Галли же… Ох, этот Галли! Мне доводилось видеть Мейса, Большого Джека Хинена и маленького Сэйерса, я смотрел, как Салливан побил Райана (и при этом я выиграл у Оскара Уайлда десять долларов), но сомневаюсь, что кто-то из них мог бы устоять против Галли в лучшие его годы. [XIV*] Теперь лучшие годы остались позади, но стоило мне увидеть его, почти шестидесятилетнего, стоящего напротив Бисмарка, и этого было довольно. Как большинству трусов, мне присуще некое неосознанное преклонение перед истинно отважными людьми, при всем их идиотизме; и я способен получать академическое наслаждение при виде настоящего искусства, если оно не направлено против меня, конечно. Галли был истинно отважен и невероятно искусен.
Он стоял на носках ног, низко опустив голову и руки. На смуглом лице по-прежнему светилась легкая улыбка, а глаза пристально наблюдали за Бисмарком из-под густых бровей. Вид у него был спокойный, уверенный и несокрушимый.
— Бокс! — вскричал Споттсвуд, и Бисмарк взмахнул правым кулаком. Джек слегка изогнулся и удар прошел мимо его лица. Бисмарк пошатнулся, вызвав чей-то смешок, потом ударил еще, правой и левой. От правой Джек ушел, левую остановил ладонью. Бисмарк отступил на шаг, посмотрел на противник, и ринулся вперед, целя Джеку под дых, но тот лишь немного развернул корпус, и немец пролетел мимо, молотя воздух.
Все орали и смеялись; Бисмарк развернулся, он был бледен, губа закушена. Джек, словно и не сдвинувшийся с места, с любопытством посмотрел на него, приглашая продолжить атаку. Бисмарк постепенно пришел в себя, вскинул руки и выбросил вперед левую так, как видел сегодня на боксерском поединке. Джек отдернул голову и немного скакнул вперед, заставляя правый кулак Бисмарка также пройти мимо цели.
— Хорошая работа, минхер, — воскликнул Галли. — Это было недурно. Левая, потом правая: то что нужно. Попробуйте еще раз.
Бисмарк попробовал раз, потом другой, и в течение трех минут Джек уклонялся, подныривал или блокировал удары открытой ладонью. Бисмарк продолжал молотить, но ни разу так и не попал, к вящему удовольствию ревущих от восторга зрителей.
— Время! — воскликнул наконец Споттсвуд, и немец остановился; грудь его вздымалась и опадала, лицо раскраснелось от усилий. Джек же стоял, как ни в чем не бывало, на том самом месте.
— Не принимайте близко к сердцу, минхер, — говорит он. — Ни один из них не сумел бы лучше, а большинство и так бы не смогло. Вы быстры, и можете еще ускориться, а двигались просто отлично для новичка.
— Ну, теперь-то вы убедились, барон? — спрашивает Споттсвуд.
Бисмарк, переводя дыхание, отрицательно затряс головой.
— Это искусство, должен признать, — говорит он, после чего все разразились насмешливыми возгласами. — Но я был бы очень признателен, — тут Бисмарк повернулся к Джеку, — если бы вы дали мне попробовать еще раз, но при этом сами постарались ударить меня в ответ.
При этих словах все идиоты завопили, что он настоящий игрок и спортсмен, а Персевал потребовал немедленно прекратить схватку. Но старина Джек заявляет со своей хитрой усмешкой:
— Нет, нет, Том. В этом парне больше от настоящего боксера, чем в любом из вас. Я бы тоже не стал драться с человеком, который не может ударить в ответ. Я буду осторожен, зато когда он вернется домой, то сможет заявить, что участвовал в настоящей схватке.
И они продолжили; Джек теперь двигался, легкий как танцор, несмотря на свои годы, и хлопал перчаткой то по лицу, то по корпусу Бисмарка, тот же по-прежнему без толку махал кулаками. Я подбадривал его при каждом промахе, желая дать ему понять, каким ослом он выглядит, и Бисмарк распалялся все сильнее, стремясь достать Джека, но старый чемпион кружил и уклонялся, оставляя немца с носом.
— Ну, хватит, — воскликнул кто-то. — Довольно, парни, давайте лучше выпьем!
Несколько голосов поддержали призыв, и Джек опустил руки, глядя на Споттсвуда. Но Бисмарк кинулся на него, и Джек, останавливая его левой, стукнул немца немного сильнее, чем рассчитывал, раскровив ему нос.
Бисмарк замер, и Джек, побледнев, бросился к нему с извинениями. Но ко всеобщему изумлению Бисмарк кинулся на противника, обхватил его за талию, сбил с ног и повалил на пол. Джек приземлился с ужасным грохотом, стукнувшись головой об пол. Все вскочили, вопя и горланя. Кто-то кричал: «Нечестно!», кто-то аплодировал немцу — это были самые хмельные — но когда Джек замотал головой и тяжело поднялся, наступила тишина.
Галли выглядел потрясенным и разгневанным, но держал себя в руках.
— Так-так, минхер, — говорит он. — Не знал, что у нас допускаются захваты и подсечки.
Надо думать, с ним подобного никогда не случалось, и гордость старого бойца пострадала гораздо сильнее, чем его тело.
— Ладно, сам виноват, — продолжает он, — нужно было смотреть. Ну ладно. Можете похвастать, что свалили самого Джека Галли.
И он медленно обвел взглядом комнату, будто пытаясь прочитать мысли присутствующих.
— Думаю, нам лучше закончить, — заключает Джек.
— А не хотите ли продолжить, — восклицает Бисмарк. Выглядел он порядком измотанным, но обычная надменная нотка в голосе была тут как тут.
— Лучше не надо, — отвечает Галли после некоторого раздумья.
В комнате повисла напряженная тишина. Потом Бисмарк коротко рассмеялся и пожал плечами:
— Ну ладно, раз уж с вас довольно.
На щеках у Джека заалели два пятна.
— Полагаю, лучше остановиться, — говорит он хриплым голосом. — Если вы умный человек, минхер, то удовлетворитесь этим.
— Как хотите, — говорит Бисмарк, и добавляет к моему удовольствию: — Но это вы выходите из схватки.
Лицо Джека окаменело. Споттсвуд положил руку ему на плечо, а Персевал подскочил сбоку; прочие столпились вокруг, возбужденно тараторя. Бисмарк бросал вокруг себя взгляды, исполненные обычного самодовольства. Это переполнило чашу терпения Джека.
— Хорошо, — рявкает он, отталкивая Споттсвуда. — Уберите свои руки!
— Довольно! — кричит Персевал. — Все зашло слишком далеко.
— Ничего с меня не довольно, — заявляет Джек, ухмыляясь как висельник. — Я выхожу из схватки, да? Это он у меня сейчас выйдет, как пить дать!
— Ради Бога, парень, — говорит Персевал. — Вспомни кто ты, и кто он. Это же гость, иностранец…
— Иностранец, который нечестно повалил меня.
— Он не знал правил.
— Тем хуже.
— Это был честный прием.
— Ничего подобного.
Старина Джек тяжело дышал.
— Послушайте, — говорит он. — Допускаю: он не знал, что повалил меня нечестно, воспользовавшись моей неготовностью, пока я ему кларет из-под носа подтирал. Допускаю: он был зол и не соображал как надо, потому что я побил его. Я готов покончить на том и обменяться рукопожатием — но не допущу, чтобы он тут подбоченивался и заявлял, будто я прошу его закончить бой. Такого мне никто не говорил — нет, нет, даже сам Том Крибб, ей-богу!
