— Здесь Сильва и Асанов. Пойдешь к ним той же дорогой, как сюда шли. Будь лосем, волком, кем хочешь, но дойди — понял?
— Какой вопрос!
— Дойдя до места, возьми обратный азимут вот сюда, запомни, — квадрат 92—22, поляна севернее высоты 69, конец Лабручья. Это место, куда нам должны выбросить продукты. Здесь я жду вас к вечеру в понедельник. К вечеру, запомни, в понедельник… Если что, Павел, умри, но сохрани Сильву. И рацию. В них — все… И еще. Мало ли, вдруг со мной что, так пусть знают — у меня была встреча с Тучиным… Разберитесь. Помните: я, Горбачев, Тучину верил… Ну, вот так, вот и все…
Километров десять Павел отмахал легко, не сверяясь с компасом. Он шел строго на юг и знал, что в час дня прямо на его азимут выйдет солнце. К этому моменту он должен достигнуть Лабручья, значительно южнее высоты 69, куда нужно вернуться.
Речка косо легла на пути с явным запозданием, когда солнце уже заворачивало к правому уху. Стащил сапоги, опустил натертые ноги в холодные струи, подмял спиной осоку и долго лежал так — заправлялся речной бодростью…
По ту сторону Лабручья пошли топи, завалы, сырятина, комарье. Он знал, что всего этого добра, чем дальше на юг, к Ивинскому разливу Свири, тем больше, но решил идти прямиком, чтобы оставить слева дорогу, Уорд, Залесье и то ночлежное место у Ропручья, где они коротали ночь с Горбачевым.
Проклятые места. В мирное время встретить здесь человека — праздник. А война и тут, на болотах, меж деревьев, в буреломе, лежала буднично, жестоко, кричаще.
Наткнулся на фанерные обломки Р-5. Трупов не было — либо уползли, либо еще в воздухе выпрыгнули.
Листовки. Под ногами, на ветках, — советские, финские, немецкие — рвано-рыжие, свежие, на глянцевой бумаге и рыхлой оберточной. На ветер пущенная пропаганда. Брал, безотчетно совал в карман. Они были для него — человека в пути сущего.
К вечеру добрался до Мундуксы. Бросился ничком к воде и пил, пока не заломило в затылке. На лбу, на спине колко выступила испарина.
Еще через пару километров, выбравшись к сухому ельнику, осмотрелся и рухнул рядом с муравейником. Солнце уже окопалось. Укрылись в своем доте муравьи. Усмирил дыхание и потерялся в забытьи…
Утром понял, что заблудился. Дважды переходил речушки, похожие, как две капли воды, на Мундуксу. Обогнул болото, на котором одиноко паслись две чахлых сосенки, и неожиданно вышел на просеку, а никакой просеки в этом месте быть не должно. Взбежал на вершину холма и растерянно замер: просека скатывалась по обе стороны прямехонько и бесконечно.
Приспособившись на пне, вытряхнул на ладонь табак двух последних полупустых папирос, достал листовки и долго думал, какую из них пустить на закрутку. Рвать советскую — свинство, хоть и старая. Тем более написано: «Прочитав, передай товарищу».
Заинтересовался:
«Вести с Советской Родины.
27 июля 1942 г., суббота, г. Москва.
Дорогие братья и сестры из советских районов, временно оккупированных врагом! Немецкие поработители распространяют среди вас лживые сообщения о положении на фронте и в нашей стране. Не верьте фашистским псам! Читайте правду о боевых действиях Красной Армии и о жизни нашей Родины.
23 июля Советское информбюро опубликовало исключительный по своему значению документ — «Политические и военные итоги Отечественной войны».
Со всей убедительностью фактов эти итоги говорят о том, что Советский Союз — на пути к победе, что созданы все предпосылки для разгрома ненавистного врага…»
Тут же телеграммы У. Черчилля и генерала де Голля председателю Совета Народных Комиссаров СССР И. В. Сталину. Черчилль обращался к Сталину «с выражением восхищения победоносной обороной ваших вооруженных сил, отрядов партизан и гражданских рабочих в течение истекшего года…»
— Ты давай-ка второй фронт открывай, — вслух сказал Павел Черчиллю и обратился к телеграмме де Голля:
«От имени сражающейся Франции я прошу Вас принять — для Вас лично, для советской нации, для ее героических армий и их руководителей — выражение нашего восхищения и нашей веры в общую победу».
И взял еще листовку, крякнул от неожиданного заголовка:
«Воззвание к партизанам, подпольщикам и шпионам.
