Врач начал что-то ещё о гормональном взрыве, но она уже не вникала в учёную речь. Какие сомнения! Она, дурёха, ехала в том самом вагоне!
А дальше Блюмкина перешла к злачным новостям культуры. И по её словам выходило, что один небезызвестный всем, или хотя бы сидящим в этом внедорожнике, эстрадный певец, принявший лишку на встрече с одноклассниками, и что особенно важно, одноклассницами, разогнал весь свой танцевальный коллектив и в расстроенных чувствах объявил о прекращении карьеры.
— Вот и я не понимаю, — вставил Олег. — Зачем певцу эдакий кордебалет? Если даровали тебе голос — так ты и пой, а не отвлекай народ танцами-обниманцами от собственной песни. Похоже, Валентин взялся за ум, с чем я его и поздравляю!
— Бедный Валя! — пожалела Светка. — Это на него похоже. Звёзды — они все такие ранимые!
— Догнать, и ещё раз уронить, — отозвался Волоцкий.
— Злой ты, — возразила она.
— Я не злой, я справедливый, — вымолвил Олег и притормозил.
Настя провела ладонью по запотевшему стеклу. Ну, вот, наконец, и родная хрущёвка. Мой дом, как говорят англичане, моя крепость!
— Дом для поросёнка должен быть крепостью! — подтвердил Олег, словно прочитав и переиначив её мысли. — Милые дамы, прошу на выход!
С этими словами он выбрался на улицу и помог сперва Насте, потом и другой однокласснице, спуститься на грешную землю, точнее снег, наледь и асфальт.
— Это к чему? Ты кто?! — уставилась Настя на Волоцкого.
Он подступил совсем близко, очков не было, остались в кабине:
— «Диего я, Диего!»
— Не глупи, Олег! — возмутилась было она и воззрилась на Волоцкого. — Почему «поросёнка»? Почему «крепостью»?
— Олег, спасибо. И до новых встреч! — помахала ему Светланка, быстро удалявшаяся в сторону подъезда. — Насть! Ну, ты скоро? Не март месяц! Мне удобства необходимы, прошу прощения за интимные подробности.
Олег улыбнулся, прислушался, и снова поднял палец к небу.
Настя различила мерный храп светила отечественной дипломатии.
— Начну с конца, — сообщил Олег, обнимая её и не встречая при этом ни малейшего сопротивления. — Когда я буду ломиться к тебе ночью, утром, днём, ну, в крайнем случае, уже вечером в дверь или окно, ударь чем-нибудь тяжёлым со всей силы! Я за себя не отвечаю!
«Вау! Всё ж фирменная помада-то!» — блеснула у неё мысль и погасла, едва Волоцкий заговорил снова.
— А поросёнок ты, Настя, потому… — тут он, впрочем, не выпуская девушку, высвободил одну руку и словно бы из ниоткуда в пальцах у него возникла та самая свежая и благоухающая бордовая роза, позабытая в «Дежавю». — Потому, что к каждой полезной мелочи прилагается точное описание. И что нам теперь делать с Эдом? С Ленкой? С Валентином? С твоей Светланкой, наконец!
— Я не понимаю! — уставилась она на Олега, но принимая восхитительный цветок. И проговорилась. — Елена тут с какого бока?! А Светка тем более? И откуда ты узнал…
— Да, пожалуй, девочки справятся сами. Отлично! Значит завтра, в воскресенье, если я ничего предосудительного не натворю, займёмся только одноклассниками! Перезвоню, не клади трубку… — рассмеялся он и, вдруг, словно бы стеснялся ещё какого-нибудь касания, отступил назад, к автомобилю.
Настя растерянно смотрела ему вслед, пытаясь осмыслить слова, которые либо значили слишком многое, либо не значили ничего.
— Настюха! Я больше не могу! — завопила Светланка, приплясывая возле запертой двери. — Код скажи. Хотя не… И это не поможет.
— Господь терпел, и нам велел, — сердито обернулась на зов Настя.
Запыхтел мотор. Она снова оглянулась. Но чёрный внедорожник Волоцкого уже медленно катил прочь.
ГЛАВА 7
По лестнице поднимались почти бегом, и Светка первая. Сжалившись над подругой, Настя почти не отставала и довольно быстро, несмотря на выбитые и перегоревшие лампочки, отомкнула и верхний замок, и нижний.
