— А это что? — спросил я доктора. Он ошеломленно уставился на меня.
— Это? Монорельс. Ну, просто дорога.
— Вы хотите сказать, что по этому рельсу ездит поезд?
— Именно, — он замолчал, усаживаясь рядом со мной в повозку. Двери с легким шорохом закрылись. — Знаете, Бастэйбл, ваше удивление выглядит чертовски убедительно. Хотел бы я знать, что же именно с вами не в порядке.
Я решил проверить на нем мою ложь.
— Не может ли так статься, что это амнезия, доктор? — с легким толчком повозка двинулась вперед. Однако я не слышал знакомого тарахтенья двигателя внутреннего сгорания. — А что двигает эту штуку?
— А вы как думаете? Разумеется, пар. Это обыкновенный паровой автомобиль.
— Не бензин?
— Надеюсь, нет! Примитив! Паровой двигатель намного эффективнее. Да ведь вы должны все это знать, Бастэйбл. Я, конечно, вовсе не хочу сказать, что вы намеренно и сознательно пытаетесь ввести меня в заблуждение, но…
— Я думаю, вам лучше исходить из того, что я забыл решительно все, кроме своего имени, доктор. Все прочее, вероятно, проистекает из тех безумных представлений, во власти которых я находился. Результат переутомления и отчаяния, ведь это иногда случается. Возможно, вы обнаружите, что я принадлежал к одной из горных экспедиций, исчезнувших некоторое время назад.
— Да, — в его голосе звучало облегчение. — Я уже думал об альпинистах. Вы действительно больше ничего не можете вспомнить о восхождении? Об именах остальных участников.., или что-нибудь в этом роде?
— Боюсь, что нет.
— Ну ладно, — сказал он, довольный и этим, — во всяком случае, начало положено.
Наконец машина остановилась, мою кровать вместе со мной выкатили наружу, на этот раз на высокий пандус, специально предназначенный для этой цели. Двери открылись без всякого участия людей, и я очутился в чистом светлом коридоре, откуда попал в помещение, казавшееся таким же чистым и светлым. О его предназначении оставалось только гадать.
— Мы на месте, — сказал доктор.
— И где же мы?
— В больнице Черчилля — ее назвали в честь последнего вице-короля лорда Уинстона. Он много всякого хорошего сделал для Индии, наш Черчилль.
— Не тот ли это Черчилль, который книги писал? Отчеты о войне? Тот самый парень, который со своими уланами начал наступление в Омдурмане в 1898 году?
— Я думаю! Но это было в самом начале его карьеры. Вы, однако, довольно хорошо подкованы по части истории!
— Ну да, потом ему пришлось здорово поднапрячься, — улыбнулся я, — чтобы стать вице-королем Индии!
Доктор снова бросил на меня странный взгляд:
— Ну хорошо, капитан Бастэйбл. Вы пробудете в Катманду только день или два — пока в Калькутту не отправится больничный поезд. Полагаю, вы нуждаетесь в специалисте.., по амнезии. Самый ближайший из них находится в Калькутте.
Я подавился вопросом. Я как раз думал о том, неужели Калькутта изменилась так же, как Катманду.
— А нынче здесь довольно мирное местечко, не правда ли? — сказал я.
— Мирное? Надеюсь. Время от времени у нас бывают небольшие неприятности с националистическими экстремистскими группами, но ничего серьезного. Войн здесь не было уже сто лет.
— В таком случае, у меня и впрямь очень серьезные провалы в памяти, — сказал я, улыбаясь. Он неловко остановился возле моей кровати.
— Э.., ну да.., а! — вскричал он с облегчением. — Вот и ваша сестра. Прощайте, Бастэйбл. Держите хвост пистолетом! Я хотел только еще… — он взял медицинскую сестру за локоть и увлек ее наружу; дверь за ними захлопнулась.
Я не был бы мужчиной в полном смысле этого слова, если бы не признался, что появление моей сиделки возбудило во мне одновременно радость, и удивление. Я успел бросить на нее лишь один взгляд, однако этого было довольно, чтобы я понял, насколько все изменилось с 1902 года. Сестринская форма состояла из бело-голубого крахмального платья и высокого чепца, аккуратно приколотого к ее каштановым волосам. Совершенно обычная сестринская униформа, за исключением одного лишь обстоятельства: подол ее юбки отстоял от пола самое меньшее на десяток дюймов, овевая самую прелестную пару ножек, какую я когда-либо видел, за исключением сцены императорского театра на Лечестерской площади. Разумеется, такая одежда предоставляла сестре большую свободу движений и была существенно практичнее. Я спрашивал себя, неужели все женщины этой эпохи одеты так практично и так привлекательно. Если да, то впереди во время моего невольного путешествия в будущее меня ждало немало нечаянных радостей!
