— От кого?
— От тех двенадцати всадников, что уже встречались сегодня с вами.
— Не стоит. У нас хватит ума не совершать глупостей. Эти парни не собирались нападать на нас, даже когда не получили ответа на свой вопрос. Так что ваши поучения ни к чему.
Шмидт отвернулся, давая понять, что разговор с Сэмом окончен. Тот хотел было удалиться, однако задержался.
— Еще одно слово, мастер Шмидт!
— Что? — грубо прозвучало в ответ.
— Раз поучения вам не нужны, я охотно придержу их при себе. Но позвольте мне спросить: вы так и оставите фургоны стоять близко друг к другу?
— Что за вопрос?
— Лучшего способа подвергнуться нападению и оказаться ограбленным не придумать! Если бы я здесь распоряжался, то посоветовал бы вам поставить фуры квадратом, внутри которого людям… хи-хи-хи… придется провести с быками всю ночь. И не забудьте до утра выставить часовых.
— Зачем?
— Затем, что вы находитесь на Диком Западе, а не дома, где-нибудь под Лейпцигом или Дрезденом.
— Где мы и что мы — сами знаем, и шутовские басни нам ни к чему. Убирайтесь отсюда сами, а не то я помогу вам это сделать!
— Ладно, ухожу, если не ошибаюсь. Хотел добро сделать, но если ослу комфортно танцевать польку на льду, не имею ничего против.
Резко развернувшись, Сэм удалился прочь. Шмидт недовольно проворчал кантору:
— Что за болвана вы притащили? Настоящий клоун, да еще и глупый как пробка. Таких земляков век бы не видел!
— Но со мной он был весьма учтив и любезен, — рискнул возразить кантор эмеритус. — Это потому, что я к нему обратился, как говорят музыканты, очень дольче [19]. А вы выражались слишком сфорцандо [20].
— Только потому что он бесцеремонно ворвался к нам как бродяга и…
Голос Шмидта вдруг оборвался. Те двое молодых людей, что раньше разговаривали с искателями, успели помыть лошадей в реке и теперь возвращались в лагерь. Одному из них, выходцу из Старого Света со свежевыбритым интеллигентным лицом, было не больше восемнадцати. Издали он казался скорее коренастым, чем высоким. Сформировавшиеся мужественные черты лица его напарника вызывали в памяти образы юных индейских вождей. Однако его лицу не хватало остроты, присущей каждому индсмену, да и скулы едва ли казались шире обычного для белого человека. Матовая бронза кожи его лица резко контрастировала с копной светлых волос и блеском серых зорких глаз. Фигура его выглядела стройной, но не менее крепкой, нежели у его приятеля, с которым они были ровесниками. Одетые по-европейски, оба были превосходно вооружены и сидели на отличных жеребцах.
Сероглазый юноша, первым увидев улепетывающего прочь из лагеря Хокенса, издал громкий возглас удивления, заставивший Шмидта прерваться.
— Эй, в чем дело? — повысил голос последний.
Юноша быстро приблизился, осадил жеребца прямо перед Шмидтом и ответил по-немецки, хотя и не без акцента:
— Кто тот маленький человек, который только что умчался отсюда? Я не видел его лица, да и одет он по-другому, но его походка кого-то мне напоминает. У него была борода?
— Да.
— А глаза?
— Очень маленькие.
— Нос?
— Страшнее не придумаешь, черт возьми!
— Тогда все верно. У него парик?
— Откуда мне знать?
— Так. Его парик очень похож на настоящие волосы. Вы знаете, кто он?
— Назвался вестменом.
— И это верно. А как его звать? Уж не Сэм Хокенс?
— Нет. Он — немец и назвал фамилию Фальке.
— Странно, хотя и это тоже можно понять. Фальке по-немецки — «сокол», и многие немцы здесь охотно берут себе английские имена. Почему бы какому-нибудь Фальке не назваться Хокенсом [21] или наоборот? Однако я не верю, что Сэм Хокенс — немец, по крайней мере он никогда об этом не говорил и всегда давал понять, что родился западнее Атлантики. Но вот фигура… и эта крадущаяся походка… Каждый настоящий вестмен умеет незаметно подкрадываться, но так может двигаться только Сэм Хокенс. Может, во время разговора он как-нибудь по-особому смеялся?
— Да. Он презрительно отзывался о людях и быках.
— Я имею в виду его голос, интонацию, как он смеялся?
— Скорее хихикал, чем ржал.
— В самом деле? — оживился юноша. — Тогда это действительно мог быть он. Сэм Хокенс со своим лукавым «хи-хи-хи» просто неподражаем! И еще, не повторял ли он временами одну и ту же фразу, например, «если не ошибаюсь»?
— Возможно, он и сказал что-нибудь подобное, но я не обратил на это внимание.
— Хм, тогда это не он. Старый Сэм говорит ее так часто, что этого нельзя не заметить. Значит, я ошибся.
С этими словами парень и его спутник ловко соскочили с жеребцов и пустили их погулять.
Глава 2
Сорванные планы
Сэм вернулся в кабак и снова подсел к Дику и Уиллу. Надо было хоть что-нибудь заказать. Вестмены взяли еще по порции виски, тут же разбавив его водой. У искателей это вызвало лишь усмешку, на которую никто из троих не ответил.
Когда стемнело, ирландец зажег фонарь, висевший на дереве, а сам ушел в дом, вероятно, поужинать. Теперь площадка перед хижиной хорошо освещалась.
Прошло немного времени. Батлер поднялся из-за стола, подал знак трем сообщникам и вместе с ними куда-то удалился.
— С чего бы это? — вполголоса осведомился Паркер. — Куда это они?
— Не догадываешься? — улыбнулся Сэм.
— Нет. Я же не провидец.
— Я тоже. Но не знать это может только такой гринхорн, как Уилл Паркер! Они пошли за мясом.
— Где они его возьмут, черт возьми?
— У поселенцев.
—А-а, точно! У тех полно копченого мяса, а эти хотят его прибрать к рукам.
— Держи карман шире! Искателям нужно свежее мясо. Там, у фургонов, пасутся шестнадцать волов. Теперь ты понял, дорогой мой Уилл?
— А-а, волы… Точно-точно! — кивнул Паркер. — Этим «джентльменам» гораздо проще стянуть бесхозного вола, нежели лезть за жесткой ветчиной в охраняемую повозку. Они ползком доберутся до животного и тихо уволокут его из лагеря.
— Точно! Так они и сделают, хи-хи-хи! Похоже, раньше ты был неплохим волокрадом, если не ошибаюсь…
— Помалкивай, старый енот! Мне жаль этих людей, если они потеряют упряжного зверя. Тебя только что осенило или ты догадывался об этом раньше?
— Еще когда Батлер говорил о мясе:
—И ты был у поселенцев, но не предупредил их?
—Кто тебе сказал, что я этого не сделал? Однако меня обозвали шутом, в советах которого не нуждаются. Сэм Хокенс — шут, хи-хи-хи! Меня это не только дико позабавило, но и взволновало. А этот их кантор похож на паяца все же больше, чем я, если не ошибаюсь.
— Смеешься? Сдается мне, ты позабыл, что нас пригласили на ужин?
