Период после Второй мировой войны характеризовался такими процессами, как активное хозяйственное освоение Мирового океана, развитие морской техники, создание мощных военных флотов (прежде всего, американского и советского) и превращение Мирового океана в арену противостояния между Востоком и Западом. Это вело к активизации интереса к морской проблематике в целом и, более конкретно, к стремлению отдельных стран закрепить за собой определенные районы и ресурсы Мирового океана. Процессы деколонизации вели к появлению новых прибрежных государств, заинтересованных в эксплуатации морских ресурсов, но отстававших от передовых стран мира в экономическом развитии, для которых конкуренция на основе принципа свободы морей была заведомо проигрышной. Особенно бурными все вышеперечисленные процессы стали в 1950-е – 1960-е гг. Все эти факторы, взятые в совокупности, влияли на то, что ряд государств (сначала латиноамериканских, затем – азиатских и африканских) стал стремиться распространить национальный суверенитет на отдельные морские районы обычно посредством одностороннего расширения своего территориального моря.
Впрочем, пионером в этой области выступили США. Несмотря на отстаиваемый этой страной принцип свободы открытого моря, 28 сентября 1945 г. увидела свет т. н. Прокламация президента Г. Трумэна («Политика США в отношении ресурсов дна и недр континентального шельфа», точнее, имеются в виду две прокламации – одна, посвященная шельфу и его недрам, другая – прибрежному рыболовству в некоторых районах открытого моря), где юрисдикция США распространялась на районы континентального шельфа, т. е., как уточнялось в сопровождавшем Прокламацию пресс-релизе, на все прилегающие морские пространства глубиной до 200 м[86]. Ряд стран охотно последовали их примеру, только в еще более радикальной форме: в 1946–1947 гг. свои претензии на пространства и ресурсы в том или ином виде заявили Аргентина, Панама, Чили и Перу (причем Чили и Перу уже упоминали 200-мильную зону шельфа и водных пространств над ним). Позднее в 1952 г., в «Декларации Сантьяго» (совместное заявление Чили, Эквадора, Перу, принятое в чилийской столице) было провозглашено распространение юрисдикции прибрежных государств на пространства протяженностью не менее 200 миль. Кроме того, эту декларацию можно расценивать как попытку придать односторонним действиям многосторонний характер, путем принятия совместного акта группой стран «по интересам»[87].
К концу 1950-х гг. схожие односторонние акты приняли свыше 20 государств. Возникла угроза раздела пространств и ресурсов Мирового океана путем односторонних действий, что было чревато серьезными конфликтами. Насколько опасными могут быть подобные действия, когда они затрагивают чувствительные интересы ряда государств показал, в частности, Суэцкий кризис 1956 г. – действия Египта, безусловно, не касались изменения статуса тех или иных океанических районов, но они затронули важнейший морской торговый путь, имевший жизненно важное значение для Западной Европы, и реакция на это со стороны ряда государств была жесткой и агрессивной.
Принимая во внимание, что система международных морских отношений априори носит многосторонний характер и что Мировой океан является тем местом, где сталкивается множество труднопримиримых подчас интересов разных государств в сфере политики, экономики и безопасности, решение данной проблемы могло носить только коллективный характер. Противовесом разделу Мирового океана на базе односторонних действий могла быть только кодификация морского права на многосторонней основе. Безусловно, важным условием было то, что указанные события разворачивались в послевоенном мире, в условиях функционирования Ялтинско-Потсдамского миропорядка и одного из важнейших инструментов этой системы – Организации Объединенных Наций и ее специализированных организаций, среди которых можно особо отметить Международный суд ООН. Безусловно, попытки кодификации и унификации морского права в рамках многосторонних форумов имели место и раньше – в связи с этим можно вспомнить конференцию 1930 г. в Гааге, собранную по инициативе Лиги Наций, которая, как известно, не увенчалась успехом.
В новых условиях ООН и ее органы взялись за дело более основательно. Вопросами кодификации международно-правовых норм в области морепользования занялась Комиссия международного права ООН, которая получила ряд поручений от Генеральной ассамблеи ООН (резолюции VIII и IX сессий – № 798 (VIII) от 7.12.1953 и 899 (IX) от 14.12.1954), и по завершении работы, занявшей несколько лет, на своей 8-й сессии в апреле – июле 1956 г. приняла статьи по морскому праву.
