И как бы в довершение только что сказанного, пока ожидали поезда, в ноги Елисееву бросились двое, в которых он узнал проводников Гизеха. Они, очевидно, поджидали путешественников. Бедняги упали на колени и пытались поцеловать сапоги доктора, слезно его о чем-то моля. Оказалось, адхалиб оставил в гробнице "страшного духа". Они все время слышат его голос и боятся, что дух может покарать их.

- Ладно, - разобравшись наконец, чего от него хотят, без тени улыбки пообещал Елисеев, - так и быть, через два дня я заберу его.

В вагоне Гранов не выдержал и спросил:

- Всемогущий маг из Асгарда и прорицатель с берегов Коцита, смилуйся и объясни неверному гяуру, что ты изрекал "церберам" адской бездны? - перешел на "ты" Гранов.

- Я обещал забрать мой дух с собой в Питер, - усмехнулся Елисеев.

Гранов опешил.

- Или вы полагаете, что я в самом деле по крайней мере библейский пророк Елисей?

- Не совсем понимаю, каков смысл вашего обещания.

- Я думаю, что им что-то там показалось со страху или после того, как я ударил одного по руке. Обойдется без нас. Впрочем, ты можешь в свой следующий деловой приезд проверить, не звучит ли там чего в загробном пространстве, - ответил Елисеев на "ты", и они оба рассмеялись.

Доктор вынул записную книжку, припомнил арабскую пословицу: "Финик любит, чтобы его голова была в огне, а ноги в воде". Болела голова, утомленная за день. Он закрыл глаза. Ему представилась Александрия, утопавшая в финиковых рощах, расцвеченных белыми, розовыми и оранжевыми олеандрами. Он записал пословицу на полях своих заметок, но она все равно вертелась в мозгу: "Финик любит, чтобы голова... в огне..." Где во мне эта граница хлада и жара? Наговорил Гранову мальчишеских глупостей. Такие мысли приходили мне в голову в детстве. Срам..."

Он рассердился на себя за всю эту "мистику", за "детство" и в заметку о сегодняшнем дне вписал лишь размышления о презрении тиранов к людям. Ему вдруг припомнилась картина, которая открывалась с вершины пирамиды Хеопса. Он быстро набросал ее: на востоке сорока сороками мечетей пестрел Каир, серебрились сады Шурбы; на западе золотым огнем горели пески Ливии и Сахары; на юге синей лентой извивался старый Нил; на севере серебрились, пересекаясь и разливаясь, бесчисленные каналы дельты, окаймленные пальмовыми рощами.

За окном стояла ночь. Вдали показались упирающиеся в звездное небо минареты Каира. Колеса поезда прогрохотали по железнодорожному мосту. В памяти Елисеева возник кричащий, пестрый дневной город.

Елисеев записывал в дневник впечатления прошедших дней:

"Каир есть пункт, где сталкивается восточная цивилизация с европейской и где победа остается на стороне первой. Весь Египет есть страна контрастов, а Каир, столица его, - в особенности. Тут виден вокзал железной дороги у многовековых пирамид, железнодорожный мост через Нил, по которому идут караваны верблюдов из Ливии и Судана с черными вожатыми, между тем как по водам священного Яро бегут пароходы, на которых везут прах египетских фараонов, добытый из раскопок в Верхнем Египте. В Каире можно увидеть шикарно разодетую парижанку рядом с полуобнаженным дикарем или гордым бедуином, драпирующимся в свои рубища; швейную и пишущую машинки - с кучками страусовых перьев; груды слоновых бивней рядом с корзинами сушеной саранчи; флегматичного продавца-мусульманина за прилавком с юрким итальянцем; ученого-египтолога рядом с откормленным евнухом с бриллиантами на руках и груди, стерегущим черноокую красавицу, закутанную в шелковый "мешок". И чем более начинаешь знакомиться с этой фантастической жизнью, тем более резкие контрасты начинаешь находить в ней: фабричные трубы высятся здесь рядом с узорчатыми минаретами, знаменитый музей древности Булак помещается недалеко от двора, где еще совсем недавно продавались невольницы; заклинатели змей сидят у входа в Оперу; беснующиеся дервиши ходят по улицам, где выставлены в зеркальных окнах лучшие произведения Европы; возле женского института стоит теккие - монастырь, где хуаны сенусситов проповедуют вечную борьбу с неверными, в то время как английские войска с развернутыми знаменами идут на защиту Египта от суданского лжепророка... Нигде на всем Востоке нет таких изящных минаретов, такой тонкости рисунка, такой выдержанности стиля, такого разнообразия построек... Ажурные галереи, расписные стены, лепные украшения мечетей. Здесь больше, чем в Багдаде и Дамаске, удивляешься богатству арабского гения, создавшего такое разнообразие и вместе с тем такую красоту".

Поезд подходил к Каиру. Елисеев спрятал блокнот.

- Запиши, - заговорил Гранов, - как ты давал уроки английского бокса стражам гробниц фараонов.

