Вселенная, в которой я жил, и вселенная, где мы с Ирой прожили долгую и, в общем, счастливую жизнь, – это были разные вселенные. Раньше я был в этом интуитивно уверен. Теперь я это знал.
Чтобы поставить точку, я поехал на переговорный пункт у метро «Баксовет». Отсюда я обычно звонил в Москву, когда собирался в командировку.
– Боря? – спросил я, услышав в трубке знакомый хрипловатый бас.
Боря Шаров работал в Астрономическом институте, занимался космологией, моделями ранних стадий расширения. Блестящий ум, но сейчас мне не ум его требовался (вряд ли Боря одобрил бы мои дилетантские рассуждения), а не менее блестящая память.
– Миша! – обрадованно завопил Шаров. – Обязательно приходи в четверг на семинар к Зельду! Я буду делать потрясный доклад об инфляционном расширении Вселенной, ты понятия не имеешь, что это такое! Скоро это станет самым перспективным направлением в космологии, можешь мне поверить!
Верить мне было ни к чему – я знал, что только инфляционная модель могла объяснить все наблюдения микроволнового фона и другие особенности строения дальних участков мироздания. Шаров не имел к этим работам никакого отношения: он так и остался до конца дней (умер Боря в две тысячи шестом от опухоли мозга) убежденным противником инфляции. На моей памяти инфляционную модель придумали советские ученые Муханов и Старобинский в восьмидесятом году, а затем развили Гут и Линде.
– К сожалению, я не смогу приехать, – довольно невежливо прервал я Бориса. Пятнадцатикопеечные монеты быстро проваливались одна за другой в ненасытное телефонное нутро. – Но у меня два вопроса.
– Слушаю тебя, – сказал Боря, перейдя на деловой тон.
– Вопрос первый. Существуют ли доказательства того, что в скоплениях галактик или где бы то ни было в космологических масштабах присутствует вещество, не видимое ни в каком из наблюдаемых диапазонов?
Растолковывать вопрос Борису было не нужно, он ответил мгновенно:
– Мне такие данные не известны. Значит, их нет.
И добавил слегка раздраженным тоном:
– Что за нелепая идея, Миша? Какое еще, на фиг, невидимое вещество? Откуда ему взяться?
На этот вопрос я отвечать не стал и перешел к следующему:
– Боря, ты несколько раз бывал в Штатах…
Шаров был одним из немногих наших астрофизиков, кого охотно выпускали за рубеж. Он никогда не говорил ничего лишнего, даже свои эксцентричные порывы подавлял, едва оказавшись по ту сторону границы.
– Ну, – нетерпеливо произнес Борис.
– Ты был в Нью-Орлеане?
– Зимой на конференции по реликту.
– Возможно, тебе известен Фрэнк Типлер? Физик, десять лет назад защитил докторат в Мериленде, работает с Уилером.
Биография Типлера была написана на задней стороне обложки его книги.
– Нет такого, – сказал Борис, не задумавшись ни на секунду.
– Как ты можешь быть уверен? – вырвалось у меня.
– Послушай, – сухо отозвался Боря, – ты спросил, я ответил. У Уилера нет сотрудника по фамилии Типлер. Ты сомневаешься в моей памяти?
Я не сомневался в его памяти. В этом мире Типлера не существовало. Книгу о Точке Омега здесь никто никогда не напишет.
Или напишу я, раз уж помню основные идеи и аргументы?
– Я не сомневаюсь в твоей памяти, – сказал я и, опустив в щель таксофона последнюю монетку, добавил: – Спасибо, Боря, ты мне очень помог.
– В чем? – успел озадаченно спросить Шаров, а я, прежде чем в телефоне пропал звук, успел ответить:
– Понять, в каком мире мы живем…
В читальном зале академической библиотеки я попросил «Успехи физических наук» за восьмидесятый и восемьдесят первый годы. Ничего. Ни Муханова, ни Старобинского, ни, тем более, Линде, который, как я помнил, в те годы жил еще в Москве, а не в Стенфорде. Не было этих людей в нашем мире. Или они не занимались космологией. Может, стали биологами или юристами.
Я оставил журналы на столе и пошел к себе, где до вечера разбирал с Яшаром графики, в физическом смысле которых сильно сомневался.
Сегодня шестнадцатое. Завтра Ира будет меня ждать.
Я подумал, что Лиля устроит мне головомойку, если я не приду домой к ужину, и отправился к метро. Ждать до завтра у меня не было сил.
Через полчаса я стоял у подъезда дома, где на пятом этаже жила Ира. Мы часто здесь целовались в темной глубине парадного, она шла к лифту, а я ждал, пока за ней закроются створки двери. На стене висел список жильцов, и, уходя, я всегда бросал взгляд на нижнюю строку: «Кв. 16. Маликов А. Н. и Лозовик В. К.» – родителей Иры звали Анвар Насибович и Вера Константиновна.
Я вошел в подъезд, и у меня на миг возникло странное ощущение, что я уже был здесь когда-то. Конечно, был, много раз, но почему тогда… Закружилась голова, и мысль оборвалась. Я постоял, привыкая к полумраку, и нажал кнопку вызова лифта. Зачем? Что я скажу, если дверь откроет отец? И даже если откроет сама Ира? Двери разошлись в стороны с тихим ворчанием. Почему я оглянулся и посмотрел на список жильцов? Инстинктивно?
Или что-то пришло в голову?
Как бы то ни было, прежде, чем войти в лифт, я оглянулся и посмотрел. На нижней строке было написано: «Кв. 16. Островой Б. П.».
Лифт медленно тащился вверх, а перед глазами стояла фамилия, которой быть не могло. Лязгнув, лифт остановился, я вышел на лестничную площадку – слева была пятнадцатая квартира, справа шестнадцатая. Обитая черным дерматином дверь.
Я позвонил…
…и откроет Ира в халатике, я еще не видел ее в домашнем, она, конечно, удивится и рассердится, но ей придется меня впустить…
Дверь раскрылась на ширину цепочки, и на меня уставился толстый, со свисавшим поверх спортивных штанов животом, мужчина лет пятидесяти, лысый, с красным носом, будто он только что выпил литр вина и не успел закусить.
– Да? – сказал мужчина недружелюбно. – Это из ЖЭКа по поводу слива?
– Э-э… – протянул я, не имея представления, что говорить дальше. Не та квартира? Не тот подъезд? Не тот дом?
В глубине сознания я уже понял, что произошло.
– Нет, – сказал я. – Простите, я ищу Маликовых.
– Маликовы? – Мужчина смотрел подозрительно на мой портфель, наверно, подумал, что там фомка или нож, или что там положено иметь при себе порядочному грабителю? – Нету тут никаких Маликовых.
– Может, этажом ниже?
Зачем я задавал дурацкие вопросы?
– Нету, – отрезал мужчина. И никогда не было, – добавил он, предвидя мой следующий вопрос. – Я тут с пятьдесят девятого живу, как дом сдали. Во всем доме Маликовых нет, я тут всех знаю.
Товарищ Островой Б. П. захлопнул дверь, и я услышал удалявшиеся шаги. Возможно, бдительный жилец пошел звонить в милицию.
Вниз я спустился пешком, читая таблички с фамилиями жильцов – на тех дверях, где такие таблички имелись. Островой был прав: Маликовы в этом подъезде не жили. И в этом доме. И в этой реальности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
