У входа, башня Альгамбра, имела большую подковообразную арку, которая находилась внутри неправильного четырехугольника, выложенного из камней, над сводчатой перемычкой которой, внимательный глаз мог разглядеть вырезанную в каменном углублении руку. Одни считали, что эта рука отводила дурной глаз от правителей города, другие считали ее символом Корана, так как пять пальцев представляли собой пять основных заповедей ислама: Единство Бога, молитву, пост в священный месяц, благотворительность и паломничество в Мекку.
Фархад Абу-Салим, вернулся в Анжи-крепость в подавленном и поганом настроении. Злость и негодование кипели в его душе.
– Как это так, эти иудеи провели меня вокруг пальца и посмеялись над моим величием. Ну, ничего, это им с рук так просто не сойдет. Мой палач уж постарается на славу и выбьет из них сведения, где они припрятали золото. Он из них всю душу вытрясет, не было такого случая, чтобы кто нибудь не заговорил, – про себя размышлял он.
Жаждая мести, Фархад велел рабам нести носилки не как обычно во дворец, а к арке башни Альгамбра. Едва ступив на землю, не обращая внимания на приветствие стражи, он направился наверх, в святая святых, в мрачную комнату, расположенную под самым куполом башни, где он, как и его предшественники на протяжении нескольких веков, творил правосудие над своим народом.
Смотровая башня Альгамбра, имела одну большую просторную комнату с четырьмя большими восьмиугольными окнами, выходящими на четыре стороны света. Наверх башни, и в правду, вела узкая темная лестница, освещенная красным светом горящих факелов, по которой, сейчас поднимался Фархад. Проделав весь путь без остановки, на одном дыхании, он добрался до входной двери в зал правосудия, вход в который находился между северным и восточным окном. Тяжело дыша, Фархад Абу-Салим, толкнул рукой дверь и вошел внутрь.
Посреди комнаты стоял большой овальный стол, заваленный свитками, наполовину исписанными текстами на персидском языке. Под пергаментными свитками можно было обнаружить несколько книг в кожаных переплетах. Тут и там, на столе, валялись различные вещицы и никому не нужные мелочи. Перед столом стоял массивный стул, больше похожий на деревянный трон. Если бы в эту залу башни Альгамбра, попал бы посторонний, ничего не знающий человек, то он бы, наверняка подумал, что место за столом на стуле-троне, должен занимать какой-то восточный чародей, но не никак не наместник провинции Иранского падишаха.
Фархад Абу-Салим тяжело опустился на стул и положил руки на поверхность стола. В комнате было прохладно. Мрачные, толстые стены старой башни никогда не прогревались до нужной температуры даже летом, а темные окна, закрытые мутной слюдой, не пропускали достаточно света.
– Эй, кто там есть в низу? – громко прокричал Фархад.
На лестнице послышался тихий шорох шагов и через пару минут в залу вошел векиль Абдурахман.
– Мой господин, – молвил он, – как только я узнал, что вы прибыли в крепость и сразу направились сюда, я сразу поспешил к вашей милости. Не угодно ли вам чего-нибудь?
– Угодно! Вели принести и растопить жаровню с углями, а то здесь что-то прохладно после дневного городского зноя. Да вот еще что, как только вернется Темиш-паша, пусть сразу идет сюда.
– Будет исполнено, мой господин, – векиль поспешно удалился, оставляя Фархада наедине со своими мыслями.
– А, что, если золота вообще не существует? Вдруг это все выдумки иудеев, для того, чтобы завладеть "Оком кагана". Тогда получается какая-то ерунда. Они не настолько глупы и прекрасно понимают, что без золота я не отдал бы им "Ока кагана". По всему выходит, что выкуп где-то рядом. Раз золото в городе, то я обязательно его найду!
Его размышления, на эту тему, были прерваны появлением рабов, которые несли за собой жаровню с горящими углями. Следом за ними, вновь, появился векиль.
– Темиш-паша сейчас поднимется к вам, мой господин, он пошел переодеться. Желаете еще чего-нибудь? – угодливо спросил Абдурахман.
– Позови моего палача, Мамеда, и вели страже привести сюда этих двоих иудеев, которых доставили в башню незадолго до моего приезда.
– Будет исполнено!
Векиль снова удалился. Спускаясь по лестнице, хитрый Абдурахман, думал о том же, о чем и его хозяин. А именно, он тоже хотел завладеть тайной золота хазар и перехитрить и опередить при этом Фархада. Достигнув подножья башни и войдя в караульное помещение, он властно отдал распоряжение:
– Эй, вы, быстро ведите только что прибывших узников наверх к повелителю, он ждет, и пошлите за палачом, сердцем чувствую, что господин задаст сейчас хорошую трепку поганым иудеям.
