После отчаянных попыток выдавить собственное тело сквозь узкое квадратное отверстие, продолжавшихся добрую минуту, Вася, весь изодранный в кровь, со сломанным ребром (полыхнувшая в боку боль была просто невыносимой!), наконец-то протиснул свой торс через проем, но, не удержавшись, мешком свалился вниз с двухметровой высоты. Он упал прямо на разбитую бутылку из-под пива, видимо, выброшенную кем-то из пацанов из окна душевой во время одной из прошлых пьянок.
Острые края осколков, как зубы хищной рыбки пираньи, впились в бок как раз в том месте, где тело протяжно ныло от жуткой боли. Прикусив зубами выкидуху – последний аргумент в борьбе за собственную шкуру, Вася тихо застонал.
Кое-как поднялся на ноги, взял в руку нож, выбросил острое лезвие и, подгоняемый страхом, стал протискиваться между домом и забором к дальнему от сарая углу участка. О том, чтобы в этом месте перемахнуть через трехметровый забор, вверху утыканный острыми металлическими шипами, не могло быть и речи.
Достигнув угла коттеджа, Вася осторожно высунулся и огляделся. В пятнадцати метрах впереди, прямо возле забора, отделяющего их территорию от записанной на «левых» людей роскошной дачи чиновника из областной администрации, росла раскидистая старая вишня. По ней можно взобраться наверх, перемахнуть на ту сторону, а уже оттуда дать деру! Главное – чтобы не заметили эти алтайские волки с автоматами…
Как ни странно, но тот факт, что из одежды на Васе были только курчавые волосы на лобке и груди, беглеца совершенно не трогал. Он просто не замечал своей наготы, думая о куда более насущной и животрепещущей проблеме – собственном выживании. По сравнению с этим все золото мира – просто бесполезная пыль. Мертвецам, как известно, уже не нужны ни зеленые доллары, ни дорогие тачки, ни длинноногие шлюхи…
Сарай располагался чуть в стороне от дома и пристроенной к нему бани. С того места, где стоял Вася, был виден только его край и кусок участка. Там никто не мелькал. Возле машин – черного джипа Таракана и двух «БМВ», принадлежащих Буле и Плейшнеру, – тоже было тихо. Значит, все силы боевиков сосредоточены возле входных дверей в коттедж, за воротами и у входа в сарай…
Внезапно слух Васи уловил короткую, хорошо знакомую механическую песню.
Тах-тах-тах-тах!
Боевик вдруг ясно почувствовал, как вплотную подкравшаяся со спины старуха-смерть уже начинает наигрывать на его позвоночнике «Лунную сонату» Бетховена. Значит, началось! Сомнений не было – песня принадлежала автомату «узи» с глушаком. Глухой, четкий треск, словно кто-то случайно наступил на сухое поваленное дерево…
Распознать в нем автоматную очередь мог только тот, кому лично приходилось давить на курок такой удобной и компактной израильской игрушки. Васе приходилось, и не раз.
Надо рвать когти, времени больше нет! Сейчас или никогда! Набрав полные легкие воздуха, он наметил цель – раскидистую вишню у забора – и легкой бестелесной тенью метнулся из-за угла…
Громко, как взрыв гранаты, так ему показалось, скрипнула входная дверь коттеджа. Враг, обшарив дом и баню, наверняка завладев золотишком из ювелирного и не обнаружив внутри никого, с добычей возвращался к своим!
Находясь на полпути к дереву, голый Вася с ножом в руке являлся отличной мишенью даже для плохого стрелка. Коих среди нападавших не было по определению.
Неужели… все?
Старший прапорщик Шедьяков
– Эй, Андреич, едрена вошь, хватит вафли ловить, открывай давай!
Старший прапорщик Николай Шедьяков остановился перед заблокированным турникетом у служебного выхода из СИЗО, напротив зарешеченного окошка дежурного, чья приплюснутая улыбающаяся морда с чинариком в желтых зубах торчала с той стороны, ехидно покачиваясь.
– Колян, с тебя причитается! – нарочито лениво нажал на кнопку под столом пожилой вертухай. – Полбанки! Отпускничок ты наш…
– Ладно, не болтай, – устало отмахнулся Шедьяков, протискивая свою массивную тушу через узкий проход между дежуркой и турникетом. – Отгуляю, тогда поговорим.
– Ага, знаю я тебя, хохла. Зажмешь, как в прошлый раз, – фыркнул плоскомордый седой вертухай в мятой форме, в отличие от томящихся в камерах зэков, всю свою сознательную жизнь совершенно добровольно проторчавший в питерском следственном изоляторе, успевшем за минувшие годы сменить не только адрес, но и название.
– Андреич, не звезди, – беззлобно оскалился Шедьяков. – Сказал – проставлюсь, значит – проставлюсь. Мое слово – кремень! Ну, давай… На хера мне здесь прохлаждаться, я уже целых пять минут как в отпуске!