Полагаю, что-то беспокоило мою сестру, когда она вернулась, потому что ее появление в равной степени повергло меня в смущение и очаровало. Было трудно видеть в ней обыкновенную честную молодую женщину (в действительности довольно-таки чопорную), поскольку, по представлениям моего времени, она была одета как девочка из ревю! Должно быть, я весьма заметно покраснел, потому что первым делом она пощупала мой пульс.
Спустя краткое время вошел майор Пауэлл и придвинул к моей кровати металлический стул.
— Ну, как вы себя чувствуете, старина?
— Намного лучше, — ответил я. — Думаю, я страдаю потерей памяти.
(Я так часто повторял эту фразу, что стало казаться, будто я пытаюсь убедить самого себя!).
— Доктор уже говорил. Весьма вероятно. А вы вспоминаете поездку в горы, так?
— Полагаю, что-то вроде восхождения на гору.., да, припоминаю, — сказал я довольно естественным тоном.
— Великолепно! Еще немного, и ваша память к вам вернется. Знаете, меня ужасно интересует то, что вы рассказали. Для меня это было бы изумительным везением, если бы вы действительно прибыли из 1902 года, так.
Я слабо улыбнулся:
— Почему же, майор Пауэлл?
— Это было бы чрезвычайно полезно для моих исследований. К Теку Бенга у меня совершенно особый интерес. Знаете ли, этот город представляет собой загадку в архитектурном и историческом отношениях.
По всем законам логики, его просто не должно существовать. А снимок с воздуха, который мы сделали, демонстрирует такое смешение архитектурных стилей, что напрашивается вывод: долгое время этот город был точкой пересечения различных культур всего мира. Невозможно поверить, я знаю.
— И тем не менее я совершенно с вами согласен, — сказал я. — Кроме того, я думаю, там представлены некоторые культуры, происхождение которых относится к эпохам, предшествующим какой-либо историографии. Это действительно очень, очень древние строения.
— Существуют, разумеется, различные мифы на этот счет. Однако на удивление немногочисленные. Большинство жрецов-кумбалари погибли во время землетрясения 1902 года, а остальное население этой области девственно-невежественно. После землетрясения они вообще больше не говорят о Теку Бенга; основная же часть изустных преданий утрачена до того, как в этом районе появились ученые. Полагаю, в этом и состоял ваш научный интерес, так? Поиски объяснений. Чертовски опасная экспедиция. Такая опасная, что мне никак не решиться, даже с воздушного корабля. Погодные условия так часто меняются. Даже экспедиция, оснащенная наилучшим образом, может разбиться, — он нахмурился. — И все же поразительно, что я никогда ничего не читал о вашем предприятии. Я думал, что прочел все, что так или иначе связано с Теку Бенга. Я уже направил на поиски наших архивных служащих. Чтобы выяснить, в каком полку вы служили и все такое. Скоро вы будете знать, кто вы такой. И если мы установим, что дома у вас остались родные, мы вас отправим к ним.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказал я.
— Это самое малое, что мы можем сделать. Вы действительно археолог? Вы можете вспомнить?
— Полагаю, уже да. В определенном отношении, — согласился я. — Я явно знаю очень многое о прошлом и абсолютно ничего о.., настоящем.
Он коротко рассмеялся:
— Думаю, что понимаю вас. Так и есть. Постоянно копаешься в прошедшем. Во многих отношениях тогда было немного лучше, чем сегодня, так?
— Я бы полнее ответил на ваш вопрос, если бы мог вспомнить о чем-нибудь таком из современной жизни, — теперь рассмеялся уже я.
— Да, разумеется, — его лицо вновь обрело серьезное выражение. — Вы хотите сказать, что можете вспомнить обо всем, что имело место до 1902 года, — стало быть, задолго до вашего рождения — и совершенно ничего не знаете о том времени, которое последовало затем? Это самый своеобразный случай потери памяти, о каком я когда-либо слыхал. Вы должны были быть очень хорошим ученым, если ваша «память» так детальна. Могу ли я каким-либо образом помочь.., восстановить ваши воспоминания?
— Вы могли бы кратко обрисовать историю после 1902 года, — я решил, что очень ловко навел его на эти мысли.
Он пожал плечами:
— Собственно, не так уж много и случилось. Семьдесят лет славного мира, все при всем. Довольно скучно.
— И никаких войн?
