Шапронов, ну как же так?!
Сильно захотелось сдохнуть.
Лечь рядом с корешем и подругой на бетонном полу. И валяться так. Долго-долго.
Но для ничтожного человечка из ничтожной автомастерской подобные желания были слишком уж понтовиты. Чай не бандюк, статусом не вышел.
Маляр тягуче, словно через силу, выпрямил скрюченную горем спину. Она не выпрямилась полностью – мешала травма позвоночника, полученная еще в детстве, при родах. Однако в пол он уже не смотрел. Только вверх и вперед!
Пошарив рядом, Малярийкин нащупал рукой брошенный обрез. Из мастерни надо валить. И валить быстренько – это подсказывала не только логика, но и собственный подпотевший зад.
В любой момент могли вернуться мстители-отморозки и «отморозить» уже Маляра – по полной схеме с ударами битами по челюсти, выдавленными зенками и прочими «чешскими» чудесами вроде многочасовой удавки, совмещенной с бдением в собственной моче на раздробленных коленях. Этот мир, как и все прочие, делил людей на тех, кто пугает, и тех, кто пугается. Чехи пугали. Ну а работяги, вроде Маляра с Калмышем, могли только ссать под себя да хорониться где-нибудь в очкурах, коли уж впали в гангстерскую немилость. Селяви, как говорится, доунт край.
Да и чем его смерть поможет мертвому товарищу с почившей подругой? Ничем. Разве что Шапрона лишний раз насмешит. Калмышев пока дох, вероятно, забавно слюни пускал. И рожа интенсивно краснела над удавкой. Смешно, оборжаться! Так что чехи с Шапроновым здесь не только мочили. Но и весело провели время. Наверняка. Бандерлоги – бандерлоги и есть…
– Не-ет, гады, только не в этот раз, – пообещал сам себе Маляр, имея в виду, что дохнуть здесь и сейчас он точно не собирался.
И все же, перед тем как ретироваться, следовало потратить несколько минут. Вытащить деньги из тайника. Собрать личные шмотки – их, слава богу, было совсем немного. А также еще более немногочисленные ценные вещи, которые можно было продать. Например, легкий, но дорогостоящий инструмент, измерительные приборы, кое-что из электроники. Все это вповалку летело в рюкзак и распихивалось по карманам. Наконец, собрав все, что необходимо, Маляр снова склонился над телом мертвой любимой девушки. Чужой мертвой, любимой девушки. Или просто любимой девушки – тут уж как понимать.
Хотел поцеловать в губы. Посмотрел в остекленевшие глаза. Маляр помнил, какими красивыми они были. Теперь напоминали мутные куски пластмассы. Все же сучья жизнь вокруг, верно? Маляр вздохнул. На поцелуй не хватало решимости. Ника была мертва.
Маляр накрыл труп девушки покрывалом. Калмыша он почему-то не накрыл. Поднял с пола слепленную Никой глиняную фигурку самого себя, вытер от крови, сунул в карман. Зачем – не знал сам. Может, из ностальгии.
На этом прощание с мастерской закончилось.
Сев в «муравейку», Маляр быстро укатил в ночь.
Ночь
Спустя шестнадцать часов после описанных событий Элена Прекрасная и Петюня Малярийкин сидели у нее на квартире. «Секретной» квартире, как ее называла сама хозяйка. Хатка была милой, небольшой, солнечной, небогато, но уютно обставленной и предназначалась вот для таких необычных встреч, одна из которых имела место в данный момент. Встреча дивы и автомеха. Лена угощала Малярийкина чаем с печенюшками, и от всего этого мозгодробительного несоответствия между кровавой трагедией в «наш-ангаре» и ласковыми солнечными лучами в Лениной квартире у Малярийкина уже начали плыть извилины. Но он держался, стараясь находить песчинки рационального в том сумасшедшем бездонном океане, который омывал его огромными волнами последние шестнадцать часов.
Приехав в Скайбокс в середине ночи, он бросил «муравейку» в каком-то закоулке и бездумно шлялся по центральным кварталам города, не понимая сам, чего хочет. С точки зрения жителя окраины, Скайбокс был более чем интересен. Например, стереовизоры, расположенные прямо на улицах Скайбокса, демонстрировали одиноким прохожим, не спящим в эту полуночную пору в силу бессонницы, лунатизма или приверженности героину, зрелищные схватки «КТО». Среди наиболее красочных и часто повторяющихся сценок преобладали, разумеется, выдающиеся по производимому эффекту ролики с товарищем Шапроном.
