– А лук? Ведь этот второй лук вы принесли для меня? – Гайс указал на видавший виды кожаный футляр, что лежал у ног Нимари.
– Для того, кто начинает, этот лук сподручнее. Рассмотри его как следует. Сравни с моим.
– Не уверен, что смогу оценить разницу… Ведь сегодня я выстрелю в первый раз!
– Сегодня мы не будем стрелять. И завтра тоже.
– Что же мы будем? Изучать теорию?
– В нашем искусстве теория состоит из одной фразы.
– «Стреляй метко»? – игриво предположил Гайс. – «Стреляй быстро, но никогда не торопись»?
– «Ищи совершенства».
– Так говорил вам ваш учитель?
– Однажды мой отец Тенеле повел меня в горы, в потаенное место, где так тихо, что в ночь одиннадцатой луны можно расслышать флейты и барабаны небесных музыкантов. Прекрасней этой музыки нет ничего на свете. Там, в горах, отец сказал мне: «Ты должна стрелять так же хорошо, как они играют. Это невозможно, но стремиться к этому необходимо». Это и значило «ищи совершенства».
– Что же я буду сегодня делать?
– Доставать стрелы из колчана. И передавать их мне. Мы будем учиться этому, пока ты не начнешь чувствовать стрелу, как чувствуешь свой детородный орган. Потом мы начнем слушать тетиву. Ты научишься различать тихий голос каждой ее нити. После я разрешу тебе поиграть с ней. Однажды твое дыхание во время этой игры станет плавным. Это будет означать, что ты готов предложить луку свою первую стрелу…
Они стояли на узком помосте, совсем близко друг к другу. И Гайс чувствовал кожей скулы медленное дыхание Нимари.
В Аз-Зуме хозяйничала весна. Снег сошел, приободрились туи, дожди расквасили площадку для стрельбы до самых мишеней – семьдесят шагов вязкого глиняного месива. На мгновение Гайсу даже показалось, что они с Нимарью стоят на плоту, который дрейфует по волнам коричнево-рыжего моря.
Пасмурное небо висело низко, но Гайс был готов поклясться: солнечной взвесью окружен их с Нимарью плот, той самой, что всегда ее сопровождает.
Гайс украдкой посматривал на лучницу, наслаждаясь ленивым порханием ее длинных черных ресниц, каждым поворотом ее речи. Желание больше не тревожило его. Оно вышло из его темени и стало светом.
– И еще вот что, – сказала Нимарь и посмотрела на Гайса почти ласково. – Я много думала над тем, что вы написали в том письме, которое принесли вместе с розами.
– Сгоряча я сказал много лишнего… – Гайс смутился.
– Я размышляла над одной фразой. Из этого письма.
– Над какой?
– Вы говорили, что, постигая меня, вы постигаете стрельбу из лука, а помышляя меня – помышляете великое искусство, потому что я и стрельба из лука неразделимы, – Нимарь смолкла, как будто предупреждая: сейчас будет самое важное.
– И что же вы подумали?
– Что мы неразделимы.
Нимарь учила Гайса еще двадцать один день.
Вскоре прекрасно оснащенное метательными машинами войско Желтоколпачников выступило на штурм города Орина.
Нимарь вместе с другими женщинами была вынуждена съехать из Аз-Зума – новый главнокомандующий счел нецелесообразным оставлять людей в тылу для защиты поселка от бродячих мародеров.
Спустя семь дней, при штурме оринской цитадели, Гайс Зиеннаса погиб. Две неоперенные стрелы черным огнем вошли в его сердце.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
