− Ты когда-нибудь слышал про золоченые клетки?
− Нет. Ты хорошо устроилась?
Анна громко выдохнула.
− Более или менее. Но я бы предпочла сообщить отцу или Тарику, что со мной все в порядке.
− К сожалению, это невозможно. − Зафар принялся расхаживать по обсидиановому полу, как какой-то запертый в клетке тигр. − Я не преувеличивал, когда говорил, что все это может закончиться войной, а война никому из нас не нужна. Верно?
− Но они наверняка с ума сходят! Думают, что меня убили! Или схватили и продали в рабство! Что, собственно, и случилось. Позволь мне поговорить с Тариком, я все ему объясню и…
Зафар лишь покачал головой:
− Все намного сложнее, чем тебе кажется. Давай я тебе расскажу одну историю.
− Надеюсь, у нее счастливый конец.
− Она вообще еще не закончилась, так что слушай внимательно. Когда-то в одном огромном дворце жил-был мальчик, свято веривший, что однажды он вырастет и станет королем. До того дня, как дворец захватила вражеская армия, которая точно знала расположение всех ходов и выходов и где именно стоит искать шейха с женой. И их убили. Кроваво и жестоко. Оставили лишь их сына. Ему было уже шестнадцать, и он вполне мог править страной. Но была одна маленькая проблема. Его дядя устроил расследование, и оно показало, что именно сын стоит за смертью родителей. Его осудили и признали виновным.
Зафар говорил все это совершенно спокойным голосом, лишенным каких-либо чувств и эмоций, и от этого его слова звучали еще страшнее, чем если бы были пропитаны яростью, злобой и сожалением. Черная пустота и полное отстранение от событий, когда он явно говорил о своем прошлом, все это было… неправильно. И страшно.
И насколько безопасно ей самой рядом с этим человеком?
− И изгнали в пустыню, где он целых пятнадцать лет ежедневно боролся за жизнь, издали наблюдая, как люди впадают в отчаяние, а дядя недрогнувшей рукой ведет страну к гибели. Но кто во всем этом виноват? Разумеется, мальчик, который, несмотря ни на что, каким-то чудом сумел выжить. И не просто выжить, а вырасти и превратиться в настоящего мужчину, которому теперь предстоит занять свое законное место на троне. Теперь ты понимаешь, с чем мне предстоит бороться?
− Понимаю. − Анна переступила босыми ногами по холодному каменному полу, с необычайной остротой ощутив, что под халатом у нее ничего нет. − А теперь давай я расскажу тебе историю про девочку и… и… Неважно. Просто скажу, что я пропала шесть или семь дней назад во время экскурсии в пустыню, которой вообще не должно было быть. Мои друзья наверняка сходят с ума, жених… переживает, − Тарик всегда был очень сдержан, так что не стоит приписывать ему вспышек отчаяния, − а отец… он… − Анна запнулась. − Я − все, что у него есть. Ты должен понять.
Так странно желать страданий собственному отцу, но… но она слишком часто боялась, что без нее его жизнь стала бы значительно проще. Мама же как-то все эти годы прекрасно без нее обходилась…
− А ты должна понять, что тебя уже ищут. Пока что весьма осторожно и не поднимая шума, но Казима уже предупредили, что если ты вдруг отыщешься в Альсабе, то мое правление станет самым коротким в истории.
У Анны вдруг резко закружилась голова.
− Я − все, что осталось у этой страны. И если я хочу, чтобы у моего народа было будущее, я обязан усидеть на троне.
− А что будет, если я попытаюсь покинуть дворец?
− Тебя остановят. Но я сильно сомневаюсь, что ты попытаешься бежать.
− Почему?
− Потому что ты − разумная женщина и не хочешь купаться в крови. − Зафар посмотрел на нее необычайно пристально. − Поверь знающему человеку, habibti, сама ты прольешь эту кровь или она прольется из-за тебя, в любом случае отмыться ты сумеешь еще очень и очень не скоро. Если вообще сумеешь.
И Анна сразу же ему поверила, ни на секунду не усомнившись, что он на собственном опыте знает, каково это, чувствовать кровь на своих руках.
Но может ли она на это пойти?
Но разве у нее есть выбор? Она должна бежать, как-то связаться с Тариком, и тогда он штурмом возьмет дворец и… От одной этой мысли ей стало плохо.
Она вновь сосредоточилась на Зафаре. Доверяет ли она этому человеку? Освободит ли он ее при первой же возможности? Сдержит ли свое слово?
И на все эти вопросы она уже знала ответы. Доверяет, освободит, сдержит. Потому что она один на один провела с ним целую ночь в пустыне, и, лежа в палатке, он лишь прижимался к ее спине, обняв за талию, стараясь хоть как-то согреть и успокоить. Потому что, когда ей нужно было живое прикосновение, он осторожно к ней прикасался, но ни разу не попытался воспользоваться положением и хоть как-то ей навредить.
Другими словами, он вел себя именно так, как ему и следовало вести себя в подобной ситуации. При условии, что все им сказанное − правда.
− Тогда я хочу знать, что вы собираетесь делать, шейх.
− Что именно?
− Когда ты меня отпустишь? Невзирая на то, что происходит вокруг, должна быть какая-то конечная дата, когда я точно буду свободна.
− Не уверен, что могу сказать тебе что-то конкретное.
− Но мне это нужно. И не больше тридцати дней.
− Хорошо.
Но, даже заручившись его словом, Анна все равно не могла расслабиться. Тридцать дней. Целый месяц провести в золоченой клетке в полной власти этого человека. Но следом за этой мыслью сразу же пришла внезапная вспышка чистой радости. Впервые в жизни она сможет наслаждаться полным уединением и неторопливо нежиться в ванне, прислушиваясь к собственным ощущениям и никуда не торопясь.
− Только не думай, что ты моя пленница.
При одном слове «пленница» радость сразу же угасла. Ведь, что бы он там ни говорил, именно ей она и была в действительности.
− Неужели? Так, значит, я могу идти?
− Нет.
− Тогда чем же я отличаюсь от пленницы?
− Я бросил тебя в подвал, а на столе у тебя один хлеб да вода? Нет. Я обеспечил тебя мягкой постелью и фруктами.
− Значит, я пленница с хорошим рационом и кроватью.
− Можешь считать себя кем угодно, просто не забывай, что разница между тобой и пленницей примерно такая же, как и… как и между быть проданной и выкупленной. Выбирай сама.
− Вообще-то, я бы предпочла просто вздремнуть.
− Хорошо, отдыхай, а потом пообедаешь вместе со мной.
− С тобой? Зачем?
− Затем, habibti, что не могу же я оставить тебя умирать с голоду в темнице.
− А почему бы и нет? Это очень подошло бы к твоему образу головореза из пустыни.
− Это комплимент?
− Не совсем. Так зачем нам все-таки обедать вместе?
− Затем, что обо мне и так ходит слишком много слухов, правда, в том, что обо мне говорят, хватает и страшной правды. И я не хочу, чтобы ко всему этому добавилась еще и молва об удерживаемой против воли американке.