Фархад Абу-Салим, сидел за столом, просматривал пергаментные свитки и как бы невзначай пытался сосредоточиться, читая доносы. Однако слова текстов не лезли в голову. С досады, Фархад бросил очередной свиток на стол. В этот момент, он боялся признаться самому себе, что сейчас готов поверить во что угодно. Еще неделю назад он жил своей обычной жизнью, не помышляя ни о чем, но теперь, все вдруг резко переменилось, и думать и жить как прежде, стало невмоготу. С тех пор, как иудеи посеяли семена сомнения в его душе, наместник потерял покой. В голове сидела только одна мысль, страшная мысль, дикая мысль, державная мысль! От этой мысли, Фархаду, хотелось беззвучно кричать:
– Я великий шах, я сам себе государь и хозяин! – но другой, неведомый голос, словно издеваясь над ним, постоянно шептал в ухо: – Замолчи шут! Без золота ты никто!
Входную дверь бесцеремонно пнули ногой снаружи и в зал правосудия, словно вихрь, ворвался Темиш-паша, который со страшной злобой в голосе, прорычал с порога:
– Купец Аарон исчез вместе со своей семьей. Он, словно, провалился сквозь землю. Его дом и торговые лавки перевернули снизу до верху, но не нашли ни единого драхма. Ума не приложу, куда они могли спрятать это проклятое золото.
От удивления, Фархад, приподнял брови. Какая-то часть его подсознания, давно говорила ему, что золото хазар должно быть в доме Аарона, но слова Темиша положили конец его мечтам. Оставался только один выход, пытать захваченных на базаре иудеев.
– Я уже распорядился и послал за палачом. Узников сейчас приведут, – с досадой произнес он.
Темиш кивнул головой в знак согласия.
– Это правильно! Не потрошить же всех их соплеменников в Семендере. Казна совсем пуста, так, чего доброго, останемся вообще без налоговых поступлений.
На лестнице послышались тяжелые шаги и в зал, с низким поклоном, вошел могучий гигант, а следом за ним, трое стражников ввели связанных Завулона и Изобара.
– А вот и наши шутники, – потирая руки от предвкушения интересного зрелища, произнес Фархад. – Сейчас мы узнаем, куда подевалось золото.
Смуглый гигант, с кривым мечом на боку, заулыбался. Словно лошадь, он оскалил крупные белые зубы в довольной усмешке, которая была вызвана предстоящей работой. Глядя на палача, Фархад Абу-Салим, вздохнул с некоторым облегчением. Никому еще не удавалось сохранять язык за зубами, когда за свою работу принимался, искусный в своем деле, Мамед.
– Пожалуй, начнем! Давай-ка, Мамед, с этого, – наместник указал пальцем на Изобара, – я буду задавать ему вопросы, а мудреца оставим пока на десерт.
Схватив за волосы, Изобара, Мамед подсечкой сбил его с ног и поставил на колени перед наместником. Свободной рукой палач вытащил из-за пазухи шелковый шнурок, накинул его на шею жертвы, и приступил к работе.
Лицо тархана, постепенно принимало багровый оттенок, глаза вылезли из орбит, а слюна, струйками полилась изо рта, стекала на подбородок, от чего густая борода Изобара быстро намокла. Мамед действительно знал свое дело. Не давая жертве быстро задохнуться, он искусно сдавливал шелковым шнуром горло, стараясь как можно больше причинить страданий. Фархад подал знак палачу приостановить пытку, пока еще тархан не потерял сознания.
– Ну, что, упрямый ишак, будешь говорить, куда спрятали золото?
Изобар молчал. Уплывающее сознание медленно возвращалось назад в тело и он, жадно хватал воздух раскрытым ртом.
– Молчишь строптивец? Ты, вроде, из рода Ашинов, насколько я знаю? Сейчас я тебе напомню, как в былые времена посвящали в каганы. Да ты и сам, наверное, знаешь, как это у вас раньше делалось. Сейчас я дам команду Мамеду, он тебя снова придушит до того состояния, когда ты потеряешь сознание, а затем вновь приведет в чувство. Что там у вас полагалось спрашивать, вроде как, сколько лет будешь царствовать? Хотя я знаю ответ наперед, тебе никогда не стать каганом хазар, поэтому лучше подумай, если хочешь еще пожить.
Изобар сплюнул на пол, отказываясь говорить.
– Давай, Мамед, а я пока побеседую с мудрецом.
Палач снова приступил к своей черной работе, а наместник, хитро улыбаясь, обратился к Завулону:
– Скажи мне, мудрец, неужели тебе не больно смотреть, как страдает твой соплеменник? Эта же участь ожидает и тебя, но я милостив и могу подарить вам жизнь и свободу, если вы вернете мне мое золото!
