может быть и скорбной, и суровой. Посему неясно, доброе послание или дурное. Корабль наводит на мысль о дальних странствиях.
Послание издалека.
Книга и облака. Книга содержит Написанное. Облака его затуманивают. Написанное послание с туманным смыслом.
Дитя и мыши. Дитя означает Простодушие. Мыши пожирают Зерно. Мало-помалу оно убывает. Простодушие утрачивается.
Вот что, насколько я могу заключить, сказали мне птицы. Послание издалека. Туманные письмена. Утрата простодушия.
Занятно.
Через некоторое время — скажем, через несколько месяцев — я вернусь к этой записи. Возможно, последующие события прольют на нее свет либо она поможет истолковать эти события.
Адди Домар
Запись от Пятнадцатого дня Шестого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос
Сегодня утром во Втором юго-западном Зале Другой сказал:
— Я буду работать над ритуалом, так что тебе тут торчать не обязательно.
Ритуал — элемент церемониальной магии, посредством которой Другой намерен высвободить Великое Тайное Знание из того, что удерживает его в Мире, и передать нам. До сего дня мы отправляли Ритуал четырежды, каждый раз в немного иной версии.
— Я внес кое-какие изменения, — продолжал он, — и хочу послушать, как они звучат, так сказать, в естественных условиях.
— Я тебе помогу, — с жаром ответил я.
— Отлично, — сказал он. — Только не отвлекай меня болтовней. Мне нужно сосредоточиться.
— Разумеется, — согласился я.
Сегодня Другой был в сером костюме, белой рубашке и черных ботинках. Он положил свое блестящее устройство на Пустой Пьедестал.
— Это ритуал вызова, а значит, ведун должен стоять лицом к востоку, — произнес он. — Где тут восток?
Я показал.
— Так, — ответил он.
— Где мне встать?
— Где угодно. Не имеет значения.
Я встал в двух метрах к югу от него и решил, что буду смотреть на север, то есть на него. У меня нет ни знаний, ни интуиции касательно ритуалов, но представлялось, что это правильная позиция для того, кто прислуживает Истолкователю Мистерий.
— Что мне делать? — спросил я.
— Ничего. Просто не отвлекай меня.
— Я сосредоточусь на том, чтобы поделиться с тобой силой моего Духа.
— Хорошо. Отлично. Займись этим. — Он заглянул в свое блестящее устройство. — О’кей. Больше всего изменений я внес в первую часть ритуала. До сих пор я просто взывал к знанию, прося его снизойти на меня. Это ничего не дало, так что сейчас я буду заклинать дух Адди Домара.
— Кто такой Адди Домар? — спросил я.
— Король. Давно умерший. Обладавший знанием. Или, по крайней мере, его частью. Мне удавалось вызывать Адди Домара для помощи в других ритуалах, особенно в… — Он осекся и некоторое время смотрел растерянно. — Мне успешно удавалось вызывать его в прошлом, — закончил он.
Другой принял величавую позу Истолкователя Мистерий — расправил спину, отвел плечи назад и вскинул голову. Мне он напомнил Статую Иерофанта[7] из Девятнадцатого южного Зала.
Внезапно я осознал значимость его слов.
— О! — воскликнул я. — Ты никогда не говорил, что знаешь имя одного из Мертвых! А ты знаешь, кого из них так зовут? Если да, пожалуйста, скажи мне! Я бы очень хотел обратиться к нему по имени, когда подношу еду и питье!
Другой прервал свое занятие и наморщил лоб.
— О чем ты? — спросил он.
— О Мертвых, — с жаром ответил я. — Если тебе и впрямь известно одно из их имен, пожалуйста, скажи мне, кому оно принадлежит.
— Ничего не понял. Кто, чего, кому?
— Ты говорил, что в былые времена кто-то из Мертвых обладал Знанием. Затем оно было утрачено. И я хочу знать, кто это из них. Человек с Коробкой из-под Печенья? Завалившийся Человек? Или кто-то из Обитателей Ниши?
Другой непонимающе уставился на меня.
— Какая коробка из-под печенья? О чем ты? А, погоди. Это как-то связано с теми костями, которые ты нашел? Нет. Нет-нет-нет. Они не… Это не… Да господи боже! Я же сказал — мне надо сосредоточиться! Сказал ровно минуту назад! Можно не затевать сейчас разговоры? Я пытаюсь отработать ритуал.
Мне сделалось стыдно. Я помешал важной работе Другого.
— Да, конечно, — сказал я.
— У меня нет времени отвечать на посторонние вопросы, — буркнул он.
— Извини.
— Буду признателен, если ты просто помолчишь.
— Обещаю молчать.
— Хорошо. Отлично. О’кей. На чем я остановился? — Другой набрал в грудь воздуха, снова выпрямился и запрокинул голову. Он воздел руки и звучным голосом несколько раз воззвал к Адди Домару, разными словами убеждая того прийти.
В наступившей тишине он постепенно опустил руки и расслабил плечи.
— О’кей. Когда я буду делать это по-настоящему, может быть, поставлю жаровню. Воскурю какой-нибудь фимиам. Посмотрим. За призывом следует перечисление. Я называю способности, которые хочу получить: уничтожение Смерти, проникновение в низшие разумы, и так далее, и так далее. Важно зрительно представлять в уме каждую способность, то есть, перечисляя их, я воображаю, что живу вечно, читаю чужие мысли, становлюсь невидимым и все прочее.
Я вежливо поднял руку. (Не хотел, чтобы меня упрекнули за посторонние вопросы.)
— Да? — огрызнулся он.
— Мне тоже так делать?
— Да. Если хочешь.
Тем же звучным голосом Другой перечислил способности, которые дает Знание, и, когда он возгласил: «Называю способность летать!», я вообразил, как преображаюсь в скопу и лечу с другими скопами над Бушующими Приливами. (Изо всех способностей, какие называл Другой, это моя любимая. Если совсем честно, к остальным я в целом равнодушен. Зачем мне становиться невидимым? По большей части меня и так никто не видит, кроме птиц. И я не стремлюсь жить вечно. Дом отвел свой срок птицам, свой срок — людям. Меня это вполне устраивает.)
Другой дошел до конца перечня. Я видел, что он обдумывает те части ритуала, которые уже исполнил, и не удовлетворен ими. Лицо его скривилось, взгляд был обращен вдаль.
— Я чувствую, что должен обращать это к некоему… к некой энергии, к чему-то живому и активному. Я хочу обрести могущество, значит мне следует взывать к чему-то могущественному. Разумно ведь?
— Да, — согласился я.
— Но здесь нет ничего могущественного. Даже живого ничего нет. Только одинаковые скучные помещения и бесконечные старые скульптуры, заляпанные птичьим дерьмом.
Он угрюмо замолчал.
Я давно знал, что Другой не чтит Дом, как я, и все равно меня ужаснули его слова. Как может столь умный человек говорить, будто в Доме нет ничего живого? Нижние Залы полны морскими тварями и растениями, среди которых много прекрасных и удивительных. Сами Приливы такие мощные и стремительные, что, если и не вполне живые, неживыми их тоже назвать нельзя. В Средних
