В Армении национальная консолидация вокруг карабахской войны была очень высокой, а потому, несмотря на катастрофическое экономическое положение и полный распад инфраструктуры, уезжали оттуда очень немногие. Но в 1994-м, как только война закончилась, начался массовый исход. Из 3 миллионов 800 тысяч армян за последующие десять лет из страны выехало, по меньшей мере, полтора, а по-хорошему - все два миллиона. По разным данным, в Россию уехало от 500 до 800 тысяч армян.
Иная ситуация была в Азербайджане. Война, во-первых, шла на его территории, во-вторых, мобилизационная политика властей была столь хаотичной и жестокой, что народ начал бежать, и весьма активно. В первую очередь - молодые люди из районов, прилегающих к зоне боевых действий, то есть из азербайджанской глубинки. Причем движение этого миграционного потока было строго направлено на столицы и крупные города России - там было проще хоть как-то устроиться и выжить, не имея никаких профессиональных навыков. Если в 1989 году из всех азербайджанцев, живущих в России, только 6 % проживало в Москве, то в 2002 - уже около 30 %. (У армян немного другая пропорция: в 1989 - 11 %, в 2002 - те же 11 %, они гораздо ровнее распределены по территории России, живут не только в столицах и мегаполисах, но в селах и малых городах.)
Однако пик миграции и здесь пришелся на послевоенный период. Война окончилась, но ситуация, особенно в деревне, оставалась крайне драматичной. Поток же беженцев из занятых армянской армией районов Азербайджана усугублял и без того безнадежную ситуацию до крайности. При этом уехавшие во время войны односельчане уже обосновались в России и жаждали помочь в обустройстве на новом месте.
Чтобы понять этот механизм миграции (целыми селами), надо ясно представлять главную особенность второй миграционной волны. Это было бегство вперед. Мигранты ехали в Россию, по сути дела, на новую войну - за выживание. В России также были разрушены старые социальные и экономические связи, но, в отличие от ее соседей, активно отстраивались новые - этот переходный период создавал для мигрантов коридор возможностей, но это был очень узкий коридор. Основная борьба велась за один ресурс переходного периода - контроль над рыночной торговлей, и она требовала сплоченности. Именно сплоченность, агрессия и жесткость были главным ресурсом понаехавших в борьбе за существование. И они им активно пользовались. Отсюда и желание тех, кто уже обосновался и ведет борьбу за существование, перетащить в Россию своих земляков - выжить можно только вместе, и чем больше будет своих, тем реальнее шансы на успех.
В Грузии политическая и экономическая ситуация была не лучше, чем в Армении и Азербайджане, зато уровень сплоченности и готовность биться в России за место под солнцем (у рынков) были совсем другие. Миграция из Грузии была скорее штучной и частной, и едва ли не большинство грузин в России - это те, кто приехал сюда еще до развала СССР.
Вторая волна так же очень незначительно затронула мигрантов из Средней Азии. Оттуда продолжали уезжать представители элит (не только профессиональных и интеллектуальных, но и криминальных), но массовой, народной миграции не было.
Вольные гастарбайтеры
Третья волна миграции началась еще в середине 90-х, когда вовсю бушевала вторая. В Россию поехали на заработки. Не отвоевывать частичку пространства в новом мире, строящейся России, а просто заработать немного денег и вернуться домой. Потом снова приехать, заработать и вернуться. Российские «немного денег» в Молдавии и на Украине оказывались вполне солидным капиталом, а потому гастарбайтерское движение росло и множилось, достигнув пика в самом начале 2000-х, когда российская экономика стала стремительно расти. Молдаване и украинцы снимались с мест часто целыми селами, однако как снимались, так и возвращались, да и причиной была не сплоченность, а просто желание не оказаться глупее соседа. Эта гастарбайтерская волна была хаотична, люди просто вдруг ехали в Россию и часто не находили здесь никакой работы, или оказывались ни к какой работе не приспособлены (хохлы, как говорил один из тургеневских персонажей, - люди мечтательные).
Расцвет третьей гастарбайтерской волны пришелся на период, когда процессы, бурлящие в 90-е, наконец, оформились и стали приносить результат. В это же время стабилизировалась и вторая волна миграции: приток мигрантов из Закавказья начал стремительно сокращаться, а война всех против всех закончилась. Все заняли свои ниши. То есть, произошло то, что и должно было произойти. Рынки, бывшие некогда средоточием жизни, стали уходить на второй план, на их месте возводились торговые центры, для работы в которых требуется не сплоченная национальная группа, а дешевая рабочая сила. К тому же и сам русский социум начал налаживаться, а задачи выживания сменили задачи улучшения благосостояния. В этой ситуации, чтобы успешно жить в России, мигрантам надо было уже не держать круговую оборону всем селом, а вписываться в русский мир.
