Глава 7
На каникулы, длившиеся всего месяц, мальчиков из хороших семей забирали домой. Те, кто через две-три недели после рождения оказывался в специальных «инкубаторах» и проводил там следующие три года своей жизни, оставались в общежитиях Академии. На время каникул режим смягчался; мнемотеки, спортзалы, бассейны, лаборатории, тиры, видеозалы и прочие заведения, в которых можно весело и с пользой провести время, были открыты круглосуточно. Для старших курсантов отменялся комендантский час, и порой общежития и спальни будущих выпускников оглашались пьяными воплями и грохотом музыки до самого утра. Младшие мальчики могли гулять по городу, сколько им вздумается, но обязаны были возвращаться к отбою.
В пятом блоке Боевого отделения, как, впрочем, и в остальных его блоках, почти все мальчики остались на каникулы в Академии.
Чаще всего «в киборги» шли неблагополучные дети. Мало какому жителю Империи, который обладал прекрасной генетикой и деньгами, позволяющими приобрести женщину и произвести на свет потомство, нравилась перспектива увидеть своего долгожданного и обласканного сына полумеханическим воином, обречённым если не на смерть в бою, то на жуткое и загадочное исчезновение с лица земли ровно в сорок пять лет. Кроме того, киборгам никогда не выдавали разрешения на репродукцию: слишком уж сильно били по генам и здоровью многочисленные вшивки и различные инъекции, которые к этим самым вшивкам и подготавливали растущий организм. Видеть в своём сыне окончание своего рода претило любому «генетически годному», или генго. Даже многодетные отцы предпочитали пристроить всех своих сыновей на какие-нибудь иные отделения Академии, словно чумы избегая Боевого.
Но встречались и редкие исключения — отвергнутые по тем или иным причинам отпрыски знатных семейств или бунтари, сумевшие в свои нежные десять лет нарушить отцовскую волю. Иногда вполне благополучные отцы, особенно военные, не имевшие того количества вшивок, которое позволило бы им самим называться киборгами, намеренно отправляли сыновей на Боевое отделение. Вероятно, таким жестоким образом они пытались чужими руками осуществить свою так и не сбывшуюся мечту.
Делейт Лебэн не относился к этим исключениям. Он не знал ни имён своих родителей (только фамилию), ни классового положения отца, ни его профессии, ни адреса — ничего. Краем уха слышал, что отец его был мелким клерком в какой-то корпорации, кое-как скопил денег на одну-единственную женщину, да и то не слишком чистых кровей, произвёл на свет сына, с гордостью зарегистрировал его и с облегчением сдал на руки государству, выполнив перед ним священный долг улучшения демографической ситуации и доказав ему свою биологическую полезность.
Мальчик рос сильным, здоровым, бойким, но душу его постоянно грызло какое-то тоскливое, тягостное недовольство. То ли самим собой, то ли несправедливостью этого мира. Он с нескрываемой завистью проводил на каникулы близнецов, которых прозвал «генеральчатами». За Генрихом и Штэфом приехало несколько старомодное авто с тонированными стёклами и унесло братьев навстречу семье, хоть какому-то теплу и пониманию. Впрочем, это вряд ли. Наверняка мальчишки всю жизнь будут лишь средством для исполнения чаяний их отца-генерала. И вряд ли они когда-нибудь смогут осуществить эти чаяния в полной мере. Наверное, это страшно — когда за малейшую провинность ожидаешь недовольного, холодного взгляда и ждёшь, что вот сейчас ты увидишь спину строгого, отстранённого отца и услышишь его глухой голос: «Я разочарован». Но Делейт не отказался бы даже от этого.
— Тоже мне! — шипел он, с остервенением шнуруя высокие казённые ботинки, которые выдавали всем курсантам. — Генеральчата! Ишь как носы-то задрали, когда в машину шли!
— Тебе показалось, — примирительно сказал Чейз, лёжа на кровати с электронной книжкой. — Они нам всем завидуют. Мы-то можем хоть целый день бегать, где вздумается, только в столовку знай себе вовремя наведывайся. А им ни чихнуть, ни пукнуть при папочке, и постоянно отчитываться. А уж если учесть один штрафной Штэфа, за историю… Папашка с него шкуру спустит, я уверен.
Грайд злорадно прыснул со смеху на своей кровати.
— И ничего смешного! — спокойно возразил Чейз. — Штрафной — это всегда серьёзно. Я сам вон чуть не схлопотал за историю. И то высшего балла не получил, выкрутился уж не знаю как. С меня семь потов сошло, когда сдавал. Этот Миккейн просто самый настоящий садист. Это ж надо такие вопросики!
— Интересно, а хоть кто-нибудь вообще получил высший балл? — пожал плечами Долори, отвернувшись от маленького зеркальца с отбитым уголком, которое было приклеено к дверце его шкафчика с внутренней стороны.