- Откуда знаешь, что я этого не записал?

- Знаю, господин писатель, ваш рациональный жанр. - Гранов теперь уже только в шутку величал Елисеева на "вы", чтобы еще больше подчеркнуть свою близость с ним.

- А тебе хотелось, чтоб я предстал этаким бароном Мюнхгаузеном или графом Монте-Кристо?

- А тебе? Неужели тебе не хотелось бы быть Монте-Кристо?

- Мне - нет. Не хотелось бы. Быть в его роли - удел не мой, - вырвалось напряженно у Елисеева.

Гранов не принял серьезного тона друга и продолжал дурачиться:

- Тогда, ваше величество, соблаговолите отметить для потомков, что в египетских пирамидах поселился бессмертный голос пророка Елисея. Теперь я уразумел, почему "город мертвых" именуют "Елисейские поля".

Елисеев не ответил. Гранову-таки не удалось втянуть его в игру, и неожиданно для себя он почувствовал, как что-то ускользает от него, но что именно - он еще не понимал. А когда вскоре снова услышал ровную, спокойную речь друга, то вошел в свое обычное приподнятое расположение духа и перестал ломать над этим голову. Позже он вспоминал вырвавшуюся незнакомую у Елисеева напряженность, но так ни разу и не решился спросить.

Побродив по окраинам Каира, они вернулись в город, чтобы отдохнуть перед дальнейшим путешествием. Но Елисееву было не до отдыха: он занялся пополнением своей аптечки, которая становилась здесь все чаще необходимой. Больные в каждом селении осаждали "великого хакима", как представлял доктора Гранов.

Елисеев лечил всех. Больные же были ему полезным материалом для антропологических измерений, тем более что циркуль они принимали за священное орудие исцеления и даже просили, чтобы хаким коснулся их "волшебной палочкой". Он работал не покладая рук: здесь для его антропологических исследований были большие возможности.

А Гранов буквально изнывал от безделья. "Надо попасть в гарем обязательно! - думал он. - Как же так? Быть в Египте и видеть только черные мешки-накидки гурий восточного рая?"

Как-то в загородном саду Шурба он наткнулся на старинный дворец Магомета-Али... Фроленко рассказывал, что там располагается гарем знатного паши. Гранов предложил Елисееву хоть ненадолго прервать работу и погулять по красивому огромному саду. Елисеев очень устал и согласился...

В глубине сада в густой зелени под надзором четырех евнухов они увидели женщин с открытыми лицами. Это были некрасивые, ярко накрашенные и в основном немолодые уже представительницы гарема. Впрочем, Гранов отыскал глазами среди них двух-трех грациозных. Но в этот момент одна из них, очевидно, что-то заподозрила, потому что, бросив взгляд на кусты, где стояли мужчины, поспешно закрыла лицо. Занавес восточного "театра" быстро опустился, оставаться долее было небезопасно, потому что евнухи направились в их сторону, и молодые люди положились на скорость своих ног, благо с ними не было Фроленко.

Узнав об этом, старик расстроился.

- С восточной женщиной надо избегать даже мимолетной встречи на улице. За два дня до вашего приезда толпа на глазах египетского гарнизона растерзала двух туристов. Несколько лет назад так же погиб иностранный консул. Когда замешана женщина, мусульмане совершенно неукротимы.

Это было последнее наставление Игната Романовича. Друзья прощались. Подруга Игната Романовича - гречанка - наготовила гору яств, в которых смешались рецепты греческой, украинской и египетской кухонь.

Елисеев уже начинал привыкать в своих странствиях к этим встречам-прощаниям, а все же трудно приходилось в последние минуты. Он молча смотрел в глаза Игнату Романовичу. Тот застенчиво улыбался, потом махнул рукой, утер слезу.

Гранов порывисто обнял старика и вскочил на своего мула.

Они тронулись. Елисеев оглянулся: на дороге стоял и глядел им вслед ссутулившийся казак. У калитки на фоне вьющейся зелени ярко выделялось лицо женщины, издали казавшееся совсем молодым.

Елисеев вспомнил вдруг мальчишку-финна, стройного, белоголового, два дня ходившего за ним следом, бросавшегося в озеро за убитой птицей и всегда глядевшего доктору в глаза. Потом всплыла в памяти старушка крестьянка в новгородской деревне, заботливо укладывавшая его в постель, когда он вымок и вывихнул ногу. Вспомнился последний взгляд Урхо с разметавшейся длиннющей, как у гнома, бородой... Теперь, вот, Фроленко... А сколько их будет еще?..

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 43

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Пусть будет земля (Повесть о путешественнике) - Вера Лукницкая бесплатно.

Похожие на Пусть будет земля (Повесть о путешественнике) - Вера Лукницкая книги

Ego - эхо - Вера Лукницкая - Искусство и Дизайн
Создавая комиксы - Алан Мур - Искусство и Дизайн

Оставить комментарий