– Ja, wissen Sie, ich habe für einige Zeit wegfahren müssen, wie Sie schon bemerkt haben, dienstlich… – на прекрасном немецком ответил иностранец.
– Hoffentlich nicht nach Russland? – как будто бы даже и испугался гельвециец, хотя ему, конечно, было абсолютно все равно, где был Herr Iljin, хоть на краю света.
– Nein, nein. Mit einer Reise nach Russland muss ich auf einige Zeit noch abwarten. Aber es gibt doch in dieser Welt andere Orte, nicht wahr? Ich habe einige Zeit in München verbracht, dort betrieben meine Freunde ein wichtiges Geschäft, und ich musste einfach Ihnen helfen. Und dann fuhr ich nach… (посетитель произнес название города неразборчиво), musste eine Bank besuchen. Finanzen spielen jetzt… Also, Sie verstehen wohl, welche Rolle jetzt die Finanzen spielen… – Русский собеседник взглянул на стеллаж, стоящий неподалеку. – M-m-m… ich sehe, Sie haben neue Zeitschriften erhalten?
– Die dort? Ah ja, die haben unsere russischen Kunden mitgebracht, Sie dürfen sie durchblättern.
– Durchblättern… Durchblättern… – сначала как будто заинтересовался Herr Iljin. – Ja… Ah nein, danke, ich bin an Ihnen eigentlich aus anderem Anlass vorbeigekommen.
– Was könnte ich für Sie tun? – задал наконец-то библиотекарь тот вопрос, что он говорит по сотне раз в день, и всегда с улыбкой, и всегда безразлично.
– Ich brauche das Werk Jean Batist Sejs «Der Katechismus der politischen Ökonomie». Anscheinend ist so der Titel seines… wenn ich mich nicht täusche, aber so was kommt sehr selten vor…
Библиотекарь-администратор пошел к картотеке. Он немного порылся там и вернулся с несколько разочарованным лицом к русскому посетителю Цюрихской публичной библиотеки:
– Ich fürchte, ich habe Ihre Lesekarte nicht, Herr Iljin. Haben Sie bestimmt keine Literatur auf dem Abonnement?
– Wieso?.. – как бы очнулся русский, он долгое время не спал и иногда впадал в небытие, – machen Sie sich bitte keine Sorgen, alles ist in Ordnung, ich kehre die Ihnen später zurück, bei mir liegen einige Bände von Engels, einige von ihnen habe ich sogar mit, aber ich benötige sie vorläufig. Würden Sie bitte die auf Herrn Uljanow, Wladimir Uljanow notieren. Ich bringe sie zurück, Sie wissen schon, ich gebe alles immer zurück.
– Offen gestanden erlauben unsere Regeln so was kaum, aber unter Berücksichtigung… können wir eine Ausnahme für Sie tun. Wir plädieren doch für Komfort unserer Kunden. Ihren Pass, bitte…
– Ja, sicher, und rechtschönen Dank, – сказал Владимир, протягивая паспорт.
– Gut. Sie müssen einige Zeit warten, nehmen Sie bitte Platz.
Владимир присел в мягкое кресло. Его очень клонило в сон, но он вполне еще мог держаться некоторое время. Пока ждал, он наблюдал за суетящимся гельвецийцем, который был со всеми столь же любезен, как и несколько минут назад с ним.
– Herr Uljanow, haben Sie Sej bestellt? Hier, nehmen Sie. Den Weg in den Lesesaal kennen Sie schon…
Ульянов (Ильин) взял книгу и отправился в читальный зал. Здесь он был уже далеко не в первый раз и знал библиотеку как свои пять пальцев. Он присел за свободный столик, достал тетрадку, придвинул поближе чернильницу и принялся что-то записывать, сопоставляя с принесенным им Рикардо.
«Так, – мыслил Владимир, – производитель, который думал бы, что его потребители состоят не только из тех, которые сами производят, но и из многих других классов… Да-да, очень верная мысль. Что же на этот счет полагает Рикардо, ну-тка, взглянем… ага, вот-вот, именно это и нужно, но почему тогда Маркс полагает об изменении природы продукта для нетрудовых классов? Необходимо принять его мысли как верные, да, как верные, и с их точки зрения критиковать все остальное, хотя в данном случае… Продукт, продукт… На практике еще не было никогда такого примера, чтобы какая-нибудь нация была совершенно лишена продуктов, которые она могла бы производить и потреблять, хотя вроде у Курно похожая мысль была… Нет, там не так, там об обеспечении аппарата, Курно – дурак, у него не так, у него про полезность, как про благо… благо… Производство зависит от полезности, как А от В в пропорции и изменении, в зависимости от показателя Q – рабочей силы… Всего лишь Q – рабочая сила, какой-то коэффициент в формуле благ, да, так и есть… Так и есть…»
Вдруг его мысли прервались.
– Ну вот зачем ты сейчас Курно дураком назвал? – Перед ним стоял молодой человек, собирающийся присаживаться с другой стороны стола. Он был одет в белый костюм, возраст его на вид определить было невозможно. Владимир Ульянов не сводил с него глаз.
– Entschuldigung… То есть вы по-русски говорите… Извините, мы разве знакомы? – непонимающе смотрел Владимир на незнакомца.
– Нет, Влад, пока не знакомы. И давай на «ты». Здесь все равно больше никого нет.
Ульянов оглянулся. Читальный зал библиотеки стоял пустым. Он не понимал почему.
