Однако самое важное для нас в письмах Натальи Николаевны – все, что связано с Пушкиным, с ее отношением к мужу. Из них мы узнаем, что она принимала участие в его издательских делах. Так, мы неоднократно встречаемся в письмах Натальи Николаевны с просьбами к брату относительно бумаги.
В 1835 году Пушкин и Плетнев задумали издать альманах. В письмах от 18 августа и 1 октября Наталья Николаевна не только от имени Пушкина, но и от своего просит Дмитрия Николаевича изготовить 85 стоп бумаги. «Прошу тебя, дорогой и любезный брат, не отказать нам, если просьба, с которой мы к тебе обращаемся, не представит для тебя никаких затруднений». Ответ Дмитрия Николаевича был получен в отсутствие Пушкина, уехавшего в Михайловское; Наталья Николаевна едет к Плетневу и с ним договаривается о сроках поставки бумаги. Нам удалось разыскать в архиве Гончаровых документы, из которых видно, что бумага была отгружена сравнительно срочно: 42 стопы – 26 октября и 12 декабря еще 45, а всего 87 стоп64. В следующем году в письме от 28 апреля она опять пишет брату о бумаге, передавая просьбу мужа поставлять ему бумагу в счет содержания, которое Дмитрий Николаевич выплачивал сестрам. Вероятно, инициатива расчета за бумагу исходила от Натальи Николаевны и была ею согласована с сестрами.
По письмам Пушкина мы можем проследить, что во время своего отсутствия он нередко давал жене поручения по издательским и иным делам.
«Мой ангел, одно слово, – начинает письмо Пушкин 11 октября 1833 года, – съезди к Плетневу и попроси его, чтоб он к моему приезду велел переписать из Собрания законов (год 1774 и 1775 и 1773) все указы, относящиеся к Пугачеву. Не забудь… Я пишу, я в хлопотах, никого не вижу – и привезу тебе пропасть всякой всячины. Надеюсь, что Смирдин65 окуратен. На днях пришлю ему стихов».
«… При сем пакет к Плетневу, для Современника; коли ценсор Крылов не пропустит, отдать в Комитет, и ради бога, напечатать во 2 №» (6 мая 1836 г.).
«… Благодарю и Одоевского66 за его типографические хлопоты. Скажи ему чтоб он печатал как вздумает – порядок ничего не значит. Что записки Дуровой? пропущены ли Цензурою? они мне необходимы – без них я пропал. Ты пишешь о статье Гольцовской. Что такое? Кольцовской или Гоголевской? – Гоголя печатать, а Кольцова рассмотреть. Впрочем, это неважно» (11 мая 1836 г.).
Упрекали Наталью Николаевну и в том, что она якобы совершенно не интересовалась литературными делами мужа, чуть ли даже не читала его произведения. Трудно себе представить, чтобы это было так.
Обратимся опять к письмам Пушкина.
«Ты спрашиваешь меня о Петре? идет помаленьку; скопляю матерьялы – привожу в порядок – и вдруг вылью медный памятник, которого нельзя будет перетаскивать с одного конца города на другой, с площади на площадь, из переулка в переулок. Вчера видел я Сперанского67, Карамзиных, Жуковского, Виельгорского68, Вяземского – все тебе кланяются» (около 29 мая 1834 г., Петербург).
«… Так как теперь к моим прочим достоинствам прибавилось и то, что я журналист, то для Москвы имею я новую прелесть. Недавно, сказывают мне, что приехал ко мне Чертков69. От роду мы друг к другу не езжали. Но при сей верной оказии вспомнил он что жена его мне родня, и потому привез мне экземпляр своего Путешествия в Сицилию. Не побранить ли мне его по-родственному?…Чедаева70 видел всего раз. Письмо мое похоже на тургеневское – и может тебе доказать разницу между Москвою и Парижем» (11 мая 1836 г., Москва).
Ссылаясь на письмо Тургенева, Пушкин имеет в виду напечатанные в первом томе «Современника» письма Тургенева из Парижа под названием «Париж. (Хроника русского)». В этих письмах сообщались новости парижской политической, литературной и театральной жизни. Сравнивая эти письма со своим письмом из Москвы, Пушкин иронизирует, подчеркивая разницу между Москвою, которую он недолюбливал, и Парижем. Следовательно, Наталья Николаевна была знакома с этой статьей Тургенева и вообще, конечно, с первым томом «Современника».
«… Слушая толки здешних литераторов, дивлюсь как они могут быть так порядочны в печати, и так глупы в разговоре. Признайся: так ли и со мною? Право боюсь. Баратынский71 однако ж очень мил. Но мы как-то холодны друг к другу» (14 мая 1836 г., Москва).
По письмам Пушкина в сочетании с письмами Натальи Николаевны мы можем проследить, как менялась, как взрослела она с годами. Если в 1831–1832 годах мы часто встречаем в них его дружеские советы, как вести себя, это понятно, молодой женщине было всего 19–20 лет. А в более поздние годы поэту уже хотелось побеседовать с женой, поделиться своими мыслями, своим наст роением.
