Братановы кости я покоцал электроножом. Такие дарили в часовне Падре Пио, за восемнадцать тысяч, вместе с макаронами и шарфом, которые взял он.
Распихал их, значит, по целлофановым пакетам. Без резинок. Резинок не было.
Потом выкинул его злоебучие книжки. Трупакам они без надобности. И мне кой-какой роздых. Он там у себя в морозильнике не сегодня-завтра воскреснет вместе с остальными жмуриками. Ну, а я покамест без догонялова обойдусь.
В человеке кровь – что в гамбургере: лопаткой не отскоблишь. Типа смерзлась вся в морозильнике. Тогда я его разморозил. Тут братцу стало худо. А меня вот закоротило. Короче, я сам себя и чпокнул.
Когда я очнулся, там была больница, и были карабинеры. Того света не было. Балда в кусках, все в лепешку и б
Карла Бруни
Мне уже тридцатник. Зовут Лучо. Знак – Рак. Кончил институт.
Люблю смотреть программу Роберто-усача.
Особенно когда заступаю во вторую. Голос Усача прямо карабкается по словам. Как будто из пещеры вылезает. А за его спиной какой-то дурилка складную лестницу в три погибели сгибает. Просто так, руками. Главное, болтики не откручивает.
Своими лапищами Роберто уделывает лестницу, как скульптор усекает каменюку.
Хваткие такие, проворные, они перебирают металлические крепления так, что каждый знает: за 143.000 лир он проделает то же самое. И тогда табуретка станет мостиком, мостик – рабочим столом, который, того и гляди, перейдет во что-нибудь еще.
Ее куда ни поставь, места почти не занимает. Опять же экономия времени. А так, лестница как лестница. Лестница Роберто.
Хотя вообще-то от его трескотни и заторчать можно. Я – так просто торчу. Это как другая жизнь по ту сторону экрана. Это то, кем бы я был, если бы не был таким, какой я есть.
Или кем еще никогда не был.
Как будто каждая из этих блестящих ступенек уходит куда-то вверх и не к навесному потолку, а дальше, за пределы моей жизни начальника цеха.
И тогда Роберто-усач, волшебник и бог другой линии жизни, на каждой новой ступеньке своей лестницы откроет мне, что в другом измерении, более тонком и более настоящем, я уже не буду вечно смотреть ящик в Казинелло Бальсамо, а буду конкретно так утопать в медовых ляжках Карлы Бруни и слышать, как где-то рядом бьется морской прибой, он будет громко реветь, еще громче, чем храп моего сына.
И соленая морская вода станет виски, которое я буду потягивать у камина на собственной вилле. Сюда пускают только женщин. Никто из людей с моим достатком не может позволить себе такое. Зато меня уже не остановишь. Я могу.
Я просто жду, когда кто-нибудь наверху углядит, чего я стою. Вот тогда и дети, и жена, и соседи, и кто ни то опустятся в кучку припухших халдеев.
По ту сторону телика, и даже еще дальше, я разбираю колдовство слов и снов в их твердом ядре.
Это может сделать каждый. Надо только вслушаться в дыхание, разделяющее слова Роберто-усача. А можно и попереключать программы. Все равно в комнате что-то останется. Хоть ненадолго. И заслонит собой мир.
Это мое имя. Его-то Роберто тайком и склоняет. Во всех там смыслах и тонкостях, что есть в языке. А уж я потом найду, куда их пристроить, удумаю себе такое, что
Жасмин
Меня зовут Марко. Я красавчик Водолей.
Мне пофартило. Паренты утопали в зеленые луга Вальхаллы. Ну, а денежки по наследству мои. Теперь знай живи – не тужи.
«Новый салон Жасмин. Юная обворожительница исполнит массаж-коктейль „Я отправлю тебя в рай“. Полная конфиденциальность. Для состоятельных господ. Режим работы: понед. – пятн., 10:30 – 19:30».
Я позвонил по объявлению. И встретился с Жасмин.
Жасмин была стейтовской блондой. Бейба типа Моаны Поцци, той порнодивы, которая уже сторчалась. А я все одно дрочу под ее фильмаки, потому что их полюбому крутят, хоть она и скапустилась.
За лимон в ночь Жасмин едет к тебе в номер и дает во все дыры: три, четыре, пять раз отрясет как нечего делать. Помню, как-то шесть палок кинул. Всего-то за лимон.
А на Пасху я ей и говорю.
От братана моего – Овна, чува, короче, свинтила. Вот я и подумал типа расслабон ему устроить, притаранить яйцо с сюрпризом. И не простым, а залепушным. Сюрпризом будет Жасмин. Внутри пасхального яйца. Жасмин подписалась за пять лимонов на восемь часов. По максимуму.
Застолбили с кондитером на улице Боскович. Тот наварил две скорлупы по девять кило.