Деятельность Комиссии была одобрена в ходе работы XI сессии ГА ООН, на которой рассматривался доклад Комиссии и проект статей с комментариями. 21 февраля 1957 г. сессия приняла резолюцию № 1105 (XI), в которой, исходя из рекомендаций Комиссии международного права, поручила Генеральному Секретарю ООН созвать в марте 1958 г. международную конференцию полномочных представителей для рассмотрения морского права и обратилась с просьбой, ко всем государствам-членам ООН и специализированных учреждений принять участие, а специализированным и заинтересованным организациям – прислать наблюдателей[88]. На Секретариат ООН возлагалась задача по организации и проведению конференции, включая разработку процедуры и метода проведения (безусловно, с учетом мнения приглашенных государств и на основе консультаций «надлежащих специалистов»).
Надо отметить, что на этой же сессии был поставлен вопрос о доступе к морю для стран, не имеющих выхода к нему. Соответствующее предложение было внесено делегацией Чехословакии. В резолюции 1105 содержалась рекомендация на предстоящей конференции рассмотреть вопрос о свободном доступе к морю для стран, не имеющих морской границы. Кроме того, была принята резолюция 1028 от 20 февраля 1957 г., которая рекомендовала признать нужды таковых стран в надлежащем транзите и оказать им соответствующую помощь[89].
Итак, конференция должна была рассмотреть несколько основных вопросов, которым соответствовали группы подготовленных Комиссией международного права статей: о территориальном море и прилежащей зоне, об открытом море, о рыболовстве и охране живых ресурсов открытого моря и о континентальном шельфе. Для каждой из рассматриваемых групп статей было предусмотрено создание специального комитета в рамках конференции, еще один, пятый, комитет, должен был заниматься проблемами свободного доступа к морю для внутриконтинентальных стран. Кроме этих комитетов создавались общие органы – Генеральный комитет и комитет по полномочиям. Правила процедуры разрабатывались с участием группы экспертов Секретариата ООН в обстановке конфиденциальности. Впрочем, Советский Союз был осведомлен о работе экспертов, поскольку одним из них был посол Чехословакии в США К. Петржелка (Karel Petrzelka), который передавал информацию сотрудникам Советского представительства при ООН[90].
Принцип назначения глав комитетов и руководящего состава конференции в целом основывался на учете представительства различных регионов и групп стран. Председателем конференции был избран глава делегации Таиланда принц Ван Вайтхайакон. Первый комитет возглавил представитель Британского Содружества К. Г. Бейли (Австралия), второй – представитель Западной Европы О. К. Гундерсен (Норвегия), третий – представитель Латинской Америки К. Сукре (Панама), четвертый – представитель стран Азии и Африки А. Б. Перера (Цейлон), пятый – представитель соцстран Я. Жоурек (Чехословакия). Представители 13 государств, включая СССР и США, получили посты заместителей председателя конференции. Были также избраны Комитет по проверке полномочий под председательством представителя Канады М. Уэршора и Редакционная комиссия под председательством представителя Эквадора ХА. Корреа[91]. Советскую делегацию возглавлял Заведующий Договорно-правовым отделом МИД СССР Г. И. Тункин, кроме того, в работе обеих конференций участвовали делегации УССР (во главе с известным юристом, академиком В. М. Корецким) и БССР (во главе с И. Е. Герониным)[92].
Безусловно, влияние на атмосферу Первой Конференции ООН по морскому праву оказывали международные условия, поскольку она проходила в обстановке продолжающейся холодной войны и противостояния двух лагерей. Общие проблемы международных отношений не могли не влиять на работу Конференции. Так на первом же пленарном заседании 24 февраля 1958 г. после официального открытия и приветствий от Европейской штаб-квартиры ООН и Швейцарского МИД, но еще до избрания председателя конференции и ее руководящих органов слово взял глава советской делегации Тункин и изложил советскую позицию по вопросу представительства Китая: что Китай фактически не представлен на Конференции, поскольку присутствие представителей Чан Кайши незаконно, а представители единственного законного китайского правительства – правительства КНР отсутствуют. Он также отметил, что приглашения на Конференцию не получили Германская Демократическая Республика, Корейская Народно-Демократическая Республика и Демократическая Республика Вьетнам. Далее последовал обмен мнениями с участием представителей США, ряда социалистических и развивающихся стран, и тех государств, которые непосредственно или косвенно были затронуты в речи советского дипломата (ФРГ, Республика Китай, Республика Корея, Республика Вьетнам).