— С твоего позволения я уединюсь, — сообщила Светланка уже на пороге, скидывая на показавшуюся впереди вешалку верхнюю одежду.
Настя разоблачилась неспешно, на кухне врубила чайник, вернулась в прихожую, полезла в сумочку за айфоном, на котором, чтобы её не достал Валентин, был выставлен беззвучный режим, и глянула на таймер.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ого. Почти половина второго!
Вычистив штук двадцать слезливых сообщений от теперь уже экс-звезды, она обратила внимание на несколько пропущенных звонков с неизвестного номера. Не иначе, это обманутая Ленка беспокоила в неурочный час, время вызовов совпадало с тем, когда ехали с дач в город! Ну и пусть. Будет знать, зараза, мол, и она тоже не устояла в свою очередь, так что ничего личного!
Была также эсэмэска от мамы с наставлениями на случай, если встреча с одноклассниками затянется. Она проболталась накануне, куда идёт, родителям, которые не первый год скандировали: «Внуков! Внуков!» и с такой настойчивостью, с такой назойливостью, хоть тащи в постель первого встречного, лишь бы отвязались.
Сама она порядком устала от родительского внимания к этой теме, но в ближайшее время размножаться не планировала, особенно без большой и чистой. В неё не переставала верить, вопреки здравому смыслу, как ребёнок в деда Мороза.
Верила до недавнего времени, если не в обоюдную, то в собственную любовь к Эдуарду. А теперь выходит, ничего у неё самой, кроме нахлынувшей похоти, переключаемой по щелчку пальцев, и нет? Может её, этой любви и вовсе нет? Одна химия!
По этому тёмному предмету у Насти в школе была твёрдая тройка. И как для технаря любой скрипач уже вундеркинд, так и для неё химия была сродни самой настоящей магии. «Варили же в старину приворотные зелья! А тут просто тонкий слой на губах, но смысл тот же, проникает внутрь, впитывается в кровь, и действует на всякие там клетки в нужном русле,» — придумала она объяснение на ходу. — «Вот Олег, а он наблюдательный, и догадался каким-то образом. Даже попробовать решил. Сам на себе. Экспериментатор несчастный. А по химии у него всегда пять было…»
— Ух! Теперь можно снова чаю! — сообщила Светка, присаживаясь за тот же кухонный столик и двигая к себе первую попавшуюся чашку.
— Олег! Ах, да! — вспомнила Настя и побежала снова в прихожую, где у родительского старомодного трельяжа прислонила розу, когда стаскивала сапожки.
Бережно принесла на кухню и выбрала для неё на полках самую элегантную вазочку.
— Цветок со смыслом, — констатировала Светланка, закидывая пару пакетиков в маленький чайник.
— Это ты на что намекаешь, подруга? — улыбнулась Настя, продолжая любоваться бордовой розой, благоухание которой тут же заполнило всё пространство вокруг.
— Скажи по чести мне теперь, — переключилась на другую тему Светка. — Ты Эдуарда любишь, или просто так?
Настя замялась, но решила, раз уж они со школы ничего одна от другой не скрывали никогда, раз уж она проговорилась о своём приключении в вагоне и похвасталась фирменной помадой, привораживающей мужиков на раз, то не стоит нарушать традицию.
— Светланка! Прости меня! Я такая дура! И зачем я втянула тебя во всю эту историю.
— Любишь, или нет, — настаивала подруга.
— Похоже, что уже нет, — призналась Настя, ожидая упрёков в духе, «и чего тебе, козе, еще надо было».
— Слава богу! Я так и думала! Прямо камень с души! — вдруг услышала она вместо справедливых, увы, укоров.
— Камень? А ну, колись!
— И расколюсь! Ты думаешь, я зря сказала, что есть о чём поболтать, о нашем, о женском? — уверила Светка и как-то вся приободрилась. — Только плесни чего-нибудь покрепче!
— Ты не поверишь! Кроме водки в холодильнике ничего. И еще на балконе есть шампанское, правда полусладкое. На работе какие-то мужики подарили к Новому году, а то они не знают, что все девушки давно предпочитают брют.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Лучше водки, — согласилась Светка. — Ты сейчас тоже не поверишь, потому и себе плесни хоть немного, — заинтриговала подруга в ответ.
— Да мы улетим с голодухи! — возмутилась Настя. — Не! Я пас.
