Все еще ощущая на себе ее тепло, он помог ей установить ноги в стремена, проверил подпруги и, окинув взглядом ее фигуру, отметил про себя, что смотрится в седле она даже очень ничего, несмотря на то, что на лошадь, в случае чего, залезть сможет только с сотой попытки или, если найдет невысокую изгородь.
Еще раз приказав себе успокоиться, он запрыгнул в седло и пустил Бет вперёд, чтобы она показывала дорогу.
Лошади, хорошо знавшие прогулочные тропинки, сами вышли из загона и направились в поле, засаженное редкими деревьями.
Солнце светило ярко, но не ослепляюще, ветер теплыми волнами окутывал всадников и приводил в движение волосы на спине Бет.
Поравнявшись, они не спеша пошли по краю поля.
Девчонка щебетала без конца о всякой ерунде, задавала бесчисленные вопросы про его ферму, про его животных, про его планы на отпуск в Германии.
Дерил почувствовал себя спокойнее и свободнее, и, неожиданно для себя, даже что-то рассказал незатейливое.
Он старался смотреть вокруг, а не на спутницу, и это здорово выручало и успокаивало.
Бетти вела себя как ни в чем не бывало, и Дерил даже понадеялся, что, может, она не поняла ничего там, в конюшне.
А ещё минут через десять, окончательно в этом уверился.
Потому что ну не может женщина, знающая, что мужик на неё только что чуть не набросился, быть такой спокойной, разговорчивой и дружелюбной.
Значит, не поняла ничего.
И слава Богу.
Неловкость пропала, вопросы и ответы давались ему легко, и он просто наслаждался компанией.
Наслаждался этим днем, этой чудесной нежной девочкой, такой доверчивой и улыбчивой. Красивый, неиспорченный ребенок.
Золотистые волосы, розовые губки, голубые глазки.
Немецкая фройляйн, блядь.
В голову опять, помимо желания, заползли кадры из некоторых, особо любимых Мерлом фильмов, немецкого производства.
Там, кажется, даже сюжеты были похожие.
Мужчина и женщина. Лошади и поле.
И дальше по сценарию.
Нет, от все-таки извращенец.
Девочка едет и ни о чем таком не думает даже, а он её уже мысленно поимел во всех позах.
Гореть ему в Аду за это, блядь.
Прошагав пару километров до небольшого водоема они остановились у самой кромки воды, а потом двинулись вдоль него по берегу.
На вопрос, о том, не хочет ли она пусть лошадей ненадолго рысью, Бет ответила, что у ее лошади был сильно поврежден путовый сустав и любое движение кроме шага, противопоказано.
Безмятежность прогулки испарилась так же быстро, как и окутала их до этого.
Только Бет произнесла вслух, что у кобылки была травмирована нога, как лошадь, словно услышав это, тут же начала нещадно хромать, и сидеть в седле стало пыткой.
Было очень обидно, что такая прекрасная поездка, так отлично наладившееся общение — все прервалась в один момент.
Бетти была зла на свою лошадку, никогда до этого не подводившую, и тут, в самый нужный момент…
— Мистер Диксон, вы езжайте назад, а я пешком дойду, — Бет было до того неудобно за сорванную поездку, за испорченное настроение, что она готова была расплакаться.
— Да щас прямо, побежал, — проворчал Дерил, и, совершенно не думая о последствиях(похер уже на все, просто похер!), поступая в угоду собственным желаниям и ничему больше, молча подъехал на своей лошади к Бет и так же молча вытянул ее из седла и усадил перед собой.
Девчонка была такой хрупкой, что места в седле хватило.
Бетти задохнулась от неожиданности, а ещё от того, что она вмиг оказалась к нему так близко. Так интимно близко.
Одной рукой он небрежно держал поводья, другой прижал девушку к себе за талию, удерживая её в седле, не давая свалиться.
Его рука у неё на животе была невозможно горячей, обжигала через рубашку, держала так крепко, все сильнее сжимаясь, и Бет казалось, что, ещё немного, и останутся синяки.
Но это было неважно. Всё на свете было неважно, кроме острых, болезненно-приятных ощущений, что заполонили сейчас все её тело.
Хотелось, чтоб прогулка не прекращалась.