Однако описанный выше процесс стабилизации второй мигрантской волны проходил весьма драматично. Как раз на начало 2000-х приходится всплеск громких межэтнических столкновений. Становление национального самосознания не происходит без роста национализма, как побочного эффекта, так что изменение положения и роли сплоченных кавказских групп не могло пройти безболезненно. Другое дело, что пик борьбы с кавказским засильем пришелся как раз на тот период, когда острота проблемы (во всяком случае, в Москве и других крупных городах) начала спадать. Показательно, что милицейские отчеты 2001-2003 годов дают довольно неожиданный результат: абсолютное лидерство по числу преступлений среди иностранных граждан уверенно держат выходцы с Украины, много опережая граждан Армении, Азербайджана и Грузии вместе взятых. Что и не удивительно - граждане Украины приезжали в Россию не жить, а заработать, они не были связаны никакими обязательствами перед диаспорой. А один из самых простых видов заработка - ударить человека по голове ломом у подъезда и отобрать у него кошелек.
Третья волна захлебнулась так же естественно, как и возникла. С 2002 года практически во всех странах СНГ начался экономический рост. К 2004-2005 году ситуация на Украине резко выправилась, в Казахстане (поток казахских гастарбайтеров в соседние районы Сибири был весьма значителен еще в начале 2000-х) экономический рывок произошел еще быстрее. Стремительно улучшается ситуация и в Азербайджане - взрослое население района Гянджи (откуда в 90-х был самый большой поток мигрантов в Россию) с 2005 года увеличилось почти на треть. Если отвергнуть гипотезу, что взрослые азербайджанцы заводятся из воздуха, то следует предположить, что они поуехали из России. Сегодня не ассимилированные в русскую жизнь мигранты на родине имеют куда больше возможностей, чем в России, которая им может предложить только маргинальные и очень малодоходные ниши.
Системный подход - системные проблемы
В общем, существующая ситуация не выглядит критической. Динамика всех трех прошлых волн миграции ясно показывает - в России остаются только те, кто хочет и может ассимилироваться. Что же касается общего миграционного давления (то есть отношения мигрантов к общему числу жителей страны), то оно в России куда меньше, чем в большинстве европейских стран.
В России сегодня никак не более 3,5 % (с учетом всех коэффициентов по нелегальной миграции) населения являются «представителями мигрантских народов» - этот не совсем удобоваримый термин обозначает представителей тех народов, которые воспринимаются коренной нацией как «чужие». Даже если наплевать на какую-либо гражданскую корректность и прибавить к этому числу представителей наших коренных кавказских народов, живущих вне своих республик, то и тут выйдет не сильное увеличение (в не кавказской части России живет не более 13 % представителей этих народов - максимум 700 тысяч). Во Франции «чужих» около 10 %, почти столько же в Великобритании -10,8 % (причем в обоих случаях учитываются только официальные данные). В Голландии и вовсе около 14 %, в Германии всего мигрантов - 18,6 %, но даже если вычесть мигрантов-европейцев (русских, поляков, сербов, итальянцев), то уровень миграционного давления будет не менее 12 %.
Однако проблемы на самом деле есть. Во-первых, четвертая волна - исключительно гастарбайтерская, и исключительно среднеазиатская. В отличие от третьей волны, она организованная и системная. Это целенаправленная политика привлечения дешевой рабочей силы, отсюда и особенности организации этого миграционного потока: практически везде он организован людьми, специализирующимися на «доставке таджикских рабочих рук». Они собирают их, отвечают за них, меняют по своему усмотрению, отсылают домой и «дозавозят» новых. Причем количественно этот поток растет не прекращаясь, и уже вполне может быть сопоставим со второй мигрантской волной. А количество, как известно, переходит в качество. Таджики просачиваются через организационное сито и начинают оседать в российских городах. Пока это не выглядит критично, но продолжение стимулирования этого потока, в котором сегодня заинтересованы в равной мере и бизнес, и власть, может привести к тому, что миграционное давление увеличится до критических для России параметров.
