Не говоря уже об избранных, кого Сапфо одаривала своей любовью.
Наверное, именно поэтому в школе Сапфо постоянно появлялись новые ученицы самых разных возрастов, уверенные, что, чем дольше им посчастливится побыть рядом с этой неподражаемой, талантливой и абсолютно счастливой, с их точки зрения, женщиной, тем больше и у них самих появится шансов когда-нибудь тоже достичь совершенства и настоящей женской мудрости.
Однако подобное ощущение полной внутренней гармонии было совершенно обманчивым: в душе у Сапфо, как и у любого другого человека, постоянно кипели самые разные страсти — она умела раздражаться, печалиться, возмущаться — но с годами научилась это хорошо скрывать от окружающих.
Точнее, наоборот: Сапфо научилась все свои эмоции честно, без остатка выплескивать в стихотворения и песни, которые потому-то и получались буквально заряженными искрометными, живыми чувствами и поражали слушателей — как мужчин, так и женщин — тем, что совпадали с их самыми, казалось бы, затаенными мыслями и переживаниями.
Но сама Сапфо, как женщина и человек, при этом словно оставалась немного в тени и со своей знаменитой, тихой улыбкой наблюдала за тем восхищением, которое вызывало у окружающих ее неукротимое творчество.
Впрочем, некоторые мужчины были абсолютно уверены, что Сапфо черпает свою мудрость и глубокомысленные суждения (ими не так уж часто отличались женщины и даже самые образованные гетеры) из какого-то особого, тайного учения философской школы, доступного пока только посвященным.
И вся загадка лишь в том, что никто про эту самую школу и, главное, таинственного наставника Сапфо — разумеется, мужского пола! — просто ничего не знает.
Поэтому при встречах с Сапфо многие мужчины старались поскорее завести разговор о разбросанных по материку и греческим островам всевозможных ученых студиях, знаменитых мудрецах древности, начинали цитировать расхожие афоризмы, рассуждать об истине, о свойствах материи, категориях счастья и обо всем, что могло бы заставить поэтессу проговориться о своем секрете.
Сапфо с удовольствием включалась в такие ученые беседы, но у всякого, кто пытался выведать и понять ее философские воззрения, неизменно оставалось чувство, что эта непостижимая женщина все равно скрывает от окружающих какую-то главную тайну, хотя, казалось бы, и говорит совершенно открыто обо всех своих взглядах, симпатиях и антипатиях.
Наверное, у Сапфо действительно была такая тайна — ее творчество, — которую невозможно было до конца ни объяснить словами, ни тем более изложить по пунктам на восковой табличке.
Она ведь и сама до конца пока не знала, что это такое: мучительный, счастливый недуг, награда или кара?
Как назвать посланный ей великими богами поэтический дар?
Сапфо еще раз поправила необычную прическу, придала форму локонам и под конец украсила тяжелый пук волос на затылке небольшим букетом свежих фиалок.
Нынешним летом, причем совершенно для себя незаметно, Сапфо ввела в школе для девушек настоящую моду на украшения в виде живых цветов.
Почему-то теперь уже мало кто из постоянных слушательниц школы Сапфо стремились украшать себя золотыми заколками для волос, подвесками из драгоценных камней, бронзы или слоновой кости, как это было принято у столичных красавиц: в загородном доме, где на самые жаркие летние месяцы располагалась «женская колония Сапфо», с недавнего времени все почему-то взялись наперебой украшать свою одежду и волосы живыми цветами.
А Филистина однажды и вовсе сотворила такую заколку для своих волос цвета спелой пшеницы из простого дубового листа и нескольких желудей, что от ее прелестной головки невозможно было оторвать восхищенных взглядов.
Одна только Дидамия не поддавалась, как она говорила, на «цветочные глупости» — эта женщина любила во всем определенность, твердость и потому по-прежнему предпочитала надевать на себя только те украшения, которые имели несомненную материальную ценность — в основном из благородных металлов.
Кое-кто даже усматривал в своеобразной моде, появившейся в школе Сапфо, особый тонкий намек на демократические веяния и политические события, происходившие как на Лесбосе, так и на других островах, а также на материке, особенно — в Афинах.
Везде шла борьба с тиранией, устанавливались новые законы, все привычные основы в который раз переворачивались вверх дном.
Мол, и в школу Сапфо долетел наконец-то легкий ветерок перемен — только он пока что коснулся не умов, а исключительно волос и разноцветных одежд легкомысленных красавиц.
Сапфо, как всегда, с подобными глупостями не спорила, а только смеялась. Да и то, разумеется, про себя.
Не будет же она каждому рассказывать, что демократические настроения и пылкое отрицание чрезмерной роскоши, которую декларировали некоторые заезжие гости, в данном конкретном случае совершенно ни при чем?
Нет, роскошные наряды, драгоценности, искусные украшения всегда были и будут на редкость приятны для любой женщины, какая бы форма власти ни устанавливалась в стране!
Просто каждый цветок и даже дерево каким-то тайным образом соответствуют тому или иному настроению, которое женщина, с присущей ей внутренней чуткостью, иногда ощущает в себе уже с самого раннего утра: поэтому в один из дней ей нужна победная, алая роза, а порой рука словно сама тянется к тихой маргаритке или к чувственной лилии.
Но вот сегодня почему-то Сапфо выбрала именно фиалку.
Правда, комнатную — наступала осень, и многие любимые цветы уже нельзя было найти в саду.
Сапфо брызнула на волосы из маленького расписного флакона несколько капель ароматной фиалковой воды, желая немного усилить цветочный запах своего букета, когда в дверь заглянула служанка.
— К нам снова приехал Алкей, моя божественная, — сказала она, с интересом разглядывая новый облик Сапфо. — И с ним в повозке сидит еще один незнакомец с грязной, седой бородой и палкой. Правда, старикашка все еще спит — ведь он чуть живой! А раз держит в руках палку — то наверняка к тому же еще и хромой. И зачем только люди на старости лет зря трясут по дорогам свои ветхие кости?
Самая старая в доме, любимая служанка Сапфо — Диодора любила временами от души поворчать и пользовалась тем, что Сапфо ей это позволяла.
— Скажи Алкею — он может ко мне зайти, — сказала Сапфо, бросая прощальный взгляд в зеркало из светлого металла и убирая его до завтрашнего утра.
Некоторые женщины, например та же Филистина, имели привычку по нескольку раз в день, в зависимости от настроения, менять прическу и переодеваться.