Письма Натальи Николаевны свидетельствуют о ее деликатности, большой доброте и душевности. Заботы о детях, о муже, о родных красной нитью проходят через все ее письма.
Особенно любила она младшего брата, Сергея. В письмах от начала лета 1835 и августа 1836 года мы видим, что она переживает его безденежье, тяжелое моральное состояние, хлопочет о переводе в Москву, где он жил бы в семье, старается получить для него место повыгоднее. Очень тепло относился к Сергею Николаевичу и Пушкин. Мы неоднократно встречаем упоминание о нем в письмах поэта к жене:
«… Я рад, что Сергей Ник. будет с тобой, он очень мил и тебе не надоест» (12 сентября 1833 г.).
«… У меня отгадай кто теперь остановился? Сергей Ник., который приехал было в Ц. С.[18] к брату, но с ним побранился и принужден был бежать со всем багажом. Я очень ему рад. Шашки возобновились» (3 июня 1834 г.).
«… Serge еще у меня, вчера явился ко мне в офицерском мундире, и молодец» (30 июня 1834 г.).
Судя по письмам Сергея Николаевича, это был веселый и добрый молодой человек. В характере младшего Гончарова было много общего с Натальей Николаевной, нам кажется, и именно поэтому к нему хорошо относился Пушкин. Сергей Николаевич часто подолгу живал у сестры, которая всегда была ему рада и всячески заботилась о нем.
«… Вот уже больше двух недель, – пишет он Дмитрию Николаевичу 30 сентября 1832 года, – как я поселился у Таши, мне здесь очень хорошо. Комната, правда, немножко маловата, но так как я и сам невелик, то мне достаточно».
Кстати, скажем здесь, что средний из братьев Гончаровых, Иван Николаевич, по-видимому, был человек с тяжелым характером. Письма Натальи Ивановны и самого Ивана Николаевича свидетельствуют о том, что он часто ссорился с родными; подтверждают это и письма Натальи Николаевны. Но и к этому брату она относится хорошо. Стоит только ему передать ей несколько теплых слов, как она тотчас же забывает бывшее между ними недоразумение и с радостью откликается на малейший повод восстановить прежние родственные отношения. С любовью и вниманием Наталья Николаевна относится и к Дмитрию. Она старается устроить его женитьбу на графине Чернышевой, нежно утешает его, когда сватовство не состоялось. К сестрам Наталья Николаевна относилась с необыкновенной добротой и с любовью – об этом свидетельствует уже одно то, что она взяла их к себе в Петербург, надеясь устроить их судьбу. Пушкины тепло приняли в свою семью этих девушек – об этом достаточно красноречиво говорят письма Екатерины и Александры Гончаровых.
В свете всех этих новых для нас черт характера Натальи Николаевны, которые не были известны до того, как были найдены приводимые здесь письма, встает главный и наиболее важный вопрос: о ее отношении к мужу.
Выше уже указывалось, как реагировала Наталья Николаевна на несправедливый упрек брата в адрес Пушкина по поводу якобы недостаточной суммы денег, оставленных им жене перед отъездом на Урал в 1833 году. О ее душевной тонкости свидетельствует и письмо Александры Николаевны, в котором она передает просьбу Натальи Николаевны прислать ей 200 рублей на подарок ко дню рождения Пушкина. Ей хочется сделать этот подарок на свои деньги.
Но самым значительным и важным для нас является июльское письмо 1836 года. Оно дает нам возможность узнать о теплом, сердечном отношении Натальи Николаевны к Пушкину. Здесь каждое слово драгоценно. До сих нор в пушкиноведении преобладали тенденции считать жену поэта недалекой, легкомысленной женщиной, которая не понимала своего мужа, не хотела ничего знать о его душевном состоянии. Письмо свидетельствует: и видела, и знала, и понимала. Наталья Николаевна считает несправедливым, что вся тяжесть содержания ее семьи падает на одного Пушкина, а родные ей почти не помогают. И она права. Холостой Иван Николаевич получал 7—10 и даже более тысяч в год только ради удовлетворения тщеславия Натальи Ивановны и Дмитрия Николаевича, гордившихся тем, что член их семьи служит в императорской гвардии. Сестрам выплачивалось по 4500 рублей в год, а Наталье Николаевне из доходов семьи выделялось значительно меньше всех (1100–1500 рублей), не говоря уже о том, что она не получила никакого приданого и долг в 11 тысяч Пушкину так никогда и не был возвращен Гончаровыми. «Мой муж дал мне столько доказательств своей деликатности и бескорыстия»[19],– пишет она. Видя его тяжелое моральное состояние, Наталья Николаевна старается щадить мужа, не беспокоить его своими домашними затруднениями. И не на туалеты и выезды в свет были нужны ей эти деньги, а на содержание детей – цель, которую она справедливо считает благородной.