Мы, партизаны, подпольщики, находящиеся в плену в Финляндии, живем хорошо, каждый, кто найдет эту листовку, сядь, покури и подумай. Переходите к нам. Бросайте свою диверсионную работу. Вы спасете жизнь себе и своим семьям».
Он сидел, курил. Думал, как выйти к болоту Картос, когда вдруг сбоку, рядом грохнул окрик:
— Руки!.. Кто такой?
В тот же миг Павел распластался за пнем, выставив автомат навстречу трем неизвестным.
Глава 8
21/VIII—43 г., 11 ч. 00 мин.
Власову
Летали, три раза. Горбачева не нашли, мешают туманы. Сделаем еще попытку. Пусть Горбачев ждет круглые сутки. Летим, как будет погода. Срочно жду ответ.
«Могикан».21/VIII — 13.00
«Егору»
Срочно сообщите координаты, куда бросать продукты. К вам летали три раза, но не нашли. Ждите самолет круглые сутки.
Власов.22/VIII — 14.00
Власову
Летали четыре раза днем, так как ночную машину разбили. «Егора» не нашли. Были атакованы ястребками. Лететь больше не хотят. Могу настаивать еще, но опасаюсь, что собьют.
«Могикан».22/VIII — 18.30
Юрий Владимирович!
«Егор» находится в координатах 92—22, вези туда. Так оставить нельзя. Ждут.
Власов.23/VIII — 14.30
Власову
Груз сброшен, координаты 92—22, на поляне севернее высоты 69, в конце Лабручья. Всего по нашему заданию сделано 20 боевых вылетов. Прошу разрешения представить именем ЦК летчиков к награде. Выезжаю Беломорск.
«Могикан».23/VIII — 15.30
Власову
Бросайте продукты восточная окраина болота Картос, координаты 90—30. Встретил группу Гайдина без радистов. Не имеют продуктов, обуви. Дайте указание.
«Егор».23/VIII — 18.30
«Егору»
Продукты сброшены в координатах 92—22, на поляне севернее высоты 69, в конце Лабручья. Ищите и сразу сообщайте.
Организуйте прием продуктов для Гайдина в координатах 90 — 30, по сигналу два костра с севера на юг, с 23-го до 2 часов ночи. Установите связь Гайдина через вашу рацию.
Власов. Из отчета Д. Горбачева:До вечера ждал Удальцова, Сидел в кустах и внимательно следил за просекой. Было еще светло, когда вдали появились четверо. Навел автомат, но вскоре узнал в группе Удальцова, Семена Июдина из Каскесручья, Павла Бекренева — бывшего работника НКВД. Четвертый, назвавшийся Гайдиным, был мне незнаком. Выяснилось, что Удальцов встретил их на просеке у болота Картос.
Из письма С. Гайдина автору:С первого дня выброски мы почти потеряли надежду выполнить задание и остаться в живых. Нас было пятеро — два вепса, два карела и один русский. Поднялись мы в воздух на самолетах У-2 из расположения 7-й армии Ленинградского фронта. Над рекой Свирь наши самолеты подверглись сильному зенитному обстрелу и вынуждены были рассредоточиться. То ли летчики двух самолетов, на которых летели радисты Морозов и Тарасова, сбились с курса, но на указанный координат приземлились со мной только два разведчика — Семен Июдин и Павел Бекренев. Оба радиста вместе с рациями пропали бесследно. Семь суток бродили по лесам и болотам в пределах 7—10 километров, но не обнаружили никаких следов. Как выяснилось впоследствии, оба радиста были ошибочно выброшены под село Ладва, при связи с Беломорском запеленгованы, а затем и схвачены. Радист Николай Морозов был тут же расстрелян.
Мы остались без связи. Кончились продукты (У-2 берет вместе с пассажиром лишь 10—12 килограммов груза, включая автомат и боеприпасы). Пошли на диверсию, подстерегли двух солдат, ехавших на повозке в сторону Педасельги, забрали две коробки галет, десять банок бульона.
Отметили на карте деревню Ржаное Озеро, пошли по азимуту. 30 километров. Ближе населенного пункта не было. Добрались на третьи сутки. Решились на разведку, чтобы выяснить режим оккупации, определиться. Но при первой же попытке установить связь с населением были встречены выстрелами. Ответили несколькими очередями и ушли в сторону Шокши.
С шести утра скрывались за пригорком, откуда хорошо просматривалась деревня. В 11 часов вечера послали на разведку Павла Бекренева: в Шокше жила его мать. Остались с автоматами наготове. Прошел час, и вдруг — ружейно-автоматная стрельба в деревне, затем взрыв гранаты. Еще через час бегом вернулся Павел, мокрый с ног до головы: попал на засаду, спасли его граната и темнота.