И, хотя Бет прекрасно понимала, что то, что он сделал, все лишь дань ВЕЖЛИВОСТИ, чтоб ее, что он ничего такого не имеет в виду, и не испытывает к ней, но, Боже мой, Боже мой!!!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пусть продолжает её так держать!
Пусть прижимает её к своему крепкому телу, даря невероятное ощущение защищённости и опасности одновременно.
Бет, прикрыв глаза и чуть откинувшись на грудь Дерила, окунулась полностью в свои эмоции и думала только о том, что, ещё чуть-чуть — и она не выдержит.
Она повернётся к нему и поцелует. Сама поцелует. И плевать на все.
Дерил в самом начале поездки думал о том, что он сможет, он выдержит. Он просто проедется с ней, поболтает, посмотрит.
Сейчас, держа её за талию (какого хера? Какого хера он это сделал? Какого хера он сейчас делает???), Дерил понимал, что он не сможет. И не выдержит.
Он последние силы свои тратил на то, чтоб руку держать у неё на талии, и не дать ей уползти на грудь. Или наоборот, пониже спустить, дёрнуть ремень бридж, так клёво обхватывающих её попку и бедра, достать до горячей плоти, поиграть там пальцами, услышать, как с этих невинных ангельских губ срывается пошлый грязный стон.
Она так искренне не замечала, что с ним делает, была так наивна, так чиста, что хотелось испачкать. Хоть немного. Чтоб понимала.
И да, в Аду ему будет весело, да, он это уже запомнил, блядь!
Дерил ехал на лошади, придерживал одной рукой лёгкую фигурку девочки, чувствуя, как низ живота тяжелеет и начинает жить своей жизнью, гигантским усилием воли отгонял из головы вполне реальные картинки развития ситуации, если он все-таки даст себе волю.
И понимал, что сил, чтоб доехать до конюшни, не хватит.
И что он сам себе роет яму.
И что тело девчонки, нежное и хрупкое, такое податливое в его руках.
И что пахнет она одуряюще.
И что напряглась уже, чувствуя, что что-то не то.
И правильно напряглась.
Впереди показались стены приюта, Бетти, чуть вздрогнув всем телом, радостно встрепенулась и неосознанно двинула попкой, ещё плотнее прижимаясь к его паху.
Диксон выдохнул, и, мысленно послав нахер всех чертей и ангелов, бросил поводья и охватил обеими ручищами тонкую талию девчонки, железно приковывая её к себе, наклонился к её шее, втягивая пьянящий аромат ее кожи, подбираясь губами к хрупкой ключице, беззащитно и призывно выглядывающей из ворота рубашки.
Похер, все похер.
Он не железный, блядь.
8
Мерл Диксон за всю свою долгую, насыщенную приятными, а чаще всего, не очень приятными событиями, жизнь просыпался в разных ситуациях. И в разных местах.
Часто тоже не особо приятных.
Да что там говорить, в редчайшем говнище приходилось засыпать и просыпаться!
Поэтому, ощутив с утра на обеих запястьях наручники, Диксон не особо удивился.
Он мало чему удивлялся.
Огляделся, подергал руками немного, посопел.
И стал ждать развития событий.
Судя по началу, события должны были быть интересными.
Мерл поерзал на кровати, вполне удобной, кстати, с плотным, жёстким матрасом, отлично пережившим бурную ночь, затем день, а затем ещё ночь, мимолетно задумался о том, чего же этой козе немецкой не хватило, что она решила ещё и так с ним поиграть?
Вообще, все эти практически двое суток было очень даже клево. Такого секс-марафона у Диксона не было с молодости, когда в армейке он сваливал в самоволку, в соседний от части город, где ждала его весёлая одинокая дамочка, дико охочая до секса.
Диксон прилётал к ней на всех парах и нещадно драл все отведённое ему время. Иногда даже не разуваясь, потому что не успевал. Дамочка была активной, готовой на любой каприз и не особо разговорчивой. Короче, прямо то, что надо молодому солдату со спермотоксикозом. Пару раз ему удавалось свалить к ней даже на сутки, после которых ноги у неё не сводились.
Доун, по истечении больше чем полутора суток прерываемого только на сон и еду секса, выглядела совершенно не измотанной, свеженькой и бодрой.
