ней! – возмутитесь вы.
Тогда, может, обратитесь к Небесам, пока еще не обетованным?
Две руки Кармы
– Вон берег, сэр, земля, земля!
– Да, черт возьми, туда смотрите!
Но не согласно с нами тело корабля,
И скалится Сирена на бушприте.
Ночь в степи – всегда откровение. Небесный океан, таивший в своих глубинах звездные россыпи при свете солнца, являет их во всей красе взору того, кто, пылая жаром юного сердца, не смеет сомкнуть широко раскрытых глаз и, чутко прислушиваясь к дурманящим запахам полыни и медуницы, улавливает при этом в коротких промежутках бесконечных перепалок стрекочущей саранчи, выявляющей серьезные противоречия между самками и самцами, голоса далеких мерцающих миров.
Маленькая Карма, семилетняя дочь цыганского народа, обожает такие ночи – теплые, пряные, таинственные, уносящие воображение в те выси, которые девочка предполагает за сверкающим яркими точками черным пологом, берущие за душу, тянущие мягкими, но требовательными прикосновениями за руки… Здесь Карма, к своему великому сожалению, вынуждена спуститься с манящих бескрайними просторами небес на прикрывшуюся ковром из шелковистых трав землю – правая рука маленькой цыганки, словно плеточка, безжизненно висит вдоль тела с самого рождения.
Кто-то сильный, могущественный и очень добрый смотрит сверху, из тех самых зазвездных мест, о которых мечтает девочка, на затерявшийся в степи табор, выставивший свои повозки подковой (что за исполинский конь проходил здесь), в центре которой пляшет языками ветреного танца крохотный костер, а возле него, обнявшись, сидят две цыганки, одна из них – Карма.
– Бабушка, – шепчет она, дергая за бахрому подола юбки старушки, – почему меня так назвали? О чем имя мое?
Задремавшая было женщина разлепила веки и пошевелила прутиком угли, отчего искры, весело оторвавшись от тлеющей древесной плоти, взметнулись в воздух.
– Карма – путеводная звезда.
– А кого она ведет? – девочка подскочила с места, пытаясь живой рукой поймать хоть один гаснущий в ночи огонек.
– Душу, – цыганка вынула из складок юбок картофелину, постучала по ней все тем же прутиком, сбивая прилипшую грязь, и кинула в костер: – Душа ведома кармой Адама и Евы.
Карма перестала прыгать за исчезающими искорками: – Значит, она не одна, их две?
Бабушка согласно кивнула: – Путеводное созвездие.
– Расскажи мне о нем, – девочка прилепилась к старушке, а та обняла ее за худенькие плечи и прижала к себе.
– Карма Адама – личная, груз частицы Бога, тот «скарб», что нагрузишь в повозку сам, «содеешь от души». Карма Евы – привнесенное от противоположности. Для Бога карма Евы – эволюция Антихриста, то «добро», что накидают в твою повозку, чтобы облегчить свою.
– Зачем мне чужая? – Карма отпрянула от бабушки.
– Своя карма – это сам берег, с которого ныряешь, чужая – его высота, нырнуть поглубже. Адам не ушел бы из Рая, не будь рядом Евы, – цыганка притянула внучку к себе снова.
– Но в Раю хорошо, зачем покидать его?
– В Раю хорошо всегда, – вздохнула цыганка и смахнула предательскую слезинку, – а вечное «хорошо» есть пустота, пытка для души.
– Почему, бабушка? – каждый ребенок любит задавать вопросы.
– Покой для души – страдание. Душа – это энергия, а энергия – движение. Мы не можем остановить ветер.
Карма, словно отыскав давно потерянную вещь, радостно воскликнула: – И поэтому мы все время идем за ним?
– Да, Карма, мы, цыгане, все время идем за ним, – женщина ласково потрепала жгуче-черные кудри внучки.
– Но другие люди живут в домах без колес, на одном месте.
– Всю жизнь, – эхом отозвалась старая цыганка, задумчиво рассматривая звезды, давным-давно застывшие в ее зрачках. С детства она наблюдала их, обусловленные волей Всевышнего, еженощные перемещения, не оставаясь на месте и сама внутри своего созвездия – кочующего табора, ее большого дома на колесах.
Она ласково поглядела на Карму, вспомнив и себя в ее возрасте, такую же беззаботную, свободную и вопрошающую.
– Моей бабушке рассказывала ее бабушка, а той – своя, которая слышала от… – цыганка загибала скрюченные пальцы, звеня дешевыми перстнями и сбиваясь, бормоча имена женщин, давно ставших росой, которую Карма любила сбивать с притихших колокольчиков, выбравшись до рассвета из кибитки и накручивая вокруг нее круги с раскинутыми (всего одной, левой) руками, как парящая птица.
– В общем, – старуха оставила утомительное путешествие по родовому древу, – один из наших предков украл гвоздь, коим должны были прибить на кресте Бога.
У Кармы от изумления глаза полезли на лоб.
– Он спас Бога? – черные вишенки восторженно смотрели на рассказчицу.
– Нет, дорогая, Бога, когда это Ему не нужно, не спасет и сам Бог. Предок не сделал добра намеренно, но случайно изменил предначертанное. Он стал нюансом Самопознания, примером дуальности, когда воровство, грех, как один из аспектов бытия, по сути своей превратился в инструмент для правки и корректировки судеб других людей.
Девочка непонимающе смотрела на цыганку: – Бабушка, но тогда любой грех…
– Да, любой грех становится кармой Евы для того, кого он коснулся, и кармой Адама тому, кто его совершил.
– Но получается, если мне сделали плохо, то это хорошо? – Карма расхохоталась. – Вот маме-то сказать.
Женщина, улыбаясь веселью внучки, тем не менее серьезно продолжила: – Если тебе сделали плохо, то это плохо для того, кто это сделал, и одновременно хорошо, потому что он, если поймет, что сделал плохо, станет лучше.
– А как же я?
– Когда тебе сделали плохо, то это плохо потому, что ты так думаешь, но результат от этого действия будет хорошим.
Карма перестала смеяться: – Почему?
– Потому что так захотел поступить с тобой Бог, раз допустил это, а он любит тебя.
Девочка обняла женщину: – Как ты?
– Я люблю тебя как бабушка, а Бог – как все бабушки, которых я пыталась сосчитать.
Карма еще крепче прижалась к цыганке: – А что наш далекий-далекий цыган, который утащил гвоздь?
– Забрав принадлежащее Богу, он создал карму нашего народа, – женщина глубоко вздохнула и сильнее прижала к себе внучку.
– Идти за ветром, скитаться?
Цыганка покивала головой: – Искать Бога среди людей.
– Зачем?
– Вернуть Ему похищенное.
– Гвоздь? – девочка посмотрела старухе в глаза.
– Энергию, любовь.
Лошадь, мирно дремавшая в сторонке, мотнула головой и, фыркнув, снова закрыла глаза.
– Так что же, бабушка, в наших повозках, среди утвари, тряпья и лошадиной сбруи прячется украденная любовь к Богу?
Цыганка улыбнулась: – Если хорошенько порыться, да.
Маленькая Карма вскочила на ноги, готовая броситься к повозке в поисках столь ценной вещи. Бабушка взяла ее за руку и притянула к себе: – Найти любовь к Богу на стороне, и даже в старой, видавшей виды повозке можно, но проку от нее никакого.
Девочка остолбенела: –
