и никогда не вернём себе человеческий вид. Соитие должно быть. Вот только таким, как я, не дают выбора с кем это сделать. А в моём случае это практически равняется смерти.
— Я, конечно, понял, что у вас всё через одно место. Но всё же спрошу. Почему равно смерти? И почему эта рыжая сутулая собака, припёрся ко мне в комнату. Вы его в замке на цепь, что ли посадили бы. — Одевал я сменное нижнее бельё и штаны, которые была в моих походных пожитках.
Малка обернулась и, кинув на меня грустный взгляд, прошла к кровати и села на край.
— Дело в том, — замялась девушка. — Что на моё восемнадцатилетние, прибыли три альфы из разных кланов. Рыжий, из клана у границ Валахии. Черноволосый, что ты видел недавно, вовсе из приграничья. И последний, из самого знатного клана, нашего вида. Изначально должен был быть только Олиг черноволосый. После чего мы бы покинули эти места и затерялись в Европе. Но два других клана внезапно заявили о своём участии, чем ввергли нас в шок. Мой отец пытался сопротивляться. Но нам дали понять. Либо мы следуем традиции, либо всех нас растерзают на части, и всё равно добьются своего.
— А я то, что ему сделал? И почему он орал, что я помечен? — Закончил я натягивать сапоги.
Малка покраснела и отвернулась, смотря в угол с плесенью и паутиной.
— Я уже говорила, что у нас обостряется обоняние. В основном альфа самки не находят себе самца, так как тут много критериев. Но я нашла. И неосознанно пометила тебя своим запахом, чтобы все знали, что ты мой избранник.
— Чегось? — Вытаращился я на княжну.
— Ты не только пахнешь по-особенному, — повернулась девушка ко мне. — Рядом с тобой меня не отпускает чувства, что вся моя альфа мощь, ничто по сравнению с тобой. Словно ты на совершенно ином уровне, смотришь на меня свысока, а я нахожусь в самом низу. При первой нашей встречи я неосознанно для себя самой влюбилась в тебя по уши.
— Не надо по уши. Я ни женато женатый холостяк. — Нервно подтянул я штаны. — Вон там за стеной кавалер, очень жаждет. Можно, его сожрут оборотни.
— Ты боишься быть разодранным на куски, — шмыгала носом княжна. — А я так была рада, что ты не боишься оборотней и сможешь принять мою сущность. Я не хочу быть насильно взятой тремя альфа. Но я даже не могу умереть, иначе мою семью вырежут под корень.
— Ну… Бояться быть разодранным на кусочки, знаешь ли — это нормально. — Подошёл я к Малке.
— Я в тупике. К тому же твой запах с каждой минутой всё сильней влияет на меня. Если сейчас я могу себя контролировать, то уже завтра ночью, нет. Но и счастья провести самый важный день в своей жизни я ни смогу в объятиях любимого человека. Мне плевать есть ли у тебя кто-то там в Англии. — Встала княжна и положила мне руки на плечи.
И в эту секунду дверь словно у меня не комната, а проходной двор, опять открылась.
— Я притёл…. Не, я пришёл. — С ходу бубнил синюшный, как изолента, Эдерли. — Сказать! Малка моя женщина, и если ты полезешь опять к ней, я тя…. — Наконец заметил Питер нас стоящих посредине комнаты.
Секунда, и отставная пьянь, затряс бутылкой в руке, видя, как я полуголый был объят княжной.
Но не успел Эдерли и слова сказать, как до нас через закрытое окно раздались десятки волчьих голосов, слившихся в единый вой.
Малка вздрогнула, сжав мои плечи, и в едином движении поцеловала меня в губы, после чего оттолкнула и рванула к окну.
— Я не дам им тебя разорвать. Будь счастлив. — Распахнула девушка окно и сиганула из него вниз.
В комнате воцарилась немая пауза. Я хлопал глазами, смотря на открытое настежь окно, а Эдерли, то туда же куда и я, то на меня.
— В окно… Вы… Да я тебя! Неблагодарный урод. — Тряс руками в дверях главный герой, который не мог выбрать нужную тему для брани.
В два больших шага я был рядом с Эдерли и, положив мужику руку на ухо, с ходу познакомил голову Питера с дверным косяком.
— Хорош трыньдеть. Подумать не даёшь. — Затащил я бесчувственное тело в комнату и, кинув отставного офицера Британской короны на пол, закрыл дверь.
Дойдя до окна, я надел рубаху и смотрел в ночное небо с практически полной луной. Непонятно, по какой причине, но я мучился угрызениями совести. Вроде книга, а осадок на душе как от реальной жизни.
Подойдя к кровати и взяв отобранный бутыль с неведомым пойлом, которое я отобрал у Эдерли и, отпив из горла, вновь подошёл к окну, кривясь от ядрёного самогона.
Не знаю почему, но я чувствовал себя виноватым. Мне можно сказать, душу открыли. А по итогу подумали, что я боюсь оборотней. Не, их я боюсь, конечно, но так по старой памяти. А княжна вон жизнью рискует ради меня. Думает, что меня порвут тузики, как грелку.
Сделав большой глоток, я сморщился как лимон, и осознал факт, что это пойло знатно меня распинывало, особенно если я не сопротивлялся алкоголю.
Но больше всего меня угнетало, то, что мне поведала Малка, о её дальнейшей судьбе.
— Не, я так не могу,— сделал я ещё глоток. — Надо выручать.
Только сказав это вслух, я развернулся на каблуках сапог и увидел, как на мою голову обрушивается табурет, который держал в руках бешеный бухой Эдерли.
Сознание пришло вместе с небольшим похмельем и дикой головной болью. Над головой было пасмурное небо, а повертев башкой, я узрел, что мы движемся меж огромных полей, и в придачу мои руки, заведённые за спину, слегка гремели кандалами.
— Что за хрень? — Поднялся я, садясь в повозке, которая была запряжена, как я увидел одной лошадью, которой управляли аж два человека.
Морщась от головной боли, я окинул взглядом сначала, двух мужиков и повозку, потом себя. Оказалось, я был в кандалах, как на руках, так и на ногах. На моё голое тело ибо рубаха была не застёгнута был натянут расстёгнутый камзол, причём шиворот на выворот, что походу одевал на меня пьянь Эдерли.
— Куда едем-то? — Обратился я к сидящим ко
