ешьте и пейте, а потом мы вас и спать уложим.
Не заставили себя долго упрашивать цыгане. Сели они за стол и принялись уписывать за обе щеки все, что было на нем поставлено, а девушка прислуживала им. Когда цыгане были уже так сыты, что кусок не лез им в горло, открылась дверь и в комнату вошла высокая, величественная женщина, с белыми, как снег, волосами. При ее появлении цыгане встали и низко ей поклонились – они поняли, что это хозяйка дома.
– Сидите и ешьте, – сказала она. – Довольны ли вы вашим ужином?
– Да мы не знаем, как и благодарить-то тебя за него! – в один голос ответили Марко и Никош. – Ни разу в жизни не едали мы так, как сегодня.
– Только не знаем мы, госпожа, кто ты и как зовут тебя, чтобы век поминать за твою доброту к нам, – прибавил Марко.
– Ты хочешь знать, кто я? Я королева кешалий Ана. Уже второй раз встречаемся мы сегодня.
– Как второй раз? – воскликнули цыгане. – Да мы за весь день никого не видали в горах, а тебя-то, королева Ана, уж конечно, видим первый раз в жизни!
– А помните жабу около камня в лесу? Эта жаба была я.
Тут вспомнили оба цыгана, как рассказывали им про королеву Ану, будто она ползает, приняв образ жабы, по тем местам, где зарыты в земле богатые клады.
Ана же сказала Никошу:
– Посмотри-ка, Никош, на потолок. – В голосе Аны прозвучала угроза.
Взглянул на потолок Никош. Так и обмер он от страха. Над самой его головой висел на паутинке громадный камень. Если бы оборвалась паутина, камень упал бы ему на голову и раздавил его, как комара. Никош хотел уже вскочить со стула и бежать, но Ана мановением руки остановила его и, указывая на камень, сказала:
– Никош, если бы ты наступил на жабу, то этот самый камень свалился бы на тебя и ты погиб бы. Ну да нечего вспоминать о том, что было. Идите-ка теперь спать, а завтра утром вас накормят, дадут еды на дорогу, и вы пойдете дальше. А тебе, Марко, я сделаю завтра на прощание подарок, за то что ты не дал Никошу раздавить жабу. Твоя доброта должна быть награждена.
Сказав это, королева Ана вышла из комнаты.
На следующее утро, когда цыгане проснулись на своих роскошных кроватях, они с удивлением увидали, что около них на скамьях вместо старых лохмотьев лежит приготовленная для каждого новая одежда. Оделись цыгане и стали ждать, когда позовут их завтракать. Вскоре пришла за ними девушка, прислуживавшая им вечером, и повела их в столовую. Еще богаче был накрыт стол. Оба цыгана так наелись, что насилу встали из-за стола. Собрались они уже уходить, как вошла королева Ана.
– Теперь вы сыты, одеты и обуты, – сказала она, – идите в город да помните, что нельзя убивать даже жабу за то только, что она так безобразна.
Стали чуть не до земли кланяться королеве Ане Марко и Никош и благодарить за ее доброту. Она же, улыбаясь, сказала:
– Нечего меня благодарить, особенного я вам ничего не сделала, только одела и накормила вас. Да, Марко! Вот тебе мой подарок!
С этими словами протянула королева Ана Марко маленькую бутылочку, промолвив:
– В этой бутылочке живая вода. Одна капля этой воды может исцелить самую тяжелую болезнь. Ну, прощайте!
Ушли цыгане из дома королевы Аны. Весел был их путь в город. У каждого была за спиной сумка, и чего только не было в ней. Голода им нечего было бояться.
Вскоре далеко разнеслась слава про Марко, что он каплей воды исцеляет все болезни и вылечивает даже умирающего. Со всех концов страны потянулись к нему больные. Громадные деньги платили ему за каплю живой воды, и стал он таким богачом, какого раньше в той стране не бывало.
Цыган Пику из Пивницы
Жил в Пивнице, на юге Венгрии, цыган Пику. Призвали этого цыгана на военную службу. Долго не возвращался он назад в табор. Лет двадцать, а то и больше пробыл он на военной службе. Где только не побывал он за это время. Чуть не все страны исколесил он. Стали уже забывать его в таборе, как неожиданно вернулся он. Ушел Пику молодым, а вернулся пожилым цыганом. С трудом и узнали-то его в таборе.
Стал опять жить в таборе Пику, только отвык он от цыганской жизни. Это все замечали. Хоть и цыган Пику, да не такой, как все. От него даже сторониться стали цыгане. Но Пику на это не обращал внимания. Жил да жил себе помаленьку. Занимался же он тем, что ловил птиц и продавал их по городам и деревням. Бывало, только чуть станет светать, а он уже идет в лес и остается там до темного вечера – все птиц ловит. И каких только птиц не бывало у Пику! Вся палатка его была заставлена и увешана клетками, и постоянно слышался в ней птичий гомон – и поют, и свистят, и чирикают.
Стали тут замечать цыгане табора, что Пику подойдет к клетке, станет около нее, что-то начнет шептать, а потом засвистит, ни дать ни взять, как птица. «Что за притча? – думают цыгане. – Уж не научился ли Пику в лесу птичьему языку?» А ведь известно, что научиться говорить со всеми птицами да зверями можно: нужно только поцеловать в губы спящую урму. Хоть и трудное это дело, да говорят, будто были такие цыгане, которым это удавалось. Вот и стали поговаривать в таборе, что Пику поцеловал урму, и боялись, не разгневалась бы за это королева урм Матуйя и не стала бы бросать куски мяса урм. Нашлет этим мясом Матуйя бешенство на весь табор, и погибнут все цыгане. Судили да рядили цыгане и наконец решили поговорить об этом со своим гекко [1], а он был человек бывалый и мудрый. Пришли к нему цыгане и говорят:
– Вот что, гекко: дело-то у нас в таборе неладное, как бы беды не было. Ведь Пику-то научился говорить по-птичьи.
Сначала гекко ничего не хотел слушать, а потом, когда рассказали ему подробно все, что видели и слышали, решил так:
– Позовите сюда Пику, я с ним поговорю при вас. Там видно будет, что делать.
Позвали Пику. Пришел он в палатку гекко, а тот его спрашивает:
– Правда ль это, Пику, что ты умеешь свистать по-птичьи?
– Умею, – ответил Пику, – да еще так, что, пожалуй, и не отличишь, коль
