Особо следует заметить, что людей набирали далеко не случайных. Кадры министерства пропаганды выгодно отличались на общем партийно–административном фоне нацистской Германии. Прежде всего, там были заняты сравнительно молодые люди. Средний возраст чиновников составлял 39 лет. В целом это было на 5 лет меньше среднего возраста членов нацистской администрации и на 10 лет меньше возраста государственной партийной верхушки. Семьи, откуда пришли на службу будущие работники министерства, как правило, играли заметную роль в истории еще кайзеровской Германии. Соответственно, уровень образованности чиновников министерства был намного выше, чем у тех, кто был занят в других министерствах и ведомствах. Примерно половина имела университетские дипломы, в то время как общий показатель кадров с высшим образованием в иных министерствах составлял лишь 25%. В два раза больше было и тех, у кого имелись университетские ученые степени. Третья часть кадров получила гуманитарное образование. А это было вообще не характерно для нацистской Германии, где гуманитарии редко занимали действительно важные посты в администрации. Итак, лучшими рекомендациями при приеме на работу служили высшее гуманитарное образование и научные регалии. Подобная политика подбора кадров не замедлила принести свои плоды: работники Геббельса обладали именно теми знаниями, которые были необходимы хорошим пропагандистам.
Выгодно отличаясь от других министерств по составу работников, новая организация имела, с одной стороны, традиционное для третьего рейха структурное построение, что выражалось в замкнутости на центральную фигуру руководителя, с другой стороны — более четкую систему ответственности каждого из сотрудников. В вопросе организации министерства наиболее наглядным источником являются воспоминания главы отделения Немецкой прессы Г. Фриче[79]. Восстановленная им по памяти структура министерства хотя и не является стопроцентно полной, однако верить этой схеме можно[80].
Помимо перечисленных отделов существовали еще и те, которые не были упомянуты в показаниях Фриче. В частности, отдел связи с Верховным командованием германской армии, а также особый отдел по связям с тайной государственной полицией[81].
Сказать, что в министерстве Геббельса, в отличие от всех других министерств, все было четко, ясно и понятно, — это несколько преувеличить. Там царила почти та же неразбериха, что и всюду. Но именно это «почти» делало министерство пропаганды одним из наиболее успешных в рейхе.
Говоря о неразберихе, я имею в виду прежде всего отсутствие четко поставленных задач перед каждым из отделений. Зачастую отделы и секторы занимались вопросами, иногда лишь отдаленно связанными с теми, для которых они были созданы. Для того чтобы представлять себе, насколько отдаленно, достаточно рассмотреть, например, перечень проблем, представлявших интерес для отдела пропаганды: политическая и культурно–политическая пропаганда, разведка с целью пропаганды, здоровье нации и социальная политика, экономика, работа с имперскими ведомствами пропаганды, проблемы молодежи и спорта, домашнее хозяйство, подготовка мирных договоров и целый ряд иных вопросов.
Круг людей, непосредственно отвечавших за решение всей этой уймы проблем, как ни странно, был весьма ограничен. Помимо Геббельса всем занимались три госсекретаря[82], возглавлявших соответственно три отделения министерства. Первое отделение включало в себя три подотдела: немецкой прессы, иностранной прессы, журнальной прессы. С 1933 по 1937 год оно возглавлялось госсекретарем Вальтером Функом. На свою беду, Функ оказался тем человеком, карьере которого в свое время Геббельс завидовал. Неудивительно, что, будучи человеком довольно злопамятным, министр пропаганды не мог отказать себе в удовольствии осложнить Функу жизнь. Как следствие, Функ не долго задержался на своем посту. В 1937 году его сменил Отто Дитрих[83], который остался на должности статс–секретаря до 1945 года, до конца Третьего рейха.
Нельзя сказать, что между министром и новым госсекретарем установились ровные рабочие отношения. Скорее возникло то, что называется «террариумом единомышленников», — вынужденное сотрудничество при взаимном презрении и нелюбви.
