Мейер был заядлым курильщиком сигар, и врачи подозревали рак легкого. Когда Энн по телефону сказала ему, что оставляет его, он разрыдался прямо в телефонную трубку. После того как он положил трубку, он схватил коробку со снотворными таблетками и начал их глотать одну за другой. Его, лежащего без сознания, обнаружил шофер. Были приняты все необходимые меры. Энн поехала в госпиталь вместе с ним, навещала его каждый день, но в своем решении была непреклонна.
Мейер медленно выздоравливал, однако он был глубоко травмирован, – его отвергли. Он отдавал всего себя, его не поняли, его не любят. Он опять подолгу, запершись в кабинете, разговаривал с портретом матери. «Почему у меня есть все, о чем лишь можно мечтать, и почему я так глубоко несчастен? Наверное, это цена, которую мы платим за успех».
Развод с Маргарет был юридически оформлен, он был свободным человеком, однако это не принесло ему ни радости, ни душевного облегчения.
Прошло немало времени прежде чем Л. Б. встретил женщину, которая согласилась стать его женой. Это была Лорена Данкер, женщина «приятная во всех отношениях». Она не была кинозвездой, а просто появлялась в небольших эпизодах второстепенных фильмов. Но она была сердечной, отзывчивой, влюбленной в Мейера женщиной. К моменту их встречи Лорена была вдовой, у нее была 11-летняя дочь Сьюзен. Перед Мейером Лорена всегда робела, чувствуя себя школьницей. После долгого и бурного романа они поженились, отметив это событие скромным ужином в кругу самых близких.
Послевоенное время было особенно сложным для MGM из-за финансовых трудностей. В компании то и дело вспыхивали забастовки. Мейер и руководители отделов пытались сгладить недоразумения, раздавая обещания, повышая оплату. Остановка процесса съемок грозила большими потерями. Тем не менее, профсоюзы перестали доверять боссам, и начался «бунт на корабле». Рабочие, осветители прекратили работу. Забастовки длились по несколько дней, проводились митинги, рабочие пикетировали студию, администрация студии обращалась за помощью к полиции, которая струями воды разгоняла бастующих. Производились аресты, профсоюзный лидер предстал перед судом. Все это очень неблагоприятно отозвалось на MGM, убытки исчислялись миллионами долларов, руководство студии боялось, что «красная угроза» коммунизма проникла в рабочие слои, это вело к падению империи Голливуд.
«ОХОТА НА ВЕДЬМ» И ПРОЧИЕ НЕПРИЯТНОСТИ
Известна точная дата появления голливудских «черных списков» – 26 ноября 1947 года. В этот день в нью-йоркском отеле «Уолдорф-Астория» американские продюссеры подписали заявление, в котором были слова: «мы не возьмем на работу никого, о ком известно, что он коммунист». Мейер произнес горячую речь, в которой он осудил коммунизм и сказал, что ни в каком виде коммунистическая пропаганда не проникала ни в один фильм, выпущенный MGM.
– А как насчет фильма «Song of Russia»? – ехидно напомнили ему члены Комитета по защите американских идеалов. Разгорелась жаркая дискуссия. Мейеру припомнили все: как красиво показана Россия – никаких очередей за едой, идеально чистые улицы, колхозы как на картинке, счастливые люди и безмятежные дети в идеально белых блузах.
Заседание комитета было срежиссировано как впечатляющий спектакль. Журналисты с микрофонами и кинокамерами заполнили зал, были зажжены огромные канделябры, тускло отсвечивали отполированные кожаные сиденья, четыреста участников заседания заполнили зал. Все были одеты в строгие темные костюмы и белоснежные сорочки. Председательствовал Джон Парнелл Томас.
Лысый, крошечного роста, круглый, он сидел за высокой кафедрой как испанский инквизитор. Для того чтобы его было видно из-за кафедры, он подложил несколько толстых телефонных книг. Его лицо было неподвижно как маска. Он чувствовал себя судьей, вершащим Последний суд. Заседание закончилось скандалом, Оправдываясь, Мейер сказал, что «Song of Russia» снимали, потому что тогда русские были союзниками во время второй мировой войны, однако это не убедило высоких судей.
– Вы когда-нибудь были в России? – спросили его.
– Нет! – убежденно заявил Мейер, очевидно, забыв, что он там родился. Он не досидел до конца заседания. Разгневанный, со слезами на глазах, он буквально выбежал из зала судилища.
Началось трудное время для Америки. Президент Гарри Трумэн развернул кампанию по проверке лояльности федеральных служащих и поручил генеральному прокурору составить список подрывных организаций. Началась знаменитая «охота на ведьм».
С марта 1947-го года по декабрь 1952-го проверку прошли около шести с половиной миллионов человек по всей стране. Десятки тысяч людей потеряли работу, миллионы попали под подозрение. Но Комитету требовались громкие имена для разоблачений. Поэтому активнее всего «красных» искали в Голливуде.
Искали и находили. Особенно досталось сценаристам Долтону Трамбо и Лестеру Колу. Они предстали перед судом, были лишены возможности дальше работать, а это означало, что их ожидает нищета и общественное порицание. Долтон Трамбо долгое время вынужден был писать под псевдонимом Джон Дайтон. Сценарий фильма «Римские каникулы» был написан в 1948-м году и положен на полку. Лишь в 1993 году, спустя 40 лет, было названо подлинное имя автора – Долтона Трамбо.
Кампания «охоты на ведьм» больно ударила по репутации Голливуда, некогда могущественной империи, но, как оказалось, главное было впереди.
В начале 50-х годов по MGM был нанесен еще один ощутимый удар – принятый в 1952-м году антитре-стовский закон. Он положил конец альянсу MGM и сети кинотеатров Loew. Бурно развивалось телевидение, – это был серьезный соперник. Мейер отказывался предоставлять старые голливудские фильмы телестудиям, что вызывало серьезные разногласия.
Ключевое положение в Голливуде постепенно переходило к «молодым львам». Один из них – Доур Шейри, который, начиная с 1948 года, занимал пост главного продюссера. Он же, спустя три года, в 1951 году, сместил несокрушимого, непотопляемого Луиса Мейера с трона.
Так же как и Мейер, Шейри был сыном бедного иммигранта, прибывшего в Америку из маленького еврейского местечка. Шейри знаменовал собой новое, более продвинутое поколение. Высокий, элегантный, прятавший насмешливые глаза за толстыми стеклами очков, Шейри был интеллектуалом. Мейер уважал его талант, начитанность и в глубине души понимал, что для пользы дела нужны такие люди как Шейри. Он чем-то неуловимо напоминал Талберга, только в новой редакции.
Финансовая ситуация MGM ухудшалась, студия перестала приносить огромные прибыли. Это раздражало главных боссов, особенно главу компании Николаса Шенка. Молодой и амбициозный Шейри был его ставленником. Эра правления Мейера подходила к концу. Это чувствовали все, и, прежде всего, сам Л. Б. Студию раздирали конфликты, это просочилось в прессу, и, наконец, дело дошло до самого крупного конфликта, когда Мейер в негодовании воскликнул: «Черт побери– кто здесь босс?» В этот же день Мейер отправил в Нью-Йорк депешу с тем же вопросом: «Я или Шейри». Шенк был готов к ответу. Не колеблясь, он ответил: «Шейри». Это означало конец империи Мейера. После двадцати семи лет правления его отправляли в отставку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