— А как же! — Чейз многозначительно кивнул в сторону сладко посапывающего Ка.
— Интересно, как это у него получается? — снова спросил Долори, которого от штрафного отделяла всего пара баллов.
— Глубокая глотка! — с расстановкой и ядом в голосе произнёс Тод.
— Идиот, — с презрением скривился Чейз, уставившись в книжку.
— А что? — взвился Тод. — Да всем известно, что Миккейн — педофил! Ни одного пацана не пропускает! Особенно таких, у которых усы ещё расти не начали. А Ка что-то подозрительно хорошо со всеми учителями уживается!
Найт густо покраснел, вспомнив прикосновения учителя к своей руке, его взгляд и его мягкий, тёплый голос. Хм. Или вкрадчивый?…
— Чего случилось? — негромко спросил Бофи, когда Найт чуть приостановился и перестал разминать его плечи. Найт встрепенулся, продолжил, но было поздно: Бофи уже отодвинул его, привстал и картинно развёл руки в стороны.
— Господа! Как мы забыли про нашего юного вундеркинда! Мыш-то ведь тоже сдал на отлично!
— Ну а тебе как удалось? — пристал к нему с расспросами Долори. Остальные подняли заинтересованный гул.
— Я… Я просто… Я на вопросы отвечал. Вот и всё…
— Да ладно заливать! — отмахнулся Тод. — Там такие вопросики были, что даже профессор не ответит!
— Вовсе нет! — Найт широко и открыто улыбнулся. — На самом деле ничего сложного! Просто там головой надо думать было, а не зубрить готовые ответы, вот и всё!
— Слушай, да все знают, что наш детколюб на тебя запал, ещё с той первой лекции, когда он тебя назвал образцом человека, — показал зубы Тод.
— Ну колись-колись! Ну расскажи, как дело было! — вторил ему Долори, на лице которого, впрочем, играла лишь задорная улыбка, а не ехидная кривая ухмылка, как у Тода.
— Ну как, — краснея и сглатывая вязкую слюну, заговорил Найт, — я пришёл, сел, прочитал вопросы, и понимаю, что ничего не знаю, а потом мы начали говорить…
— Он тебя лапал, да? — не унимался Долори.
— Да нет же! — воскликнул Найт, и в его голосе пробились дрожащие нотки беспомощности. — Мы просто говорили об истории Империи, о странах, на территории которых она сейчас находится, ну и…
— Ну он же тебя к себе звал на чашечку чая? По ручкам же гладил эдак многозначительно? — Долори подошёл и уже нависал над Найтом, а тот мог лишь мотать головой из стороны в сторону, не зная, как же объяснить, как доказать ему…
Делейт тем временем закончил шнуровать второй ботинок, распрямил спину и, направляясь к двери, как бы нечаянно толкнул в плечо Тода, а Долори отскочил сам, догадавшись о его намерениях. Зато от Найта оба отстали.
Ещё несколько дней Найт боялся повторения неприятного разговора и допоздна отсиживался в мнемотеке, либо плавал в бассейне под водой, стараясь заплыть на глубокую половину, вызывающую священный ужас у первокурсников. Там было тихо, спокойно, и упругие толщи воды мягко толкали его в плоский живот, словно выгоняя из таинственной тёмной глубины.
Только один раз Найт пересёкся с Делейтом в мнемотеке.
Было поздно, раньше в это время уже давали сигнал к отбою, а сейчас в мнемотеке почти никого не было. Только едва слышно гудели сиреневатые лампы по периметру потолка. Ровными рядами стояли тяжёлые длинные столы, на которых темнели открытые или закрытые ноуты с выключенными мониторами, а на спинках стульев или на клавиатурах висели, словно спящие змеи, мнемокабели. За одним из столов Найт заметил Делейта. Синеватое мерцание экрана мягко освещало его сосредоточенное лицо. Найт приостановился, но затем смело прошагал в его сторону, бесшумно сел за соседний стол и пододвинул к себе ноут.
Делейт встрепенулся и вынул мнемокабель из маленького порта-отверстия на виске.
— Я мешаю? — спросил Найт негромко.
— Да сиди, — Делейт сунул руки в карманы форменного комбинезона, нахохлился и, громко топая ботинками, стремительно пошагал мимо, к выходу.
Найт проводил его взглядом и, поддавшись порыву, повернул к себе ноут, который Делейт забыл выключить. Экран показывал стандартную строку поиска и таблицу найденных соответствий, а также огромное количество фото. Поиск личности по Сети, причём каким-то образом Делейту удалось выйти из локальной сети Академии во внешнюю, общегосударственную. Он искал мужчину в возрасте от двадцати восьми лет по фамилии Лебэн.
