– Хорошо у вас, но мы, пожалуй, поедем. Скоро вечер, а нам с Петром еще три часа до города пилить… А вы, Верочка, в Москву скоро собираетесь?
– Не скоро. Через год или два. Я хочу книгу написать. Мне тишина нужна и покой.
– А не захочется в столицу?
– Зачем? Нам с Наташей и здесь хорошо.
– А вещи, что на Арбате остались?
– Пропади они пропадом! Все, что нам надо, мы и в Коломне купим.
Они не меньше пяти километров ползли по раздолбанной дороге, выбираясь из забытой всеми деревеньки Раково. Только ощутив под колесами асфальт, Малыш задал вопрос, который давно крутился в его голове:
– Ты что это, Аркаша, так заторопился? Тебе решать, но могли бы еще над клиенткой поработать. Что такое произошло, пока я с девушкой варенье искал? У тебя родился гениальный план?
– Да! Не знаю, какой он гениальный, но вполне реальный… Останови машину!
Малыш подчинился, хотя мог бы и послать осмелевшего риэлтора. Просто стало действительно любопытно, с чего это тот так расхрабрился.
Машина сошла с дороги, прокатилась по поляне и замерла у березовой рощи.
Аркадий молча подошел к багажнику и извлек оттуда широченный пластиковый пакет. В нем был кейс. В кейсе – женская сумочка. А в ней, кроме кучи ненужных мелочей, было действительно нечто важное. Это паспорт на имя гражданки Веры Заботиной, ключи от арбатской квартиры и документы о покупке той самой комнаты, из-за которой вся суматоха.
Малыш еще не сообразил, как риэлтор собирается использовать свою добычу, но было ясно, что тут могут быть комбинации. Ругать Аркадия он не стал, а так, чуть-чуть постращал:
– Теперь ты под статьей ходишь, Аркаша. Кража в чистом виде. И у кого? Девушка тебя накормить собралась. В погреб, должно быть, побежала. А ты, как дешевый воришка…
– Ты не прав, Петр. Это не кража. Я боялся, что здесь деньги. Тогда оно, конечно, было бы нехорошо… А так – это просто изъятие документов.
– Мне как-то один карманник то же самое сказал. Я, говорит, не украл, а произвел изъятие кошелька… Ты что дальше-то думаешь делать с этим барахлом?
– Думаю срочно использовать!
– Как?
– Думаю, надо найти очень похожую женщину, которая по паспорту актрисы продаст комнату. Можно так?
– Можно, Аркадий. Но не нужно… Ты должен сопровождать продажу и значит ясно, что ты все это и организовал. Актриса приедет через год или два и закатит Чуркину скандал. С кого тот голову снимать будет?
– С нас.
– С тебя, Аркаша! Я к этому времени могу уехать из Москвы. Брошу все и отправлюсь в деревню Раково.
– Тебя что, Наташа приглашала?
– Не конкретно, но намеки делала… Так вот, Аркаша! Есть у меня вариант спасения твоей шкуры. Только дорого это будет стоить…
* * *
Сегодня для него был страшный день. Он знал, что обязательно сделает то, что он называл акцией. Он был уверен в полной для себя безопасности. И место выбрано удачно, и время, и оружие он достал очень хитрым способом, и алиби его безупречно. Никто его не заподозрит, не найдет, не поймает. Но страшно было по другой причине. В голове вдруг начало возникать странное и совершенно непривычное для него сочетание слов – божья кара.
Буквально до вчерашнего дня он думал о религии, как об уходящей натуре, как об элементе старины, наряду с былинами, шаманами и сарафанами. Разве может мыслящий человек серьезно воспринимать историю мира от Адама до наших дней. В эту сказку не помещается не только динозавр, но и неандерталец в шкуре. И другим народам там места нет: куда деть индейцев, чукчей, китайцев. Всё, якобы, сотворилось на клочке земли около Мертвого моря. Никакой логики!
Одним словом – бога для него не было. И необходимости в нем не было: грешил он мало и редко. Но вчера ночью, в суздальской гостинице ему приснился настоящий ад. Тот самый, со сковородками и истопниками в образе чертей. Его встретил там огромный седой мужик с голосом прокурора. Заявив, что убийство есть смертный грех, он схватил очередного подсудимого и швырнул на раскаленный чугунный диск…
Понятно, что это был лишь дурацкий сон, но седой старик возник в голове и утром за завтраком. А когда машина неслась к Москве, то этот проповедник появился на заднем сиденье и нашептывал в правое ухо. Вел религиозную пропаганду:
– Это правильно, что ты разумом не можешь бога понять. Его только сердцем можно прочувствовать… Представь, будто ты оказался среди затерянного племени. У папуасов. И вот ты им рассказал про телевизор. Что произойдет? Многие тебе не поверят. В их уровень знаний этот ящик не вписывается. А другие просто поверят тебе и будут правы… Так и с богом. Кто верит, тот и прав!
