Я не знаю, кто обучает украинских милиционеров английскому языку. По телевизору еще год назад ведь показывали «показательного» милиционера, который примерно так же изъяснялся на английском языке и был способен отправить заморского туриста на Бессарабку или куда-нибудь еще. Думаю, что для ЕВРО-2012 одного англоговорящего милиционера будет маловато. Да ведь не языком единым работает милиционер. Он еще работает руками, головой и т. д. То есть, если обучить их, ну, тех, кто еще не выучил английского, украинской истории, культуре и вообще этике, то пользы будет побольше. Ведь турист может спросить у милиционера не только о том, как пройти на Бессарабку или где тут ближайший общественный туалет. Турист может спросить, как пройти на Аскольдову могилу и что это вообще такое, эта могила? Турист может поинтересоваться, любит ли милиционер поэзию Тараса Шевченко и стоит ли купить «Кобзарь» в английском переводе?
Нет, конечно, далеко не все туристы окажутся культурными и образованными и будут искренне интересоваться Украиной, ее историей, культурой и прочим. Но вдруг таких туристов окажется больше одного? А наш англоговорящий милиционер будет в это время в другом месте?
В Англии при приеме на полицейскую службу у желающих служить проверяют IQ (то есть тестируют их вменяемость и образованность). А интересно: как это происходит у нас? И какие вообще выдвигаются требования к желающим служить в милиции? Да и что движет теми, кто идет работать в милицию? Желание получить квартиру, льготы, раннюю пенсию, бесплатную униформу, пистолет? Думаю, что для многих желающих стать милиционером пистолет стоит на первом месте. Потому что оружие в руках – это власть. В том числе и над окружающими. В Англии полицейские патрулируют улицы без оружия. Нет, дубинка и наручники у них с собой есть, а вот пистолета нет. Не положено. Да и когда после нескольких нападений на полицейских возникла в английском парламенте дискуссия о том, что надо им раздать оружие, сами полицейские отказались. Во-первых, потому, что у человека с оружием меняется манера поведения. Он уже может боятся, что кто-то это оружие захочет у него отобрать. Вторая причина – безоружный полицейский ближе к безоружным гражданам. Третья – наличие пистолета у полицейского увеличивает возможность насилия.
Как ни странно, на наших улицах скоро тоже будет меньше вооруженных милиционеров. Точнее – будет меньше милиционеров. Бюджет требует экономии, и каждое областное управление МВД получило уже разнарядку из Киева на сокращение личного состава. Некоторые области будут сокращать по тысяче сотрудников, другие – больше. И это при том, что в каждой области были вакансии, в основном не хватало участковых. Теперь эти вакансии аннулированы, а также под административный «нож» пойдут и занятые должности. Как раз скорее всего не начальники, а опять участковые и т. д.
Наверняка прав был Ленин, когда говорил (и писал): «Лучше меньше, да лучше!» Хочется верить, что именно этот ленинский смысл вкладывают вершители реформы в свои действия по сокращению «поедателей бюджета». Так и хочется верить, что будет у нас скоро меньше милиционеров, но те, что останутся, будут образованными, англоговорящими и неподкупными. И каждому из нас, встретив такого милиционера на дороге, захочется ему улыбнуться в ответ, и угостить его яблоком или конфетой, и пожелать ему «хорошего дня». Может, тогда и наступит этот хороший день?! Вы только не подумайте, что это во мне сейчас заговорил Кампанелла! Нет, мне, как и вам, просто иногда хочется жить в лучшей Украине с лучшими чиновниками и милиционерами и с бо́льшим количеством хороших новостей в газетах и в Интернет-СМИ. Да ведь и вообще – мечтать не вредно!
...
Февраль 2011
О тупиках и улицах
Была когда-то в Москве улица Коммунистический тупик, в конце ее, в самом тупике, стояло общежитие для ветеранов-большевиков, участников революций 1905 и 1917 годов. Со временем они вымерли. Сами или нет – не знаю, но как только общежитие переименовали, переименовали и тупик. Новое название его было связано с космосом или, точнее, с советскими достижениями в открытом космосе. Разницу между улицей и тупиком, я думаю, знает каждый. Улица куда-то ведет, а тупик – нет.
