Комнату наполняли потоки энергии. Подобно нитям золотого света, они соединяли некоторые из отображений Клетуса с отображениями Мондара, а также самого Клетуса с самим Мондаром.
Затем вдруг Мондар взглянул на Клетуса, и образы исчезли. Осталась только обычная комната.
Но глаза Мондара сияли, словно два сапфира, освещаемые изнутри светом, идентичным по цвету и структуре нитям, которые, казалось, все еще присутствовали в воздухе комнаты.
- Да, — произнес Мондар, — я знал… почти с того самого момента, как впервые увидел вас в кают-компании космического корабля. Я знал, что вы обладаете потенциалом. Если бы только вербовка — в обычном смысле слова — не противоречила вашей философии, я бы попытался привлечь вас к работе — с этой самой минуты. Вы говорили с Дау?
Клетус медленно кивнул.
— С вашей помощью, — ответил он. — Кстати, была ли необходимость уводить Мелиссу? Де Кастрис и я вполне могли бы поговорить и в ее присутствии.
— Я хотел дать ему шанс использовать все имеющиеся возможности. — Глаза Мондара все еще сияли, — Я хотел, чтобы у вас не осталось ни малейшего сомнения относительно того, что он может купить вас. Он предложил вам работать на него, не так ли?
— Он сказал мне, что не может себе позволить иметь дело с интересным сумасшедшим. Из чего я заключил — он ужасно хочет такового заполучить.
— Конечно, — согласился Мондар, — Но вы ему нужны только ради того, что вы можете сделать для него. Его не интересует то, что вы можете сделать для себя… Клетус, вы знаете, как появились экзоты?
— Да, — ответил Клетус. — Я поинтересовался этим, прежде чем обратиться с просьбой о переводе. Своим появлением на свет экзоты обязаны культу черной магии, практиковавшемуся на Земле в начале двадцать первого века, одной сектой под названием Заупокойная гильдия. Позднее на ее основе образовалась Ассоциация по исследованию и развитию экзотских наук.
— Все правильно, — кивнул Мондар. — Это — идея Уолтера Бланта. Он был выдающимся человеком, Клетус. Но, подобно многим людям своего времени, он не мог принять того факта, что окружающее его пространство внезапно утратило цельность и стало включать в себя бесчисленные множества миров, разбросанных в межзвездном пространстве. Вероятно, вы также хорошо знаете историю этого периода, когда инстинктивный, присущий человеку страх перед космосом, находящимся за пределами Солнечной системы, все увеличивался и в конце концов выразился в серии кровавых социальных потрясений. Он породил ряд обществ и культов, пытавшихся психологически, на уровне бессознательного, примириться с чувством своей незначительности и уязвимости. Блант был борцом-анархистом. Его реакцией на это чувство стала революция…
— Революция? — переспросил Клетус.
— Да, в буквальном смысле революция, — подтвердил Мондар. — Блант хотел разрушить часть существующей объективной физической реальности при помощи примитивного психологического рычага. Он назвал то, что собирался сделать, «сознательным разрушением». Он призывал людей: «Разрушайте!» Но не смог протолкнуть даже самых ярых неврастеников своего времени через эмоциональный барьер. А затем на посту главы Союза его заменил молодой горный инженер, потерявший руку во время несчастного случая в шахте.
— Потерявший руку? — резко воскликнул Клетус. — Какую?
— Левую. Да, думаю, это была левая рука, — произнес Мондар. — А в чем дело? Его звали Пол Формейн.
— Фортмейн? — снова перебил его Клетус.
— Без «т», — сказал Мондар и произнес слово по буквам, с любопытством глядя на своего собеседника. — Что вас так заинтересовало?
— Некоторые совпадения, — ответил Клетус. — Вы сказали, что у него была только одна рука, — значит, правая, уцелевшая, в результате компенсирующего развития стала очень сильной. И его имя звучит очень похоже на «фортмейн» — дословно: «сильная рука». Эти слова использовали норманны для обозначения своей политики применительно к побежденным ими англичанам, после захвата Англии в одиннадцатом веке. Такая политика оправдывала любую, необходимую для удержания англичан под контролем, силу. Так вы говорите, он возглавил Заупокойную гильдию, сместив этого Бланта?
— Да. — Мондар нахмурился, — Все это так, Клетус, но, признаться, я не понимаю, почему это так важно.
— Может, и не важно, — согласился Клетус, — Продолжайте. Формейн возглавил эту гильдию и основал вашу экзотскую ассоциацию.
