годов заходят чуть дальше в будущее. «Песнь преследования» может служить примером того, как животных возвысили ещё сильнее, до полной разумности, либо даже пошедшей по совершенно иному пути эволюции на колонизированном спутнике или планете (вскоре мы рассмотрим это), и данный рассказ тоже задаётся вопросом, что значит быть человеком. Выживание человечества в качестве хищника отразится много-много лет спустя в рассказе «Крысиный король» («
King Rat», 2010), но тематически «Песнь преследования» и «Герой как верволк» кажутся связанными близким родством: они оба исследуют сверху донизу ту забытую звериную часть человеческой природы, и вопрошают, чего, в конечном счёте, достигнет человечество.
2014
Верволк как герой
Роберт Борски
Первое, что обычно бросается в глаза в художественном произведении — это название, и порой, если оно достаточно остроумное или соблазнительное, его одного достаточно, чтобы вызвать читательский интерес к самому произведению, — даже если автор неизвестен. Я, например, до сих пор помню, как в далёком 1972 году взял в руки копию «Орбиты 10» Деймона Найта и заметил странное название «Пятая голова Цербера», за авторством некоего Джина Вулфа (а то и двух).[18] Поскольку я всегда любил греческую мифологию, то сразу же оказался на крючке, и с тех самых пор мистер Вулф вываживает меня, как кефаль. И он продолжал приманивать меня своими названиями, начиная с причудливой тавтологии «Остров доктора Смерти и другие рассказы и другие рассказы» (несомненно, оно послужило причиной замешательства книготорговцев и библиотекарей во всём мире) и до нескольких взаимосвязанных произведений, с инверсиями, подобными фуге или контрапункту, — например, серии Нового, Длинного и Короткого Солнца, а также квартет рассказов в «Архипелаге Вулфа» (т. е. «Остров доктора Смерти и другие рассказы», «Смерть доктора Острова», «Доктор острова Смерти» и «Смерть островного доктора»). Но во всей этой волчьей хитрости нельзя упускать из виду, по меньшей мере, ещё один важнейший момент: то, что названия у Вулфа зачастую проливают дополнительный свет на тему рассматриваемого произведения. Только подумайте, какой смысл обретает заглавие «Мира», прекрасного романа ДжВ о привидениях, если вспомнить, что «мир» завершает похоронную фразу requiescat in pace. В названиях других произведений также содержатся аналогичные ключи, но то, которое мне хотелось бы выделить сейчас, это «Герой как верволк» — и не только потому, что это один из самых искусных рассказов Вулфа, но и потому, что, по моему мнению, тщательное изучение его символического содержания — в сочетании с повторным анализом названия — поможет дополнительно прояснить тематические задачи.
«Герой как верволк» изначально появился в 1975 году в «Новом улучшенном солнце» под редакцией Томаса Диша, но в моём лице читатель впервые столкнулся с ним в «Лучшей научной фантастике за год #5» Терри Карра. Карр в своём предисловии к рассказу скрупулёзно указывает, что werwolf — действительно верный, хотя и архаичный вариант написания; и почти наверняка для большинства фэнов это было вполне правдоподобным объяснением его наличия, особенно если они были хоть немного знакомы с тем, как Джин Вулф любит малоизвестные слова. Другие же (среди них критик/писатель Дэмиен Бродерик) чуть позже предположили, что это авторская скрытность, — что недостающее *e* можно найти на конце самой фамилии Wolfe. Мне до сих пор весьма нравится эта идея, но хотелось бы добавить ещё одно предположение. Оно связано с путаницей, возникшей при переводе с греческого слова lukos, что значит «волк», и очень похожего, омофонного, leukos, что значит «свет». Оба слова путали друг с другом на протяжении столетий, и некоторые учёные даже предположили, что именно поэтому Аполлона, бога света, стали ассоциировать с волками. (Действительно, один из эпитетов Аполлона — Ликий, «волчий бог».) Трудно представить, что Джин Вулф, с его склонностью к исследованиям, не знал этого; напротив, я полагаю, он не только знал о разнице между leukos и lukos, но и воспользовался, чтобы наполнить смыслом и жизнью «Героя», а позднее — ещё и в книгах о Латро.
Действие «Героя как верволка» происходит в весьма научно-фантастическом двадцать первом веке, но, похоже, немногие понимают, насколько это произведение, с изрядными вливаниями из жизни и трудов Святого Павла, пропитано католическим подтекстом. Когда мы впервые встречаемся с нашим заглавным героем, Полом, он символически невинен, хотя и обретёт мудрость по ходу повествования. Об этом говорит самое первое предложение рассказа, где ухает филин, и Пол вздрагивает. В этот момент Пол сидит, сведя колени вместе (поза девственницы), а позже, размышляя, как приманить потенциальных жертв, рассматривает идею того, чтобы закричать подобно младенцу (примечательно, однако, что он её отвергает и планирует воспользоваться серебряным колокольчиком, образом гораздо более христианским). Жертвы в данном случае — новые правители Земли, так называемые господа, генетически пере-проектированные люди, тогда как Пол и ему подобные остались людьми настоящими. Фамилия Пола — Горо, которая образована от французского слова для обозначения оборотня, loup-garou. Эти так называемые господа также почитают науку превыше религии, о чём свидетельствует четырёхмерная диорама в честь Хуго де Фриза, отца мутации, и Пол видит, как тот умирает, гниёт, и подвергается возрождению подобно Христу (хотя гниёт лучше передаёт истинную природу искусственного воскрешения де Фриза). То, как Пол выслеживает господ, можно считать параллелью того, как Св. Павел преследовал христиан, которых считал предателями иудаизма, — по крайней мере, пока сам не обратился.
Но в тот самый момент, когда Пол уже готов напасть на две свои жертвы — толстяка и женщину в платье «из цветущих лоз цвета любви» (цветущие лозы могут символизировать орхидеи, исследуя которые, де Фриз сумел сформулировать свои теории о мутации; они также символизируют сексуальность, как и золотой змей, что поддерживал груди женщины) — на сцену выходят ещё две фигуры, седовласый мужчина по имени Эммитт Пенделтон и его юная дочь Джейни. Людское трио убивает двух господ, но после убийства вспыхивает ссора по поводу того, как разделить добычу. Вдобавок, Пола немедленно влечёт к Джейни (он чувствует её «женскую сущность, идущий гон, свадебную пору»), что символизирует его взросление — он больше не ребёнок, а подросток. Но вскоре Пол и Пенделтоны расстаются, каждый уходит с мёртвым господином, хотя Пол уже раздумывает о жизни с Джейни. Сто́ит также отметить сделанное Полом замечание, что мясо мёртвого господина испорчено яичками, т. е. сексуальность уменьшает ценность телесной оболочки.
Затем, в одной из самых неожиданных сцен рассказа, с Полом заговаривает мёртвая женщина, которую он унёс. Это символ лже-воскрешения (ср. со сценой диорамы де Фриза), и затем женщина умрёт уже окончательно, но в этой сцене заложено несколько
