– Пожалуй, логично. Как говаривал наш препод Губман, «ваше высказывание свидетельствует о том, что вы где-то близки к человеку разумному». Но как искать, где?
– Ты чувствовал меня, я чувствовал тебя. Не ты ко мне, так я к тебе приковылял бы, это сто процентов, я уже говорил. Теперь нас двое. Как существо, где-то близкое к человеку разумному, предлагаю: давай вновь попробуем – в глаза друг другу. Если, конечно, водка не помешает. Кто-то ведь еще должен к нам стучаться, и мы к кому-то. Может, не только во сне получится. Ничего не ощущаешь, не слышишь?
– Вроде бы нет…
– И я пока нет. Возможно, в нас с тобой первых эта штука заработала.
– Или только мы с тобой и остались, – заметил Сергей.
– Да вроде бы войны нет, мора и глада тоже… Хотя… всякое может быть, время не самое веселое, это точно. Так, ну давай, попробуем.
Большевик поставил локти на стол, подпирая ладонями подбородок, и принялся сверлить Сергея пристальным взглядом. Сергей, стараясь не моргать, тоже стал смотреть ему в глаза, хотя и сомневался в том, что у них что-нибудь получится.
Прошло некоторое время, и Сергей вдруг понял, что не видит уже лица хозяина квартиры. Это было похоже на полусон-полуявь, где маячили какие-то туманные фигуры – и в какой-то миг он вновь, как и в прошлый раз, воспарил над неким пространством, которое теперь было заполнено невнятным непрерывным движением бесформенных теней. Внезапно откуда-то сбоку вырвался дрожащий прерывистый синий луч, и тени словно по команде ускорили движение, сливаясь, перетекая одна в другую, чтобы оформиться, наконец, в бледную нечеткую картину, похожую на отражение в оконном стекле. Мгновением позже Сергей сообразил, что это все-таки не картина, и тут же словно издалека, словно из-за стены или плотно закрытой двери до него донесся сдавленный возглас Юры-Большевика.
То, что он видел или, скорее, представлял – он понимал, что глаза здесь ни при чем, – походило все-таки не на застывшую картину, а на что-то другое, чему он затруднялся подобрать название. Наверное, так мог бы выглядеть мир привидений – полупрозрачные расплывчатые предметы, сквозь которые виднеются другие предметы, смазанность форм, легкое беспорядочное подрагивание и почти непрерывно меняющееся освещение, будто попеременно вспыхивали и гасли то одни, то другие расположенные где попало тусклые невидимые лампы. Сергей ощутил все убыстряющееся неприятное покалывание в затылке, тряхнул головой – и тут же словно что-то сдвинулось и наконец-то встало на свое единственно правильное место… Он понял, что именно «видит» – так в какой-то момент беспорядочные потеки краски на стене превращаются в чье-то ухмыляющееся усатое лицо с длинным вздернутым носом…
Перед ним было окно; за окном, по влажному грязному снегу, бродили серые тени, похожие на людей. Была там еще какая-то оградка, нечеткие линии скелетоподобных деревьев, полоса кустарника. И была бурая стена какого-то здания казенного вида с большими окнами; двери здания то и дело открывались, впуская и выпуская тенеобразных людей с разной поклажей в руках и за плечами, с двухколесными тележками, к которым были приторочены всякие коробки, ящики и мешки. Над дверями висели на стене круглые часы с черными стрелками, вздернутыми наподобие усов улыбающегося Чеширского Кота, а еще выше из стены выступали рельефные белые буквы, складываясь в знакомое слово: «Озерское». Вновь что-то неуловимо переместилось в сознании – и Сергей понял, что перед ним обыкновенная железнодорожная платформа и здание вокзала, мимо которого он не раз проезжал, а «видит» он все это через окно вагона стоящей электрички.
Это был не пассажирский поезд, а именно электричка – такие же, как на перроне, серые люди по трое сидели лицом к лицу на жестких сиденьях. С ними резко контрастировала кажущаяся вполне реальной – как на киноэкране – девушка; она смотрела куда-то мимо Сергея, и над головой ее мерцало слабое, но вполне различимое синеватое облачко. Это, несомненно, была именно та, кого они с Большевиком искали – еще один человек из восьмерки исполнителей Ритуала. У нее были светлые волосы, падающие на воротник расстегнутой зимней куртки, и бледное миловидное лицо с тонкими чертами; в меру подкрашенные глаза как будто бы не скрывали никаких тайн, а резко очерченные крепко сжатые узкие губы вполне могли свидетельствовать о том, что характер у девушки не из самых покладистых.
Изображение внезапно дернулось, надпись «Озерское» за окном начала уплывать вправо, исчезая буква за буквой, а облачко над головой девушки, сгустившись, выстрелило в Сергея острым синим лучом, ощутимо кольнувшим прямо в мозг. Сергей непроизвольно мотнул головой, зажмурился, и тут же раздался голос Юры – теперь уже совсем рядом, а не из-за толстой стены:
– Ч-черт, теряю! Исчезает!..
Сергей открыл глаза. Большевик с досадливой гримасой шарил руками в воздухе над столом, и вид у него был настолько комичный, что Сергей невольно улыбнулся, хотя еще не совсем пришел в себя после «видения».
– Ничего, теперь не исчезнет, – успокаивающе сказал он и вдруг понял, что, кажется, начинает по-настоящему вживаться в ситуацию и больше уже не воспринимает ее как невозможную или бредовую. То, что происходило с ним – происходило в действительности, наяву, и с этим нужно было считаться, и это нужно было принимать.
Потому что не принимать реальность – просто глупо. А вот попытаться разобраться в ней – это уже кое-что.
– Теперь не исчезнет, – повторил он. – Заметил, где она сейчас находится?
Юра прекратил хватать руками воздух, встряхнулся, словно отгоняя невидимых мух, потер виски и кивнул:
– Угу, заметил. Озерское. Это часа полтора езды…
– На электричке, – уточнил Сергей.
– Ну да. Ты же видел, она электричкой едет. – Большевик посмотрел на часы. – Без пяти час, все правильно. Как и там. Видел там часы?
– Мы с тобой видели одно и то же, – сказал Сергей. – И это окончательно хоронит всякую мысль о галлюцинациях и белой горячке. Не можем мы вдвоем галлюцинировать одинаково или видеть одинаковый сон.
– Не можем, – согласился Большевик. – Значит, надо действовать. Будь добр, притащи мне мобильник. По-моему, я его в ванной оставил. Вон та дверь, слева.
Сергей выбрался из-за стола и, включив свет, заглянул в ванную, выложенную плиткой цвета морской волны. Плоский, благородно-сероватый мобильный телефон действительно лежал на круглом табурете под элегантной раковиной цвета той же морской волны. Невольно сравнив сей храм чистоты со своим домашним помещением для помывки тела и чистки зубов, Сергей взял телефон и вернулся на кухню.
– Так, сейчас узнаем, когда она будет в городе, – сказал Большевик, перебирая кнопки. – Алло! Девушка! Электричка, которая в двенадцать пятьдесят пять останавливается в Озерском, во сколько к нам приходит?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