Улыбка Шапронова, то и дело расцветавшая на экране, откровенно бесила Малярийкина. Не потому, что она была неоправданна (Шапрон действительно мастерски проводил бои), а потому, что после случившегося в мастерне любые успехи этого урода вызывали острое чувство истинно вселенского неверия в мировую справедливость. Как если бы Малярийкин, словно Моисей, познакомился лично с Господом Богом, но при этом узнал, что тот педофил.
Надо сказать, что в Малярийкине в эти удивительно сложные и долгие часы его удивительно несложной и недолгой жизни боролись противоречивые чувства. С одной стороны, Маляр сознавал, что случившееся – всего лишь один из банальных эпизодов окружающей мерзкой реальности – реальности, подчиненной бандитам-отморозкам, отморозкам-буржуям (типа менеджеров и акционеров ВТЭК), а также всем прочим отморозкам этого отмороженного мира. Ника и Калмыш погибли потому, что в послевоенном Новосибирске людей убивали много и часто, и вот так вышло, что очередными жертвами очередного бандитского беспредела стал именно их (очередной для бандитов) маленький коллектив.
Случившееся и беспределом-то назвать было нельзя. Калмыш реально виновен в убийстве Юнги. И еще более виновен – в том, что повелся на предложение Шапронова, сглупил, не подумал. Это был мощный факт.
Сам же Маляр и Ника – виновны в том, что оказались с Калмышем рядом. В большинстве случаев подобного нежданного залета хватало с лихвой, чтобы стать жертвой бандитского «правосудия». Либо полицейского «правосудия» – которое в целом не имело особых отличий от бандитского.
Еще более отчетливо Маляр понимал, что уж не ему, автомастеру и предпринимателю средней руки, соперничать с монстрами вроде чехов и Шапронова. Результат от подобного противостояния мог быть исключительно один, без всяких инсинуаций и отклонений. Маляр мог либо восторженно ссать от того, что выжил, в то время как его друг и любимая девушка почили, так сказать, мертвым сном. Либо умереть сам. Даже не бросив вызов убийцам, а просто – не спрятавшись от них.
И все же… Бродя по грязным кварталам Скайбокса, Маляр как-то мимодумно купил в сигаретном ночном киоске карту центральных районов Новосибирска, порылся в ней и без труда отыскал довольно знаменитую в нынешнее время резиденцию г-на Шапронова. Чемпиона.
Резиденция Шапронова – впечатляла.
Сей удивительно обширный для одинокого чудака особняк из двадцати комнат и мансарды, к которому Малярийкин подкатил на своей «муравейке» спустя всего полчаса после покупки карты (сам не понимая зачем), раскинулся прямо в центре элитного поселения для «манагеров» ВТЭК и высших чинуш местной власти. Гуляя вокруг найденной по карте точки, Маляр осмотрел глухой металлический забор, окружавший сиротские домики «слуг народа», а также иные пикантные подробности проживания живого божества «КТО». Забор имел в высоту не менее шести метров. Выше забора на проржавелую квадрат-трубу была заботливо намотана егоза. Тут и там сверлили прохожих взглядами коробочки видеокамер. Периметр прерывался двумя пропускными пунктами с домиками охраны. На каждом КП стояли широкие, на две полосы, автомобильные ворота (открывались не ручками, а с кнопки – что говорило о многом, например, о вопиющем отсутствии экономии среди жителей поселка даже в унылое время послевоенного энергетического кризиса) и аккуратные решетчатые калитки для пешеходов.
За всем этим охранным великолепием краснокирпичные башенки коттеджей шпилили небушко гордо и даже с некоторым вызовом окружающему скучному и унизительно-голодранному миру. Это было нормально – сильные и сытые плевать хотели на мнение слабых и голодающих. И хорошо еще, если только плевать.
По той же карте недалеко от гигантской резиденции товарища Шапронова Маляр без труда отыскал и скромную виллу его скромной спутницы монашки Элены.
Особняк Лены понравился Малярийкину больше. Как и домище командора, он занимал приличную площадь, был окружен высоким забором, но выглядел значительно проще. Все-то у нее было не как у бабы! Как большинство частных жилищ в этом районе Скайбокса, особняк производил впечатление своими размерами и простором, но при этом отделку имел крайне небогатую. Серенькую. Простую. Кирпичные стены покрыты декоративными композитными панелями, кровля весело глядит в небо зеленью искусственной черепицы. По сравнению с гигантами-соседями, отделанными мрамором и величественными ионическими колоннами, дизайн Ленкиного особняка – как экстерьера здания, так и ландшафта вокруг – был скорее мужской, чем бабий. Никаких тебе фенечек, финтифлюшек. Широта!
