опаской и недоумением.
– Иди, иди. Вытряси ее хорошенько, заверни обратно и отдай… оставь пока в саду, пусть полежит.
– Где оставить, госпожа?
– В беседке в саду. Я завтра пришлю забрать.
Бахижа несла книгу на вытянутых руках, глядя ей вслед, Роксолана пыталась понять, знает ли девушка, что книга опасна? А может, вовсе не опасна?
Оставалось ждать.
– Госпожа, почему вы назвали ее счастливой?
– Бахижа по-арабски значит «счастливая».
– Как хорошо понимать чужую речь.
Роксолана рассмеялась:
– Айше, кто же мешает тебе научиться?
Хафса с тревогой слушала сообщение Самиры о том, что Хуррем заставила новую служанку унести книгу в сад. Но тревога никак не отразилась на ее все еще красивом лице. Долгие годы борьбы за власть научили Хафсу не выдавать ни своих мыслей, ни своих чувств.
– Хорошо, иди, – махнула валиде рукой служанке.
Она досадовала на себя, что позволила Хуррем заметить мгновенный испуг, когда та вернулась с книгой. Конечно, его можно объяснить тем, что женщина примчалась, как сумасшедшая, растолкав евнухов, но это объяснение не обманет саму Хуррем.
Валиде жестом велела удалиться всем и подозвала к себе хезнедар-уста:
– Плохо сделали. Теперь она нажалуется Повелителю. Как она сообразила, что книга опасна?
– Ведьма! – уверенно заявила хезнедар-уста.
Роксолана распорядилась вымыть стол и сменить ковер на полу, а также протереть все в комнате и сменить одежду слугам.
В гареме ничего не происходит без участия и разрешения кизляр-аги, тот примчался немедленно:
– Что это ты затеяла?! А меня спросила?
– Что ты кудахчешь, как курица, которая снесла яйцо? Крику-то из-за того, что я сменила надоевший ковер.
Роксолана ловко сунула в руки кизляр-аги кошель с деньгами, судя по весу, сумма в нем заметно превышала то, во что обошлась ее переделка. Тот только фыркнул:
– Могла бы спросить сначала.
– Кизляр-ага, ну стоило ли мне беспокоить такого занятого человека из-за такой мелочи? У вас небось и без меня голова кругом…
– Да уж…
Выпроводив евнуха, Роксолана попросила:
– Айше, сходи осторожно посмотри, что делает с книгой эта Бахижа. Только не приближайся к ней.
Служанка вернулась быстро:
– Вах! Уже муэдзин прокричал призыв к вечерней молитве, а Бахижа все трясет книгу. А держит-то ее как!.. Словно ядовитую змею или взбесившуюся кошку – на вытянутых руках и отвернувшись.
Роксолана усмехнулась:
– Ну и ладно. Нам тоже пора на акшам вставать, не то кто-нибудь из шпионов заметит, что мы не вовремя помолились.
Роксолана, Гюль и Айше старательно расстелили свои коврики поверх нового ковра и опустились на колени.
Еще произнося слова перехода в новую веру, Роксолана поклялась сама себе, что прежнюю не забудет, но будет честно выполнять все, что требует новая. Верить надо искренне, иначе это двойной грех. Она с удивлением обнаружила множество совпадений, а то, что не совпадало, приняла достаточно легко. Да был ли у нее выбор?
Большинство женщин и девушек гарема родились в иной вере, но стали правоверными мусульманками, не слишком переживая из-за этого.
Жизнь в гареме настолько не была похожа на все, что происходило за его пределами, что иногда и вовсе закрадывалось сомнение, а существует ли вообще жизнь там, за этими высокими стенами?
Наверное, эта жизнь все-таки существовала, ведь кто-то выращивал фрукты и овощи, ловил рыбу, пас овец и верблюдов, ткал, делал ювелирные украшения, утварь и мебель… – все, что доставлялось во дворец и попадало в гарем. Иногда оттуда, из другой жизни приходили знахарки и торговки снадобьями, музыкантши, акробатки, но никогда мужчины. Нет, они бывали, но слепые, например, музыканты – согбенные, шаркающие ногами, жалкие.
Мужчина для обитательниц гарема существовал только один – Повелитель. Каждый визит султана становился событием. Крайне редко он приводил с собой кого-то, кто имел бы право видеть женщин Повелителя. Но за прошедшее время Роксолана только и видела, что визиря Пири-пашу, старого, обремененного годами и недугами, у которого одна мысль: избавиться от бремени власти. Пашой он был еще при прежнем султане – Селиме. О Селиме говорили, что его визирем становятся за месяц до смерти. Это было верно, потому что Селим Явуз казнил своих визирей и чаще. Пири-паша, к удивлению многих, пережил султана, но тяготился своей должностью.