— Для того чтобы это сделать, ему пришлось почти разрушить Союз, но он пошел на это. Формейн поставил иную цель, заменив революцию эволюцией. Эволюцией человека, Клетус.
— Эволюция… — Клетус задумчиво повторил это слово. — Так вы думаете, что процесс эволюции человечества можно сделать управляемым? Каким же будет результат?
— Конечно, точно мы этого не знаем, — ответил Мондар, складывая руки на коленях. — Могла ли обезьяна представить себе человека? Но мы уверены, что семена новых ценных качеств еще должны прорасти в человеке. И мы, экзоты, видим свое предназначение в том, чтобы отыскать эти семена, а обнаружив, помогать их росту до тех пор, пока новый человек не станет частью нашего сообщества.
— Извините. — Клетус покачал головой, — Экзот из меня вряд ли получится. Так что лучше я буду заниматься своим делом.
— Мы никого не принуждаем, — Мондар подался вперед, — Каждый работает на будущее так, как он считает нужным. Единственное, чего мы требуем, — если способности кого-то из нас понадобятся сообществу, он предоставляет их в его распоряжение. В свою очередь, сообщество предлагает каждому все возможности для того, чтобы он мог совершенствоваться физически и умственно и эффективнее выполнять свою собственную работу. Вы знаете уровень своих возможностей. Подумайте, что бы вы смогли сделать, применяя наши знания.
Клетус снова покачал головой.
— Ваш отказ, — ровным голосом проговорил Мондар, — может стать губительным для вас, ибо он свидетельствует о вашем подсознательном желании пойти по пути де Кастриса — поддаться искушению непосредственно манипулировать людьми и событиями, вместо того чтобы посвятить себя делу неизмеримо более важному: борьбе с узостью мышления ради обретения принципов, постепенно поднимающих людей выше всяких манипуляций.
Клетус рассмеялся, но в смехе его было мало веселья.
— Правда ли, что вы, экзоты, принципиально не носите оружие и не применяете его даже для самообороны? И поэтому для своей защиты вы используете наемников типа дорсайцев или заключаете соглашения с политическими группами, подобными альянсу?
— Да, но не по той причине, по которой, как многие считают, мы это делаем, — быстро ответил Мондар, — У нас нет никаких запретов сражаться. Просто возникающие при этом эмоции настолько мешают ясному мышлению, что люди, подобные мне, предпочитают не прикасаться к оружию. Но если вы хотите писать свою книгу по военной тактике или даже иметь и носить оружие…
— Мне кажется, вы меня не поняли, — произнес Клетус, — Ичан Хан мне кое-что рассказал. Когда сегодня утром перевернулась штабная машина, он предложил вам не сдаваться ньюлэндским партизанам живым — по вполне понятным причинам. Вы ответили, что всегда можете умереть. «Мое тело, — сказали вы, — подчиняется только моим приказам».
— А вы считаете, что самоубийство — это форма насилия?
— Нет, — ответил Клетус. — Я просто пытаюсь объяснить вам, почему из меня никогда не получится экзот. В своем спокойствии перед лицом возможных пыток и необходимости самоуничтожения вы продемонстрировали особую форму безжалостности. Безжалостности по отношению к себе — но это только обратная сторона медали.
Вы, экзоты, по сути своей безжалостны по отношению ко всем людям, потому что вы философы, а все философы — люди безжалостные.
— Клетус! — Мондар покачал головой, — Вы понимаете, что говорите?
— Конечно, — убежденно ответил Клетус, — И вы понимаете это так же хорошо, как и я. Учение философов может быть вполне гуманным, но практика, вытекающая из учения, не знает сожаления — вот почему кровопролития и нищета, как правило, сопутствуют воплощению в жизнь философских схем, касающихся благоустройства общества, и воинствующие приверженцы теорий, проповедующие перемены, пролили больше крови, чем кто-либо другой во всей истории человечества.
— Ни один экзот не пролил ни капли крови, — с мягким укором возразил Мондар.
— Конечно, непосредственно — нет, — согласился Клетус. — Но чтобы достичь запланированного вами будущего, вы мечтаете о средствах уничтожения настоящего, такого, каким мы его знаем. Вы можете говорить, что революцию вы заменили эволюцией, но вашей целью по-прежнему является разрушение того, что мы имеем сейчас, — ведь вам надо освободить место. А это предполагает совершенно чуждые мне безжалостность и жестокость.
