Слезы нахлынули даже не ливнем, а чем-то вроде девятого вала, начавшись одним коротким всхлипыванием, потом сдавленным рыданием, и наконец разразились со всей силой. Весь ужас полной беспомощности разом излился в жалобные подвывания, и сильнейшие конвульсии сотрясали усталые плечи.
Немного погодя Маленький Ястреб присоединился к ее плачу.
— Да у нее ребенок! — прошептала Феба, помогая Сэйбл подняться и увлекая ее к двери. — Идемте, мисс, идемте. Теперь все будет хорошо. Совершенно ни к чему плакать.
Девушка попыталась ответить, но только зарыдала сильнее. Она безропотно позволила ввести себя в дом. Феба мягко принудила ее опуститься на стул.
— Эли, одеяло! Скорее! — Парнишка выскочил из-за двери и протянул одеяло матери, которая осматривала Сэйбл в поисках ран. Убедившись, что все в порядке, и плотно укутав ее, она снова прикрикнула на сына:
— Неси еще одно, а потом достань лохань и разыщи несколько полотенец поприличнее.
— А полотенца зачем?
— Затем, что у нее грудной ребенок, — объяснила Феба, не удостоив сына взглядом.
Тот округлил глаза и бросился выполнять приказ.
— Да скажи своим братьям, пусть идут домой! — крикнула она вслед, попутно убирая с лица Сэйбл прилипшие мокрые волосы. Наряд гостьи, несмотря на его непрезентабельный вид, говорил о лучших временах, а жалобный плач тревожил отзывчивое сердце Фебы Бенсон. — Все хорошо, дорогая моя, все хорошо. Позвольте мне взять ребенка…
Но стоило ей коснуться надрывающегося от крика малыша, как Сэйбл отпрянула, и в ее распухших глазах мелькнул страх. Неуклюжими от усталости руками она прижала Маленького Ястреба к себе. Феба Бенсон хорошо знала, что такое страх, и тотчас отступила.
— Ладно, я не стану его трогать. Видите, я стою в сторонке. Почему бы вам не сказать свое имя?
— Сэ-эйбл, — пробормотала девушка сквозь слезы, — Сэйбл Кав…
— А я Феба Бенсон, — ответила та, сделав вид, что не заметила, как гостья запнулась на полуслове.
— Счастлива познакомиться с вами. — Сэйбл высвободила из-под одеяла руку и протянула ее для пожатия.
Пораженная этой любезной фразой, Феба механически приняла руку и слегка встряхнула. Рука была белая, холеная.
— Как случилось, что вы оказались перед нашей дверью? — спросила она, не сдержав любопытства.
Сэйбл подняла взгляд на лицо женщины, в котором было столько доброты, от которой она успела отвыкнуть за последние недели. Вопреки усилиям ей не удалось сохранить самообладание, и на проявление участия, единственное с момента бегства из Вашингтона, она ответила новым потоком слез.
— Это было так ужасно! Папа был вне себя, а Лэйн… Я была нужна Лэйн. Я говорила, говорила, что не сумею, но она не слушала! И я сделала все, что могла. — Сэйбл взглядом молила добрую самаритянку поверить ей. — А малыш… он такой хороший… я его просто обожаю, но я не знаю, как о нем заботиться, правильно ли я все делаю… а в поезде со мной так плохо обращались! Они только что не плевали мне в лицо… И мне нужен проводник, поэтому приходится ходить по ужасным салунам… Все думают, что я тронулась умом. Я сама думаю, что тронулась! А эта гадкая миссис Кларксон просто бросила его одного. Грудного ребенка, верите ли? Она насплетничала всему городу, и теперь никто не сдает мне комнату. — Сэйбл чуть было не зарыдала в голос, но сумела удержаться и поспешно продолжала:
— Вчера мы ночевали в те… в те… в телеге! Прямо на улице! Я вся в грязи, я устала, Маленький Ястреб голоден… а я не способна найти ему еду. Я просто ни на что не гожусь!
Добрая женщина крепко обняла ее, нашептывая слова утешения. Тем временем она старалась извлечь рациональное зерно из бессвязного лепета Сэйбл. Кажется, вчера за обедом что-то такое упоминалось… Так вот она какая, женщина с ребенком-полукровкой!
— Не наговаривай на себя, Сэйбл. Ты просто плохо подготовлена к путешествию. Посмотри, как долго тебе удалось продержаться. Да и ребенок в полном порядке.
— Но как мне быть дальше? — прошептала Сэйбл, наслаждаясь материнским объятием и постепенно приходя в себя.
Феба собралась ответить, но не успела: в кухню явились еще трое детей, все мальчики. Незаметно для Сэйбл она жестом приказала им не задавать никаких вопросов.
— Первым делом мы высушим и согреем тебя и младенца. — Феба махнула рукой на почти погасший огонь в печи, и Эли, старший, бросился подложить дров.
Вскоре Сэйбл держала в руках чашку кофе, обильно сдобренного сахаром и молоком. Это была роскошь, от которой она давно успела отвыкнуть, и теперь помешивала густой душистый напиток, не решаясь отхлебнуть.
— Нечего на него смотреть, пей! — приказала Феба добродушно.
Сэйбл послушно сделала глоток, наслаждаясь не только упоительным вкусом, но и теплом чашки, огненно-горячей для ее озябших пальцев. Когда на донышке осталась только гуща, она рассыпалась в благодарностях, чем вызвала странный взгляд хозяйки. Не замечая этого, Сэйбл начала бороться с тугим узлом шали, освобождая Маленького Ястреба от его мягких пут.
— Да ты насквозь промок! — ахнула она, поспешно распеленывая младенца и на время забыв о собственном плачевном состоянии.
— Эли, сходи-ка за сундуком мисс Сэйбл! Да осмотрись хорошенько — мало ли что могло выпасть по дороге.
Сэйбл невольно подняла голову, услышав это неожиданное замечание, и только тут заметила троих мальчиков, разглядывающих ее с раскрытыми от любопытства ртами. К ее удивлению, у всех троих был разный цвет волос. По правде сказать, вместе с рыжим Эли, уже втаскивающим в дом ее вещи, здесь были представлены все наиболее распространенные масти.
Пока Эли пристраивал в углу сундук и баул, младший из детей протянул Сэйбл чистое полотенце. Та благодарно улыбнулась и начала энергично растирать Маленького Ястреба, в том числе его мокрые волосики и крохотные ступни. Малыш не пришел в восторг от такого обращения, но Сэйбл впервые не обратила внимания на недовольное сопение и старания высвободить ножки. Она была очень встревожена: малыш мог простудиться, и, если это случится, вина всецело ляжет на нее.
— Кайл, Дэниэл, подбросьте еще дров и налейте доверху самый большой чугун, — командовала Феба.
Ни один из детей не заставил просить себя дважды. Сама она подвинула лохань поближе к разгоревшемуся очагу. За это время Эли успел водрузить на стол широкую плоскую корзину, на дно которой постелил свежей соломы, покрыв ее мягким детским одеяльцем. Убедившись, что кожа ребенка порозовела и стала теплой, Сэйбл заново спеленала его. Несмотря на все это, Маленький Ястреб вдруг расплакался.
— Он, должно быть, голоден, — виновато предположила Сэйбл.
