Успокоившись... Да, успокоившись: пусть я убеждал себя, что неоткуда взяться страху, кроме как из моих собственных фантазий, но я все равно испугался. Итак, успокоившись, я поднялся по боковой лестнице мимо основных помещений экспериментального производства к кабинету Иркиного отца. Дверь была приоткрыта, и я уже хотел зайти, как вдруг услышал голоса.
- Так ты не понял? Объясняем: двадцать процентов от оборота будешь списывать на нас, а если кто еще подъедет, скажешь, что ты под нами.
- Похоже, вы не поняли, на что замахнулись, - отвечал Иркин отец. - Я отчитываюсь непосредственно перед Москвой, в нашей продукции заинтересованы и военные, и спецслужбы. Вы себе представляете, что будет, если я позвоню в Москву?
- Москва далеко, а мы близко, - сказал другой голос. - А твоя семья еще ближе. Хочешь дочку с отрезанной головой найти? Или чтоб жене твоей...
- Можешь и в местную милицию позвонить, - хмыкнул первый голос. Милиция и пальцем не шевельнет, а мы о твоем звонке сразу узнаем. Только фига с два мы будем тогда разговаривать по-доброму. И еще намотай на ус: с нами тебе и Москва будет не указ. Может, мы по поручению Москвы действуем, и там все согласовано...
Я не стал слушать дальше. Смертельно напуганный, я сбежал по лестнице и выскочил во двор. Разговоры о том, что бандиты прибирают к рукам все мало-мальски ценное в городе, я слышал давно, но лично столкнулся с этим впервые. Разумеется, такое золотое дно, каким было экспериментальное производство, бандюги пропустить не могли. И что будет с Иркиным отцом, если он согласится? А если не согласится? Я слышал достаточно и был уже вполне взрослым, чтобы понимать: его все равно убьют, либо когда бандиты решат, что он им больше не нужен, либо когда исчезновениями крупных сумм заинтересуется следствие, и бандиты решат избавиться ото всех, кто на допросах может на них указать.
Я почувствовал, как от боли, ярости и чувства бессилия у меня сжимаются кулаки. Если бы я мог что-то сделать! Как я ненавидел бандитов в этот момент! Я с яростью поглядел на их машину, и вдруг.
Мне показалось, будто возле переднего колеса что-то сверкнуло, пошевелясь, как живое. Приглядевшись, я увидел, что это довольно крупный осколок стекла. Нет, конечно, он не шевелился - это солнечный луч, на миг пробившийся из-за облаков и скользнувший по нему, создал иллюзию движения. Или... или он все-таки полз к колесу, послушный моей воле? Еще крепче сжав кулаки, я прошептал:
- Ползи... ползи... впейся им в колесо...
Я себя не помнил, мне хотелось только одного: расправиться с этими гадами! Я внушал себе, что вижу, как осколок ползет, будто вышколенный мной свирепый волкодав, готовый растерзать мир по одному знаку своего обожаемого хозяина.
Двое бандюг - крепких молодых ребят в модных в то время фирменных спортивных костюмах - вышли, сели в машину и уехали, не заметив меня. Я поглядел туда, где минуту назад блеснул осколок. Его не было.
У меня подкосились ноги, я буквально сполз по стене, к которой прислонялся, и опустился на корточки. Воображаемое общение со стеклом отняло все мои силы, я буквально превратился в выжатый лимон, в мышцах и в голове сплошная пустота.
Не знаю, сколько я так просидел в полном бессилии, когда откуда-то издалека до меня донеслись скрежет, металлический визг и звон, а потом крики... Криков было все больше, они распространялись, как волны от брошенного в воду камня.
И откуда только ко мне вернулась бодрость? Я вскочил и побежал туда, откуда доносились крики.
Через два поворота, на третьем, я увидел все увеличивающуюся толпу людей. Меня схватил за плечо старый стеклодув, друг отца.
- Не ходи туда! Зрелище там - не для детских глаз!
- А что случилось? - спросил я.
- Да двое бандюг местных разбились. Милиция уже подъехала, говорит, осколок стекла воткнулся им в шину так, что баллон разорвало прямо на повороте, их и занесло. Диву даются, как они могли этот осколок подцепить... Такое же раз на миллион бывает. Да и не это главное.
- А что? - спросил я.
- Понимаешь, когда они в фонарный столб врезались, у них от удара разлетелось лобовое стекло. Да так, что одному из них голову отрезало, как бритвой, а второму осколок воткнулся точнехонько в висок. Словом, беги отсюда. Не стоит тебе такое видеть.
Я пошел прочь, ошарашенный. Меня пошатывало, и я еле добрался до кабинета Иркиного отца.
- В чем дело? - встревоженно спросил он, увидев меня. - На тебе лица нет!
- Я к вам шел, а там... Там двое местных бандюг попали в дорожную аварию. Оба - насмерть, - проговорил я.
Иркин отец привстал из-за стола.
- Двое местных бандюг, говоришь? Как они выглядели?
- Нормально, в таких костюмах спортивных. На черной хорошей машине. Жуткое зрелище!
- Да-а... - протянул он после паузы. -Представляю себе! - его кулаки несколько раз сжались и разжались. Он подошел к окну и, стоя ко мне спиной, глубоко вдохнул, потом, с облегчением выдохнув, повернулся в мою сторону. Так что тебе было надо?
- Я хотел попросить у вас немного кислоты серной и соляной.
- Для мусселинового стекла?
- Не только. Еще - для золотого рубина.
"Золотым рубином" называется красное стекло очень красивого оттенка. Этот благородный рубиновый цвет получается, когда в стеклянную массу добавляют золото, разведенное в "царской водке", то есть в смеси серной и соляной кислот. Мне казалось, что задние сигнальные фары моих автомобилей получатся так лучше всего. Кроме того, у меня были насчет золотого рубина и другие задумки.
- Гм, - пробурчал он. - А золото у тебя есть?
- Нету. Но я достану.
- Не надо доставать. - Иркин отец отпер сейф. - Вот, держи! - Он протянул мне маленькую золотую пластинку. - Этого тебе надолго хватит. Ты знаешь, что у золота очень сильный окрашивающий эффект и брать его надо не больше четырех сотых процента от массы стекла? Иначе все пойдет наперекосяк.
- Да, конечно, я это знаю.
Он кивнул.
- Еще бы ты не знал! Это я так спросил, на всякий случай. Ладно, пойдем в лабораторию, я распоряжусь, чтобы тебе выделили и серной, и соляной кислоты.
Мы прошли в цех, он отдал распоряжения и оставил меня, сказав, что у него есть срочные дела.
Я опять поднялся к нему с плотно закупоренными склянками серной и соляной кислоты - по одной в левом и правом карманах куртки. Поднялся просто для того, чтобы поблагодарить и попрощаться, не зашел, потому что услышал, как он разговаривает по телефону.
- Да, товарищ полковник, да, - говорил он. - Сегодня, можно сказать, сам Бог спас. Но ведь это может повториться. Да, конечно, я сам прошу об этом позаботиться. Чтобы больше никогда ничего подобного... Да. Да. Это будет сделка, выгодная всем.
Я тихо удалился, поняв: теперь Иркин отец решит все проблемы, обратившись за "крышей", как это стало называться, в официальные органы, в какие-то спецслужбы - и, скорее всего, ему не захочется, чтобы кто-то об этом знал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
