Снова послышался смех, похожий на рев.
— Ох, и верно, девчушка. Думаю, ты права. — Гигант уставился на полковника с любопытством. Дружелюбия так и не появилось в его глазах, но в них не было и угрозы.
— Так кто твой кавалер, малышка?
— Хороший вопрос. — Тэмсин бросила на Сент-Саймона насмешливый взгляд.
Теперь он не представлял для нее опасности, напротив, в присутствии Габриэля она чувствовала себя хозяйкой положения, и мысль о небольшой мести показалась ей соблазнительной.
— Нас еще не представили друг другу, как полагается, но он полковник армии Веллингтона.
Джулиан не участвовал в этом диалоге. Он молча натягивал насквозь промокшее нижнее белье, от которого каким-то образом ухитрился избавиться во время жаркой схватки. В этом скромном одеянии он чувствовал себя чуть менее уязвимым. Теперь он мог наконец рассмотреть незнакомца. Тот был могуч, как дуб, обладал массивными руками и ногами и выпиравшими из-под куртки мышцами, его седеющие волосы были собраны на затылке. Кровеносные сосуды, обильно покрывавшие лицо, наводили на мысль о приверженности их обладателя к выпивке, но выцветшие светло-серые глаза смотрели зорко. Меж толстыми губами поблескивали кривые зубы.
— Если тебе требуется представиться официально, Виолетта, я предпочел бы это сделать одетым, — сказал Сент-Саймон сухо.
— Потерпи, девчушка, — проинструктировал гигант, не сводя глаз с англичанина, — Пока полковник одевается, мы обсудим с ним пару вопросов.
Он указал клинком на то место, где лежала одежда Сент-Саймона.
Джулиан пожал плечами, выражая таким манером согласие. Сейчас было не время праздновать победу, но в четверти мили отсюда его ждали двадцать солдат. Стоило до них добраться, как положение мгновенно бы изменилось. С равнодушным видом он зашагал к месту, где оставил свое платье, а телохранитель Фиалки шел рядом с ним, и его огромный палаш все еще оставался обнаженным, но выражение лица стало более доброжелательным, а взгляд смягчился.
Однако Джулиан не собирался расслабляться. У него была непоколебимая уверенность, что настроение великана могло измениться в мгновение ока.
Тэмсин натягивала на себя одежду, искоса поглядывая туда, где одевался английский полковник, и Габриэль, прислонившись к скале, чертил на траве какие-то узоры кончиком палаша.
Прошло много месяцев с тех пор, как она в последний раз позволила себе уступить подобному внезапному порыву страсти. Дочь Эль Барона знала, и ей часто говорили об этом, что унаследовала от матери импульсивный характер, способность на все махнуть рукой. В ее жилах струилась горячая кровь Эль Барона и Сесили, сумевших сохранить свою страстность до конца так внезапно оборвавшихся жизней. Тэмсин вовсе не казалось страшным безоглядно отдаваться порывам плоти. Они считались совершенно естественными, если возникали у взрослых, и их следовало удовлетворять, не испытывая чувства вины. Но она не думала, что ее родители с одобрением посмотрели бы на столь немыслимый союз. С врагами брататься не стоит.
А солдаты были врагами — лично ее врагами.
Снова нахлынули картины: крики, запах свежей крови. Ее отец среди толпы вопящих мужчин в изодранных мундирах. Лица, искаженные хищной алчностью и всевозможными пороками, лица людей, опьяненных кровью. Эль Барон размахивал огромной саблей, но они все наступали и наступали, и клинки их оставляли красные следы на его плечах и груди. Тэмсин и Габриэль ничего не могли изменить. Онемевшие от бессильной ярости и боли, они могли лишь наблюдать, как кровь хлестала изо всех его ран. Казалось, отец не может больше сопротивляться, и все-таки он еще держался на ногах, а враги падали под ударами его сабли.
В тени лежала Сесиль, погибшая от руки мужа: на лбу у нее чернела небольшая ранка, в том месте, куда вошла его милосердная пуля. Жена Эль Барона не должна была стать жертвой грязной похоти дезертиров. Такая же участь постигла бы и дочь Эль Барона, если бы в тот день она оказалась в Пуэбло-де-Сан-Педро, а не охотилась на холмах с Габриэлем.
Медленно приходя в себя, она попыталась отогнать воспоминания, отрешиться от этих образов, неизменно вызывающих в сердце гнев и печаль. С того самого дня она сама стала предводительницей небольшой разбойничьей банды. Те, кому удалось уцелеть во время резни, и те, кто к ним присоединился позже, готовы были следовать за дочерью Эль Барона, что бы она ни делала: помогала ли партизанам, докучала французам, увиливала от прямых стычек с англичанами, не забывая блюсти интересы своих людей и принимая любую оплату своих услуг, какая кому была по силам.
Так продолжалось до тех самых пор, пока этот двурушник и негодяй Корнише не устроил им засаду. Тэмсин не имела представления, скольким ее людям посчастливилось ускользнуть на перевале от французов, но главной целью захватчиков, конечно, была она. Когда отец еще был жив, он неизменно в свое отсутствие вверял дочь ближайшему соратнику. Сколько она себя помнит, Габриэль всегда сражался рядом с ней и за нее. Но даже такой гигант и опытный боец, как Габриэль, не может тягаться с пятьюдесятью противниками. И их схватили, надели ей ошейник, как дворовому псу.
Но это уже в прошлом. Теперь вопрос заключался в том, что предпринять в данной ситуации. Пожалуй, из нее следовало извлечь некоторые преимущества. Если поискать хорошенько, то преимущество всегда можно найти.
Она заправила рубашку в бриджи, взяла в руки чулки и башмаки и зашагала к двоим мужчинам, наслаждаясь прохладой, исходившей от влажного мха и торфа под босыми ногами.
Когда она приблизилась, ее встретил взгляд ярко-голубых глаз, Тэмсин инстинктивно вздернула голову, а сердце ее учащенно забилось в груди. Что сделано, то сделано, сказала она себе твердо. Минута безумия миновала, теперь надо было думать о настоящем.
Глава 3
Джулиан пристегнул перевязь с саблей. Вооруженный, он тотчас же почувствовал себя увереннее, хотя палаш великана все еще был наготове и Сент-Саймон не сомневался, что этот человек в любую минуту может пустить его в ход.
Девушка шагала к ним по берегу, небрежно размахивая рукой, в которой несла чулки с башмаками, будто собралась на пикник у реки. Он так и не понял, что же произошло между ними. Его гнев, злость на то, что она сумела перехитрить его, претерпели какую-то странную метаморфозу. Это было нечто более глубинное и захватывающее, чем обычная похоть. Так что во время этой жаркой схватки он утратил всякое представление о реальности и долге.
В результате он лишился пленницы и чуть не погиб сам. Злость Джулиана на самого себя была безгранична. Он быстро преодолел искушение позвать своих людей. Отсюда, из леса, они бы не услышали его и, конечно, не смогли бы прибежать достаточно быстро, чтобы помочь в схватке с вооруженным Габриэлем. Зато Фиалка была безоружна — об этом позаботился Корнише.