Скоро уже 20 лет, как мы живем в новой стране. Все у нас как бы есть, чтобы быть государством: парламент, армия, милиция, суды, вокзалы, телеграфы и т. д. И даже валюта собственная есть, которую и в российских обменках признают, и в польских. Казалось бы, живи и радуйся, иногда доставая из широких штанин паспорт гражданина! Но что-то как-то нерадостно на душе. Хочешь не хочешь, а живя в развивающемся государстве, ты себя отчасти чувствуешь не только его «жильцом», но и строителем, и свидетелем стройки. Самому тебе, конечно, государство строить никто не позволит – для этого есть выборы лучших строителей. Лучших строителей выбирают теперь целыми бригадами, чтобы четче работали. У каждой бригады свой прораб, свой сметчик, учетчик и бухгалтер. Ну и конечно, над всей нашей стройплощадкой нового государства стоит главный прораб. Уже далеко не первый. И вот вроде строили мы улицы, поселки, города, а процесс этот не приводит к гордости за содеянное. Мне вот в селе знакомые школьные учителя помогали гараж строить. Построили – обрадовались. Возникла гордость от малого, но законченного дела. Теперь в гараже машина стоит. А вот как получить гордость от большого законченного дела? Или большие дела никто не заканчивает? Их так и удерживают в «недостроенном» состоянии, чтобы было что передать следующему прорабу?
Почему, строя улицы, мы, как оказывается, выстраиваем новые тупики и в конце каждого строим по общежитию, в котором можно жить только временно и только с надеждой на будущее? На настоящее ведь никто не надеется. Настоящее у нас – как коктейль из десятков конфликтов. Но мы конфликтов не боимся, мы их политически утилизируем и используем во время выборов. Опыт показал, что самая «конфликтная» бригада строителей всегда, или почти всегда, выигрывает.
Но! Я не говорил, что построенные нами тупики не достойны войти в учебники истории для наших детей! Самые важные тупики обязательно войдут! Вот вам два из них.
Языковой тупик. История его создания уходит в позапрошлый век, но мы бережно храним традицию. Мы, говорящие на двух близких, но разных языках, требуем друг у друга, чтобы с нами говорили на «нашем». Нам даже неважно, что нам скажут, но главное, чтобы было понятно. То есть выходит, что нам будет приятно, если нас пошлют на три буквы на «нашем» языке, а не на близком, но другом. Если пошлют на близком, но другом, это уже будет разжигание межнациональной розни. Помню, как в 1991 году в учреждения свеженезависимой Украины пришла государственная депеша: выплавить из пишмашинок русские буквы «ы», «э» и твердый знак. И, естественно, вплавить туда (если не имеется) буквы «i», «Ï»,«є». Так началась великая плавка и переплавка, которую до сих пор не завершили. Была ли политика русификации Украины? Была. Была ли политика украинизации русскоязычной части Украины? Была. Если обе эти политики имели место и время, то почему же мы не стали реально двуязычными (трехязычными и т. д.)? Я не говорю обо всех! Я знаю многих, кто стал. Но я вижу и слышу намного большее количество людей, которые упрямо считают, что борьба против другого, похожего, но не родного языка – это великая цель, на которую можно потратить самые лучшие годы. Как свои, так и государства. Неужели не видно вам, что борьба «за язык» или «против языка» – это самый дешевый агитационный материал для предвыборной кампании?! И последний вопрос к господам политикам по обе стороны фронта: а чем вы будете раззадоривать и разделять своих избирателей, если, не дай бог, страна действительно станет двуязычной (то есть каждый гражданин будет свободно знать украинский и русский) и языковой вопрос утратит свою актуальность?
Следующий тупик – экономический. Тут, конечно, экономисту виднее. Но простому гражданину – чувствительнее. Экономика в человеческом масштабе – это соотношение заработка гражданина с его потребностями и желаниями. Однако у экономики есть еще одна важная черта – она делит людей по уровню доходов, создавая таким образом привилегированные группы и классы, которые, по сути, и «строят» государство. Если, как помните, в девяностых самыми богатыми были «бандиты», то и государство мы легко называли «бандитским». Потом самыми богатыми стали олигархи, и мы получили «олигархическое» государство. Сейчас, когда самыми богатыми (кроме олигархов) являются чиновники, то бишь госслужащие, судьи и т. д., государство у нас именуется «коррумпированным», потому как только госчиновник «имеет право» вымогать и получать взятки. Какую взятку может вымогать слесарь или фермер? Что, кому от них нужно? От врачей, другое дело, человеку хочется здоровья, от преподавателей вузов – зачетов и оценок… Выходит, что двадцать лет мы строили «коррумпированное государство», и бедному нынешнему правительству одному с этим государством не справиться. Собственно, именно это и сказала одна государственная дама, призвав оппозицию включиться в борьбу не с правящей партией, а с государственными коррумпированными структурами. Как же, очевидно, безнадежны в этом тупике дела, если все силовые органы страны не в состоянии победить чисто экономическое, а не политическое явление! А ведь и правда! Ну посадят они тридцать коррупционеров в тюрьму, но саму коррупцию ведь не убьют. Она, как радиация, она везде и даже внутри нас. Мы ею дышим.