Кивнув ветерану, прапор взялся за отполированную тысячами ладоней дверную ручку и потянул ее на себя. Обитая листовым железом обшарпанная зеленая дверь, растянув пружину, со скрипом отворилась. С улицы повеяло свежей прохладой и горьковатым запахом сосен. Изолятор, некоторое время назад переехав в здание бывшей женской тюрьмы, сейчас находился на окраине Питера, в конце длинной дороги-тупика, окруженного редким лесом и дачными постройками.
– Слышь, Колян… – словно раздумывая, сказал вдогонку дежурный. – Ты, это… Поосторожней там, понял? В зеркальце заднего вида время от времени поглядывай. А то как бы чего не случилось.
– Что? – Шедьяков остановился в проеме. – Ты о чем говоришь, Андреич?! Не пойму я…
– Слыхал про побег Алтайца? – сдвинув кудлатые седые брови к переносице, серьезно напомнил вертухай. – Его мясники четырех вооруженных автоматами ментов прямо в зале суда положили. Он – зверь, Коля. Злопамятный. А ты его, помнится, си-ильно обидел. Такие подонки, как Алтаец, никогда не забывают и не прощают. Так что я бы на твоем месте был начеку.
– Андреич, я что, пальцем деланный?! – осклабился Шедьяков, скорчив кривую мину – Скольких ублюдков я отхерачил за десять лет службы, скольких инвалидами и кастратами сделал – и, как видишь, стою перед тобой живой и здоровый! Так что лажа это все…
– Я так думаю: если Алтаец действительно решит тебе отомстить, то валить тебя в открытую не станет, – не унимался старый вертухай, затягиваясь коротким чинариком и щурясь от едкого дыма. – Слишком просто и неинтересно. Он попытается придумать что-нибудь оригинальное, потешить свое тщеславие и напомнить о той ночке, когда ты его уделал по полной программе…
– Батя, я тя умоляю! Отлезь! Пусть только сунется, падло, враз ноги повыдергаю! – бойко отмахнулся Шедьяков, покидая здание. Но, сев за руль своего старенького бежевого «жигуля» и выехав за ворота СИЗО, он почувствовал, как по его широкой потной спине пробежал предательский холодок.
А что, если седой волчара прав и униженный бандитский авторитет действительно попытается получить кровавый должок, да еще с процентами?
Нет, вряд ли он решится на такое… Ему сейчас, после бойни в суде, нужно вообще сидеть тише воды, ниже травы. В конце концов, почти всех, кто попадает в изолятор, мутузят вертухаи, и бывалый уголовник относится к этому философски.
Нет, не решится…
Вздохнув полной грудью, Шедьяков потянулся к бардачку, порылся в его содержимом, в котором черт ногу сломит, вытащил кассету со старыми песнями своего любимого Александра Розенбаума и, вставив в болтающийся под панелью отечественный магнитофон, нажал на кнопку. Из натужно хрипящих динамиков у забрызганного грязью заднего стекла «Жигулей» раздались аккорды песни, известной, наверное, всему мужскому населению России старше тридцати: «Любить – так любить, гулять – так гулять, стрелять – так стрелять…»
Включив четвертую скорость и прибавив газу, Шедьяков, напевая под нос знакомые с юности слова, бросил дребезжащую «копейку» вперед, по прямой, как лента, но разбитой асфальтовой дороге, к виднеющемуся вдали военному научно-производственному объединению «Трансмаш».
В цехах этого закрытого предприятия еще десять лет назад производили и испытывали на расположенном рядом полигоне гордость Советской армии – танки «Т-72».
Где теперь эта армия, эти танки и эта гордость? – со знакомым многим бывшим «совкам» сожалением в очередной раз подумал старший прапорщик Шедьяков. Проорали! Продали! Пропили, жиды, в Беловежской пуще! И швырнули то, что осталось от великой державы, на растерзание всяким там маклерам-брокерам и таким гребаным ублюдкам, как Алтаец…
Нет, правильно он его отхерачил, правильно! Жаль только, не до смерти!
Ворон
– Майор Орлов, Федеральная служба безопасности, – сухим казенным голосом представился Ворон.
– Простите за нанесенный ущерб, но я должен был убедиться, что в машине, на заднем сиденье, действительно никого нет, – объяснил ситуацию «майор».
– Что вам от меня нужно? – на удивление быстро взяв себя в руки и гордо вздернув напудренный носик, с вызовом спросила Диана.
– Сейчас скажу, – кивнул Ворон, пряча удостоверение и мельком оглядываясь по сторонам. Вокруг, как и следовало ожидать, было тихо и пустынно. – Только давайте для начала уберем машины с проезда. Вдруг кто-нибудь решит заехать во двор. Садитесь за руль, я сдам задним ходом и остановлюсь вон там, под деревом. А вы можете парковать машину на своем обычном месте, у подъезда. Потом я предлагаю вам немного пообщаться. Можем прогуляться тут рядом, можем поговорить у меня в машине…