Одну перевернул на столе, и Жасмин в нее улеглась. Сверху припаяли вторую. Жасмин была готова к отправке. Вся голая.
По субботам в Милане сплошняком пробки.
В обертке, в которой был шоколад, в котором было тело Жасмин, были бабки Жасмин. Короче, притаранили мы посылочку брательнику.
Открывает братишка дверь, а там яйцо. Ну, думает, без меня не обошлось. Мы когда пацанами-то были, я ему тоже подарочек учудил: пару улиев на пасеку. Стал он, значит, открывать сюрприз. Самому не терпится.
Жасмин была уже того. Фейс лиловый, весь в шоколаде. Другую такую где взять?
Правда, она была еще тепленькой. Взгромоздили мы ее на кухонный стол. Брат вынул свой балдометр, лизнул шоколада. Шоколад пропах этой сучкой.
Короче, брат засандалил ей в анал, а я маздал своим головастиком по ее шоколадным кудлам и шоколадной мордашке в шоколадной скорлупе кондитера с улицы Боскович.
Жасмин – это телка. Безотходная телкология. Я раздвинул ей хавальник и заправил туда доилку. Она сглотнула язык, и от этого надой пошел приемистей. Нет, пять лимонов того стоили. В кормушке у покойницы температура такая, что для оттяжной заходки самое оно. Излился я минуток через одиннадцать. Перед спуском меня аж всего пробрало. Схватил я ее за патлы и так тряханул, будто она реально отсосала.
Где-то с часок еще мы ее шворили, пока сами не повырубались. Я затолкал Жасмин в мусорный мешок, что был у братухи в доме.
Перевязал мешок бантиком с пасхального яйца и отвез Жасмин на свалку.
Стоял и слушал, как Жасмин катится по склону. Потом поплелся в бар съесть мороженого за десятку.
Девкам стремно – мне балдеж
Как настоящий Скорпион, я тащусь от девок.
Напялю прикид Дьяболика и лапаю их под вечер. Триест кажется мультиком, по которому гуляет ветер.
Вперемежку с запахами тела. При теперешнем модняке девчачьи телеса и так навыворот, все дела там напоказ.
Ну и каково мне на это смотреть? Ведь один я как сыч. На рынке – тоска. Это вам не голливудский боевик – фрукты вешать, сдачу отсчитывать, чеки пробивать да в конце дня ларек опечатывать.
Вот я и упаковался в треники. Черные такие, в обтяжку. За шестьдесят пять штук.
И сестрины колготки «Omsa» на тыкву натянул. Не знаю, почем они, но рвутся моментально. Подкупаю новые.
Продавщице сказал, что беру для жены, что типа у меня жена красавица и что так еще красивше будет.
Я хотел видеть эту продавщицу. Видеть, как по вечерам она приходит ко мне и мы любовничаем на диване, на столе.
Продавщица была молоденькой такой моделькой.
Я как в семь утра на рынок прихожу, так уже об одних кошелках и думаю. Потому что я от них тихо еду, когда они просят там пучок травки. Я только легонечко так пристебнусь. Но культурно так. Просто я хочу больше, хочу того, чего не может целовать тот, кто не Дьяболик.
Любовничать. Иметь сотни волшебных убежищ. Под Триестом. Под всей Италией.
И крутые тачки, и блондинок в золоте. И бриллианты, которые я раздариваю, потому что могу. И мир, который лайкаю. Мир, где имею все.
Я жду у дискотеки, в прикиде Дьяболика, на черной «Альфасуд».
Чтобы загрузиться, нюхаю трусики тех, кого уже уделал. Иногда все как во сне. Я отключаюсь и начинаю их лизать, рвать и жрать. По клочочку. Пока девчонки не выйдут с дискотеки.
Расфуфыренные простипомы.
Эти чернявые меня доконают. Вот теперь я Дьяболик, гроза всех комиссаров полиции. Беру я так ножичек, и когда мы одни, говорю, что буду пускать кровь. Велю им снять трусики и достаю свою сосиску.
Они вопят – я балдею. Соображают, что перед ними Дьяболик.
Покажь, говорю, чесалку, залукать охота. На кассете совсем не то. Там у тебя сразу берут, да еще и муди вылижут. А этим больше стремно.
Бывает, что и отдрочат.
Иные просто сдергивают – хер догонишь.
Пора и мне с кичи когти рвать. Тут меня не удержат.
Правда, может, это сон.
И я еще проснусь. На американской вилле. Я буду плавать в бассейне. Он будет в таком укромном месте – никому не найти. У бассейна будет форма глаз Дьяболика. Вокруг телекамеры. Клаудиа Шиффер там, ну и все остальные. Это вам не тюремной прогулки дожидаться.
Ни одна собака не придет навестить.
А в школе друганов завались было. Видел я тут физию свою в газете. Лучше бы меня сняли в прикиде Дья
лот номер восемь
Неоцибальгин