– Кто вы? – спросил он.
– Зови меня герр Фраппант. Или просто – «друг». – Фраппант видел, как невидящий взор Ульянова устремлен вдаль библиотеки. Он крутил головой вправо и влево. Именно таким он будет, чуть постарше, смотреть с комсомольского значка Али. Фраппант должен был это исправить.
– Как же так? – спросил Владимир. – Вы… ты что, привидился мне?
– Тут есть несколько вариантов, Владимир, выбирать тебе. Вариант номер один: я пришел к тебе, некое видение, чтобы что-то объяснить. От чего-то… предостеречь. Вариант второй – самый простой, на мой взгляд, но тут бы я тебе бритвой Оккама пользоваться не советовал, можешь порезаться: ты сошел с ума. Видишь, как просто: один заучившийся до сумасшествия русский революционер говорит в Цюрихской публичной библиотеке сам с собою. И наконец, третий вариант, несколько похожий на второй: за последнюю неделю ты спал в общей сложности не более двух ночей, и у тебя легкое расстройство нервов, вызванное бессонницей и постоянным чтением экономической литературы. Ты ведь любишь думать, вот и решай, почему я здесь.
– Какое-то безумие, какое-то… Что со мной? – Владимир в самом деле решил, что он сошел с ума, он быстро пытался сообразить и проанализировать ситуацию, но разум подсказывал, что анализу и соображению эта ситуация не поддается. Перед ним сидел человек в белом костюме европейского покроя, прекрасно говорящий на русском языке, знающий, кажется, все мысли Владимира, и все это – в пустом зале библиотеки.
– Провокация? – неуверенно спросил Ульянов.
– Какая, к черту, провокация, Володя, очнись!
– Значит, я сошел с ума.
– Ну вот почему я так и думал, что ты сначала все-таки решишь, что свихнулся? Несильно ты от других отличаешься…
– Так, постой, но если я понимаю, что я сошел с ума, значит, я не сошел с ума, правильно?
– Хорошо, – улыбнулся Фраппант, – и что из этого следует?
– Я не знаю, – твердо и уверенно ответил Владимир.
– Не знаешь? – Фраппант с огорчением посмотрел на него. – Это очень плохо, Владимир. Но, – он не оставлял надежды, – что же делать будешь?
– Я не знаю… Я даже не знаю, кто ты и почему я тебя вижу.
– Решать тебе, друг. Я сказал, что я друг тебе, не более.
Они оба замолчали на минуту.
Владимир еще раз обратил внимание, что в библиотеке, в читальном зале, кроме него и незнакомца, никого не было.
– Герр Фраппант, если так вас звать, а где все?
– А ты успокоился и готов к конструктивному диалогу?
– Я думаю, что я еще не все понимаю, но что я точно могу, так это говорить с вами… с тобой, надеюсь, что не с самим собой, – усмехнулся Ульянов. – Так что давай поговорим. Скажи, ты знаешь, где все?
– Я знаю, – признался Фраппант.
– Отлично, – прыснул Володя. Он пытался подавить смех, но безуспешно, и расхохотался. Он смеялся нервически, почти надрывно.
– Что смешного?
– Я никогда бы, нет… никогда не мог подумать, что сойду… сойду с ума…
– Знаешь, Владимир, по-моему, это не так смешно, – серьезно и тихо сказал Фраппант.
– Да что ты, посмейся, ты чего такой угрюмый… Герр Фраппант. Ты ведь немец, да? Фраппант – значит, удивительный, нет? Пришел и, угрюмый, сидишь тут. Вам, немцам, что, веселиться нельзя? Можно? Меня с ума свел… Кстати, сколько у нас с тобой времени?
– Ну, я могу сказать ответ, но тебе он не понравится.
– Сколько, мне уже все равно.
– У меня бесконечность… В твоем исчислении все это уже было и будет, каждая секунда… А у тебя – от тебя зависит.
– Да, – Ульянов опять рассмеялся. – Ха, если ты игра моего воображения или воспаленного сознания, а, скорее всего, так и есть, то что-то у моего воображения не очень хорошо с юмором и фантазией. Ничего и сказать не может.
– Володь, а если нет?
– А если да? Ты докажи, что я не сошел с ума, тогда тебе поверю.
– А ты докажи, что сошел.
– А чего тут доказывать, я вижу какой-то бред… и говорю с ним.
– Ты материалист, – быстро и на выдохе парировал Фраппант.
– Мы о чем говорить будем? – через некоторое время спросил Владимир.
– Расскажи о себе, какая твоя цель?
– С чего ты решил, что у меня вообще есть цель?
Фраппант ничего не ответил, только как-то странно посмотрел на Владимира.
– Хорошо. Зачем мне тебе рассказывать? Из любого варианта, которыми ты объясняешь свое присутствие здесь, следует, что ты знаешь обо мне все. Так что обо мне нечего и говорить.
– О тебе как раз и есть что говорить.
– Ну есть у меня задумка одна… – произнес Ульянов.
– Да знаю я твою задумку.
– Мало того что ты все знаешь обо мне, ты еще меня и перебиваешь.
– А ты – «задумка»! Это целое… «Задумище»! Эх, да если бы ты хоть где написал, что у тебя есть «задумка», разве б за тобой люди пошли? Скажи, что не задумка. Скажи, зачем все?
– Я пытаюсь сделать то, что не смог мой брат. Исправить его ошибки, сделать его работу.