Второе отделение министерства включало в себя подотделы домашнего хозяйства, права, пропаганды, радио, фильмов, транспорта, заграницы, театра, музыки, литературы, изобразительного искусства, отдел кадров. Позже добавился подотдел занятых восточных территорий под руководством доктора Тауберта. Все эти подотделы контролировались последовательно сменявшими друг друга статс–секретарями Ханке[84], Гуттерером[85], Науманном[86]. Ханке не долго продержался на своем посту. Министр избавился от него при первой же возможности. Связано это было не с его профессиональными просчетами, как можно было бы предположить, а с причинами исключительно личного свойства. Даже по прошествии лет, встречаясь с ним, Геббельс не пытался наладить отношения. В частности, в его дневнике, в записях за 1941 год, Ханке был упомянут лишь в следующем контексте: «Шпортпаласт подготовлен (для выступления фюрера)… Ханке тоже присутствовал там. Я игнорировал его»[87]. Причина подобной немилости кроется в том, что когда в свое время Геббельс очень серьезно увлекся актрисой Лидой Бааровой, то Ханке сделал все, чтобы использовать ситуацию в своих целях. Всячески поддерживая фрау Геббельс[88], он одновременно проводил интригу, которая едва не закончилась отставкой министра. Дело в том, что глава СС Генрих Гиммлер на ту пору активно пытался ограничить амбиции Геббельса и, естественно, воспринял его личную драму как подарок судьбы. Именно Гиммлера и избрал Ханке в качестве высокого покровителя. Будучи поставленным перед выбором: любовь или карьера, Геббельс выбрал карьеру. Все пошло своим чередом: семья Магды и Йозефа Геббельсов по–прежнему являла собой образец немецкой семьи. Однако Ханке не простили его отступничества. Лишь перед самым концом войны Геббельс, забыв личные счеты, отдаст должное профессионализму своего бывшего подчиненного. Дело в том, что в 1945 году Ханке, будучи комиссаром обороны Нижней Силезии, организовал эвакуацию гражданского населения, а позже вместе с генералом Г. Нихофом возглавил оборону Бреслау.
«Фюрер наградил Ханке золотым немецким орденом. Стало быть, Ханке — второй после Хирля немец, получающий этот орден, хотя и более низкой степени. Ханке, как он сообщает по телефону, очень счастлив. Он считает положение в Бреслау крайне критическим и не уверен, долго ли еще сможет продержаться. Как бы там ни было, надо приветствовать, что он удостоен такой высокой награды. Он держится превосходно, и его боевой дух делает честь партии»[89].
Насколько искренним было дружеское участие Геббельса, можно только догадываться, но очевидно, что этим людям нечего уже было делить.
«Вечером по радио передавалась из осажденной крепости Бреслау речь гауляйтера Ханке. Она захватывает силой воздействия и преисполнена достоинства и высокой политической морали, заслуживающих восхищения. Если бы все наши гауляйтеры на востоке были такими и работали так, как Ханке, то наши дела обстояли бы лучше, чем они обстоят в реальности. Ханке — выдающаяся фигура среди наших гауляйтеров, действующих на востоке. В нем видна берлинская школа».
Крепость сдалась лишь 7 мая 1945 года.
О следующем человеке, занявшем пост статс–секретаря, довольно трудно сказать что‑то определенное, поскольку характеристики Гуттерера, даваемые ему коллегами, отличались редкостным разнообразием. По словам одних, он был «человеком, желавшим служить не противореча, и подхалимом, ориентированным лишь на личный успех», другие видели его как человека «неотесанного и изрекающего банальности оратора и личность, не способную никого вдохновить», третьим он представлялся как «человек неописуемой энергии и способности тщательнейшим образом вникнуть во все детали», и, наконец, четвертые уверяли, что он в сущности «не поверхностный, компетентный, а в своей основе порядочный и прямодушный парень».
Сложно сказать, какое из этих определений ближе к истине, но факт остается фактом: «порядочный и прямодушный парень» увлекся операциями на черном рынке и был удален со своего поста в ходе борьбы с незаконной торговлей. Примечательно, что с Геббельсом у него остались вполне приемлемые отношения. Министр даже «прикрыл» своего бывшего подчиненного от грозивших ему преследований.
Пришедший на смену Гуттереру Вернер Науманн сумел стать образцом буквально во всем. Фантастическая преданность делу, доходившая до фанатизма, аккуратность, профессионализм — все это не осталось незамеченным ни Гитлером, ни Геббельсом. Больше не было нужды подыскивать достойного статс–секретаря, он был найден.