Старик говорил еще много, но так и не убедил. Перед самой Москвой удалось его совсем прогнать. Времени для душевных терзаний не оставалось. Впереди куча дел – добыть пистолет, встретиться с ней, пообщаться, проводить, доведя до глухого двора в переулке Сивцев Вражек… Акция состоится при любой погоде.
В последний раз он привел ее на свою квартиру. Была уверенность, что ни раньше, ни сейчас ее никто здесь не видел. Она всегда проскальзывала, как серая мышка. Зато в спальне она расправляла плечи, готовясь стать яркой желанной любовницей.
Так было и на этот раз… Она была удивительно хороша! Можно было смотреть и смотреть. Но сегодня глаз утыкался в одну точку, туда, где сходились ее груди. Чуть-чуть пониже… Он точно знал, что стрелять будет сюда. Это наверняка…
– Дорогая, нам пора. Я еще хочу проводить тебя. И как всегда хоть десять минут посидим на той лавочке.
– Обязательно, Арсений… Странно. Здесь у тебя мы можем целоваться сколько угодно, но в глухом дворе на Сивцевом Вражке все не так. Там романтично и радостно… Я никогда не забуду эту лавочку.
– Я тоже не забуду. Уж это точно… Послушай, Ольга, а ты в бога веришь?
– Верю! Это он подарил мне тебя… С мужем мне всегда было неуютно. А с тобой мы как две половинки. Я буду любить тебя до самой смерти.
– Не сомневаюсь… Пойдем, Ольга. Нам надо спешить. Вдруг лавочка будет занята. Придется искать другое место.
* * *
Малыш мог бы свалить все на Аркадия и не помогать ему. Он вообще собирался бросить Чуркина и найти себе работу менее холуйскую. И в ментах он не был свободен, но там все в одинаковом положении. У каждого начальника был свой начальник. Значит, было и понимание: сейчас я тебя вызвал на ковер, а завтра мне будут фитиль вставлять.
В работе на хозяина ощущалось совсем другое, унизительное состояние. Тем более, что у Чуркина были явные проблемы с психикой. Озлобленность сверх меры, мстительность и, что самое противное, удовольствие от чужой боли. Вот это и заставляло бывшего мента Петра Колпакова помогать непутевому риэлтору. Тот мог загнать ситуацию в такой глубокий тупик, что Чуркин в ярости оторвал бы ему ноги, а упрямой актрисе голову.
Образ безногого Аркадия не очень волновал Малыша, а вот Верочку без головы видеть совсем не хотелось. А еще он понял, что больше всего боится за Наташу, которая в этой разборке могла оказаться лишним свидетелем. А таких обычно убирают.
Малыш никак не мог понять, почему он запал на эту девушку с вареньем. Все в ней было, как у других: и лицо, и одежда, и душа… Вот с душой он засомневался. В ее глазах была покорность и надежда. Но не рабская покорность, не постоянное «Чего изволите, мой господин?» Здесь виделась спокойная готовность всегда находиться за мужчиной, за мужем… И надежда в ее взгляде была особенной. Все в ее положении хотят богатого и приличного мужа, свадьбы с подарками, удовольствий и развлечений. Наташа ждала, так ему казалось, совсем другого. Она надеялась на любовь и взаимное обожание.
И еще одно крепко зацепило Малыша. Там, в пустой хате при долгих поисках никому не нужной банки вишневого варенья молодая женщина делала ему явные намеки. Наталья, что вполне естественно, хотела мужской ласки. И не чьей-нибудь, а его ласки… Она хотела, а он не дал! Она отдавалась, а он, подлец, не взял…
За годы милицейской службы у Малыша накопилось много друзей. Многие могли бы помочь в этом деле, но он выбрал Шурика Сухова. Он сам так представился в первый день своей службы, и вот уже десять лет никто не назвал его иначе. Ни Александром, ни Сашей – Шурик и все тут.
– Просьба у меня к тебе, Шурик. Непыльную работку хочу предложить.
– Я тебя знаю, Малыш. Если непыльное дело, то наверняка мокрое.
– Сухое! По крайней мере – для нас с тобой. Сухое, но денежное.
– Намёк понял. Тогда об этом не здесь, не в Управлении. Здесь у нас чистые руки… Давай за час до полуночи в кабаке «Под мухой». И друга своего бери. Аркадий, как я понимаю, заказчик? Пусть угощает в знак аванса…
Шурику, конечно, не было безразлично, за что получать деньги. Но он доверял Малышу. Тот, хоть и бывший, но свой. Он должен знать возможности и понимать внутреннюю этику. Это оборотни – беспредельщики. А честный мент знает допустимый уровень боковой работы. И цену за нее знает.
